Булычев Кир
Связи личного характера
Кир Булычев
Связи личного характера
Цикл - "Гусляр"
Сидели на дворе, играли в домино. Дело было летом, после дождя, в хорошую погоду. Облака, вытряся воду, плыли над головой пышные и умиротворенные, лужи сохли быстро, от них поднимался невидимый пар, скоро идти ужинать, игра малость приелась, и пришло время побеседовать о разных вещах. - Устал я сегодня чего-то, - сказал Василь Васильич, принюхиваясь к сложным ароматам, слетавшимся вниз, к игрокам из двенадцати кухонь дома. - Жарко было, - согласился Валентин Кац, размешал костяшки и спросил товарищей: - Еще одну "рыбу" забьем? И в этот момент во двор вошел Корнелий Удалов. Был он потен, светлые волосики завились, штаны грязные, пиджак через плечо, в руках, вся в белых потеках, банка из-под белил. В ней болтается малярная кисть. - Корнелий-то, - сказал Погосян, - Корнелий стал маляром, да? - Дурачье, - сказал Удалов, покосился на свои окна, не наблюдает ли за ним жена его Ксения, и, поставив банку посреди двора, уселся на скамью. - История со мной случилась, - сказал он. - Фантастическая. - Всегда с тобой что-нибудь случается, - сказал Валентин. - Может, все-таки забьем еще одну "рыбу"? - Что за история, а? - спросил Погосян. Удалов, которому очень хотелось поговорить, сразу ответил: - Дорогу на Грязнуху знаете? К санаторию? - Ну. - Так вот там все и произошло. Не было сегодня дороги. - Куда же она, болезная, делась? - Даже не знаю, что на это ответить, - сказал Удалов. - Рано человечеству об этом знать. - Ты, Корнелий, не крути, - обиделся Василь Васильич. - Ты всегда в истории попадаешь. И придаешь им космическое значение. - Вот именно что космическое. Не менее чем космическое. - Ясно, - сказал из открытого окна своей комнатки Грубин, который весь этот разговор отлично слышал, - занимался работой скучной, но творческой, вырезал на рисовом зерне "Песнь о вещем Олеге". - Ясно, американцы с Луны камень везли, обронили на полдороге и по Корнелиевой дороге угодили. - Циник ты, Грубин, - сказал с тоской Корнелий Удалов. И видно всем было, что и в самом деле очень ему хочется рассказать, но пока не решается. На выступающих частях его пухлого лица показались капельки пота. - Циник ты, Грубин, и самое удивительное, что почти угадал, хотя не можешь себе представить всей глубины такого события. Я же слово дал, почти подписку, что не разглашу. - Ну и не разглашай, - сказал Грубин. - Ну и не разглашу, - сказал Удалов. - Нужны нам твои истории, - сказал Грубин, который, несмотря на эти резкие слова, был лучшим другом Удалова. - Так что с дорогой приключилось? - спросил Валя Кац. - А то меня сейчас жена ужинать позовет. - Не поверите, - сказал Удалов. - Не поверим, - согласился из окна Грубин. Но Удалов уже решился на рассказ, не слышал грубинских слов, глаза у него помутнели и приобрели отсутствующее выражение, с каким былинные сказители в отдаленные времена вынимали гусли из торбы, обращали лицо к самому князю и начинали разворачивать длинное, увлекательное повествование, правдоподобное для слушателей и совсем невероятное для потомков. - Я сегодня до Грязнухи пешком пошел, - сказал Удалов. - До маслозавода автобусом, а там пешком. Нам через месяц нужно будет в санатории крышу перекрывать. Вот и пошел посмотреть. - А как же твой, Корнелий, персональный грузовик? - спросил Грубин. - Машина в Потьму за генератором ушла. А я в санаторий отправился. А куда мне спешить, я спрашиваю? Куда мне спешить, если дорога лесом, местами над самым берегом, птицы поют, вокруг никакого движения и даже отдыхающих не видно. - А это правда, что санаторий прикрыли? - спросил Василь Васильич. - Временно, - сказал