Эрл Стенли Гарднер

Дело о предубежденном попугае

Глава 1

Перри Мейсон сердито посмотрел на пачку писем, к которым была приложена бумажка со словами: «Важная корреспонденция, требующая ответа».

Делла Стрит в белоснежной блузке напоминала энергичную медсестру, ассистирующую при сложной операции. Деловито-озабоченным голосом она сообщила:

– Я их все тщательно просмотрела, шеф. Верхние письма вы просто обязаны прочитать и дать на них ответ. Половину пачки снизу я уже убрала.

– Что это за половина пачки? – с любопытством спросил адвокат.

– Ту корреспонденцию мы получили уже давно, шеф. Слишком давно.

Мейсон откинулся в своем вращающемся кресле, скрестив длинные ноги, лицо его приобрело особенное выражение, словно он занимался перекрестным допросом свидетеля.

– Отвечайте-ка без уверток, мисс Делла. Те письма находились раньше в ящике вместе с «важной корреспонденцией»?

– Да, сэр.

– И вы периодически просматриваете этот материал?

– Да.

– И исключаете из него все, что не требует моего личного вмешательства?

– Ну да.

– И сегодня утром, двенадцатого сентября, вы изъяли большую пачку корреспонденции из этого ящика?

– Совершенно верно, – подтвердила Делла, ее глаза лукаво поблескивали.

– Могу ли я узнать, сколько писем?

– Пятнадцать-двадцать.

– Вы сами на них ответили?

Она с улыбкой покачала головой.

– Что же вы с ними сделали?

– Переложила в другой ящик.

– В какой?

– С устаревшей корреспонденцией.

Мейсон довольно хохотнул.

– А ведь это прекрасная мысль! Сначала поместить запросы в «важные», требующие немедленного ответа, и пусть они там лежат до тех пор, пока время не лишит их актуальности, тогда их можно со спокойной душой сплавить в «устаревшие». Таким образом отпадает необходимость вести переписку, можно не волноваться, не расходовать умственную энергию на сочинение ответов, на всю эту писанину, которую я ненавижу… – Он продолжил свой монолог: – Вещи, в свое время казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Это напоминает телеграфные столбы, убегающие от пассажира, который следит за ними из вагона скорого поезда. Сначала они поражают своими размерами, но потом превращаются в невидимую точку где-то на горизонте. То же самое случается с большинством вещей, которые нам представляются значительными.

Делла смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

– Действительно ли столбы уменьшаются в размере, шеф, или же нам это только кажется?

– Разумеется, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся. На месте старых появляются новые, которые и завладевают нашим вниманием. Столбы всегда одинаковы. Но по мере того как ты от них удаляешься, они… – Спохватившись, он сказал: – Одну минуточку. Не пытаетесь ли вы указать мне на ошибочность моих рассуждений?

Видя ее торжествующую улыбку, он поморщился.

– Мне недавно сказали, что спорить с женщиной бесполезно. Ладно, мисс лисичка, берите-ка свой блокнот, мы сейчас ответим на эти проклятые письма!

Он развязал тесемку, распечатал самое верхнее письмо, которое оказалось от известной адвокатской конторы, просмотрел его и распорядился:

– Напиши им, что меня это дело не интересует, даже если бы они удвоили гонорар. Банальное убийство. Молодой женщине наскучил старик муж, она застрелила его, а теперь стонет и плачет, будто он напился и хотел ее избить. Она прожила с ним целых шесть лет, его пьянство для нее не новость, а рассказы о том, что он хотел ее убить, не совпадают с показаниями других свидетелей.

– Что из сказанного я должна написать? Нужно ли сообщить твои соображения по делу?

– Только то, что я не заинтересован в их предложении. Бог мой, еще одно… Мошенник, уговоривший целую группу людей приобрести необеспеченные акции, жаждет, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона! – Мейсон сердито отодвинул в сторону всю пачку. – Знаешь, Делла, мне бы хотелось, чтобы публика научилась отличать солидного адвоката, представляющего людей, обвиненных в преступлениях, от адвокатишки, который всего лишь безгласный соучастник в дележе прибылей от преступлений.

– В чем же разница?

– Преступление всегда личное. Улики же безлики. Я никогда не берусь за дело, пока у меня нет внутренней уверенности в том, что мой клиент не мог совершить предъявленного ему преступления. Но если я пришел к такому выводу, я не сомневаюсь, что должно быть какое-то несоответствие между самыми, казалось бы, бесспорными уликами и теми выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.

Делла рассмеялась.

– В этой интерпретации ваши обязанности скорее смахивают на работу детектива, чем защитника.

– Нет, это совсем разные профессии. Детектив только собирает вещественные доказательства. Постепенно он приобретает опыт и знает, где и что надо искать, к кому за чем обращаться и как действовать. Ну, а адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их одно с другим. Он мало-помалу узнает…

Его прервал звонок телефона, стоявшего на столе у Деллы Стрит. Сняв трубку, она послушала, попросила минуточку подождать и затем, прикрыв рукой трубку, повернулась к Перри Мейсону.