Удалов. - Временно грязевой источник иссяк. Будем, наверно, нарзан возить. Это как решим. Вот я их и встретил. - Отдыхающих? - Каких отдыхающих? Людей на "Москвиче". Целая семья. Туристы, наверное. На крыше все привязано: и палатка, и матрац, и детская коляска. Потому я к ним и не подсел - пять человек в машине. - Зачем тебе к ним подсаживаться? - Как "зачем"? Чтобы до санатория подбросили. - Так они же тебе навстречу ехали. - Нет, Валентин, ты все путаешь. Сначала они меня обогнали. И я к ним не подсел. Куда спешить? А потом они обратно поехали. Навстречу. Он сам, который за рулем сидит, бледный весь, детишки плачут, высунулся из машины и машет рукой - давай в смысле обратно. Вот, думаю, чудак. Не знал я еще, что меня ждет за поворотом. - За поворотом Корнелия ждал холодный труп, - сказал Грубин. - Не перебивай, - возмутился Погосян. - Человек рассказывает, понимаешь, а ты перебиваешь. - За поворотом меня ждал знак. "Идут дорожные работы", знаете такой знак? Треугольный, а в нем человек с лопаткой. Я даже удивился, какие такие дорожные работы без ведома ремстройконторы? Город наш небольшой, и не может быть неизвестных работ. И еще меня удивило, что знак странный. Плохо выполнен с точки зрения художественного образа. У рабочего три ноги. - А кто у нас знаки делает? - Знаки из Вологды присылают. Знаки - дело милицейское. Да не в этом дело. Плохой ли знак, хороший, но что характерно - три ноги. - Хулиганство, - сказала старуха Ложкина, которая своего мужа покормила и теперь высунулась в просвет между аквариумом и канареечной клеткой, чтобы послушать интересную историю. - И я так подумал, - согласился Удалов. - И еще меня люди в "Москвиче" обеспокоили. Чего они испугались? - Хулиганство, ясное дело, хулиганство, - повторила старуха Ложкина. - Знак, значит, стоит, закопан в землю, а из-за поворота слышны звон металла и всевозможные звуки строительных работ. Делаю еще десять шагов, признаюсь, что делаю их со всей осторожностью. Вижу: поперек дороги барьер. И на нем надпись черными буквами: "Проезд воспрещен". А прямо за барьером разворачивается бульдозер странного вида, а на бульдозере сидит, вы мне не поверите, инопланетный пришелец из космоса, и у него четыре руки и три глаза. - Во дает, - сказал Погосян, который ничему не поверил. - Валентин, обед стынет! - крикнула жена Каца из окошка. - Погоди, - сказал Кац. - Дослушаю и приду. - Вы только подумайте, что делается, - сказала жена Каца через весь двор старухе Ложкиной. - Валентин не бежит, когда его зовут кушать! - На голове у него был прозрачный шлем, как у космонавтов, - продолжал Удалов, прикрыв глаза, чтобы яснее представить эту картину. - Из шлема торчат проводочки, а костюм на нем оранжевого цвета. Он меня увидел, вида не подал, заглушил мотор, соскочил на землю, и вижу я, что ног у него минимум три, и что характерно - все в различной обуви. Я поздоровался, потому что был в состоянии шока, и он мне тоже говорит: "Здравствуйте". - Во дает! - сказал Погосян. - "Здравствуйте", значит, на межпланетном языке, а Корнелий, ясное дело, ему обучен, да? - С детства, - согласился с шуткой Грубин, который оставил свое дело и ни слова из сказанного не пропускал. - Он мне сказал по-русски, - возразил Удалов. - Ну и я ему ответил: "Кто дал указание работы проводить?" - Конечно, - сказал Грубин. - Видим мы человека на трех ногах, гостя из далеких звездных миров, и вместо "добро пожаловать" сразу ему ляпаем: "Кто дал указание?" - Я перепугался, - сказал Удалов. - В другом случае я бы ему все как надо сказал. А тут с перепугу взял быка за рога. - А у него и рога были? - удивилась старуха Ложкина. - Это он фигурально, - сказал