– Вы хотите видеть некоего Чарлза Сейбина по вопросу величайшей важности? Мистер Сейбин говорит, что готов уплатить любую сумму за консультацию.

– Смотря чего он хочет. Если это дело об убийстве, я его приму. Но если ему желательно, чтобы я занялся каким-нибудь нудным спором о наследстве или земельной тяжбой, тогда нет… Стоп! Как его зовут?

– Сейбин. Чарлз Б. Сейбин.

– Где он сейчас?

– В холле.

– Пусть подождет пару минут. Узнай, не родственник ли он Фремонту К. Сейбину.

Делла задала этот же вопрос по телефону, и дежурная справилась у посетителя. Выяснилось, что это родной сын мистера Фремонта К. Сейбина.

– Я приму его, – сказал Мейсон, – но только минут через десять. Иди посмотри на него, Делла, и отведи в юридическую библиотеку. Пусть он там посидит. Принеси мне утренние газеты. Это, дорогая моя, весьма любопытный случай…

Нагнувшись за газетой, Мейсон нечаянно сбросил со стола всю пачку важной корреспонденции, даже не обратив на это внимания.

Отчет об убийстве Фремонта К. Сейбина занимал почти всю первую страницу, на второй и третьей были помещены его фотографии. Сразу было видно, что это человек незаурядный и волевой.

Известные факты в газете были преподнесены так, что невольно будоражили воображение. Фремонт К. Сейбин, эксцентричный миллионер, в последнее время отошел от дел и передал все в ведение сына Чарлза, сам же превратился в затворника. Иногда он отправлялся путешествовать в машине военного образца, не слишком комфортабельной, но маневренной, останавливался в кемпингах, знакомился с другими туристами, рассуждал о политике, обменивался мнениями. Никто из его путевых знакомых не догадывался, что этот человек в засаленном дорожном костюме, застенчивый, со спокойными серыми глазами, является владельцем по крайней мере двух миллионов долларов.

Порой он исчезал на несколько недель, бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки, живя в том нереальном мире, который создавали книги. Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он часто бывал в своей горной хижине, стоящей на поросшем корабельными соснами склоне, неподалеку от бурного ручья. Там он мог сидеть целыми часами на пороге, вооружившись морским биноклем, наблюдая за жизнью птиц, приручал белок и бурундуков, читал книги и требовал только одного – чтобы его оставили в покое.

Ему недавно исполнилось шестьдесят. Он представлял собой странную фигуру, поскольку редко кто способен отказаться от всего того, что дают деньги и положение в обществе. А ведь у него были неограниченные возможности. Кстати, он не был сторонником филантропии, считая, что милостыня развращает человека. Каждому дано достичь успеха, будь у него на то желание и настойчивость. А если человек привыкает полагаться на внешнюю помощь, у него постепенно ослабевает сила воли.

Газета поместила интервью с Чарлзом Сейбином, сыном убитого, в котором тот пытался объяснить отцовский характер. Мейсон прочитал его с большим интересом. Фремонт Сейбин считал, что жизнь – это постоянная борьба, от которой он сам никогда не отказывался. По его мнению, конкуренция вырабатывает характер. Победа имела для него значение в том смысле, что она отмечала достижение намеченной цели. Поэтому достижение победы при помощи других людей утрачивало всяческую ценность, переставало быть очередной вехой на пути прогресса.

Старший Сейбин ассигновал колоссальные средства на благотворительность, но при этом оговорил, что они предназначены лишь для людей, неспособных участвовать в жизненных сражениях: для инвалидов, престарелых и больных. Тем, кто может продолжать борьбу за существование, Сейбин ничего не предлагал. Право на благополучное существование, по его мнению, не даровалось свыше, а завоевывалось. Таким образом, если ты лишал человека этого права, ты тем самым отнимал у него возможность выжить.

Как раз в тот момент, когда Мейсон закончил читать этот раздел статьи, в кабинет возвратилась Делла Стрит.

– Ну? – спросил адвокат.

– Интересный человек. Конечно, он ужасно переживает из-за этой истории. Своего рода шоковое состояние, но отнюдь не истерика, а «эффектное» горе. Он спокоен, собран и решителен…

– Сколько ему лет? – спросил Мейсон.

– Года тридцать два – тридцать три. Одет пристойно. Основное впечатление, которое он производит, – это необычайное спокойствие. Тихий голос, приятный и четкий. Холодные голубые глаза глядят необычайно настойчиво.

– Кажется, я представляю, что ты имеешь в виду, тридцать раз повторяя слово «необычайно». Ну, а внешне – представительный?

– Да. Широкоплечий, скуластый, с твердым ртом. Похоже, он много думает. Во всяком случае, создается такое впечатление.