Василь Васильич. - Я пошел, - сказал Погосян. - Я пошел, а то он меня вместо ужина, понимаешь, баснями кормит. Но Погосян никуда не ушел. Ему хотелось, чтобы его стали останавливать, говорить, что все это шутка, но никто не останавливал и не говорил. Все знали, что, хотя у Удалова сильно развито воображение, хотя он человек нервный, он крайне правдив. - Я его спрашиваю, - продолжал между тем Удалов, - а он машет своими ручонками и говорит: "Скандал, безобразие получается". - Крупные они, пришельцы? - спросил Василь Васильич. - Нет, не крупные, с третьеклассника, - сказал Удалов. - Я так и думал, - сказал Василь Васильич. - Откуда им быть крупными? - Я хотел под шлагбаум подлезть, а он сначала не пускал, на надпись показывал, лопотал, что проход воспрещен. Ну я ему и указал, что являюсь начальником ремстройконторы города Великий Гусляр, на окраине которого он ведет неизвестные работы. - И не испугался? - Испугался я потом, - признался Удалов. - А сначала меня взяло возмущение. Ездит тут на бульдозере, не пускает, людей пугает, и, что характерно, бульдозер также не нашей марки. Тогда пришелец этот оробел и говорит мне: "Извините, не будете ли так любезны проследовать за мной, поговорить с нашим руководством?" Жена Каца высунулась из окошка по талию и чуть не свалилась вниз. - И ты пошел? - А чего же? Пошел. Подлез под шлагбаум, завернул за поворот, а там за холмиком открылось мне удивительное зрелище. И тогда я внутренне все осознал. Дорога там метров на тридцать была полностью разрушена, будто по ней громадным молотком стукнули или лавину обрушили сверху. Но я то сразу понял, в чем фокус, - пониже на склоне лежала, накренившись, их летающая тарелочка. - А какие опознавательные знаки были? - спросил подозрительно Погосян. - Без опознавательных знаков, - сказал Удалов. - Им это не нужно. Лежала эта тарелочка, вокруг нее масса пришельцев. Одни тарелочку чинят, другие на дороге возятся. Техника, приспособления, дорожные машины - удивительно даже, сколько добра в этой тарелочке поместилось. Грубин вылез из окна - ноги сначала, сам потом - и подошел поближе. - Я их спрашиваю: "Вынужденная посадка?" Из толпы ко мне один подходит, тоже на трех ногах, и отвечает: "Безобразная посадка. Хулиганская посадка. Я, скажу честно, сделал штурману строгое предупреждение". Я спрашиваю: "Зачем же так строго?" И тогда он отвечает... В этот момент Удалов прервал свои речи, ибо почувствовал, как Шехеразада, что слушатели полностью захвачены повествованием. Удалов повернулся к своему окну и строго спросил: - Ксения, скоро ужинать? Ксения ничего не ответила. - Успеешь еще, поужинаешь, - сказал Кац. - Ты сначала свою байку доскажи. - Кому байка, а кому действительность, - сказал Удалов, и никто не засмеялся. - Давай дальше, - сказал Василь Васильич. - Прохладно становится. - Я спрашиваю, значит, - продолжал Удалов, закуривши. - "Почему так строго?" А мне главный пришелец отвечает: "А что делать? Представьте, говорит, - себя на нашем месте. Прилетаем мы на чужую планету. Имеем, говорит, - строгий приказ в контакты не входить, а лишь проводить визуальные наблюдения. Туземные, - говорит, - цивилизации, должны развиваться по своим законам". - Это кто такие туземные цивилизации? - спросил Погосян. - Мы, - ответил за Удалова Грубин. - Мы не туземная, - сказал Погосян. - Это оскорбительное слово. Мы, что, получается, голыми бегаем? Голые, да? - Не оскорбляйся, - сказал Грубин. А Удалов между тем продолжал: - "Избираем, - говорит мне главный пришелец, - тихое место на окраине мелкого городка..." - Это кто такой мелкий городок? - спросил Погосян. - Великий Гусляр мелкий городок, да? - "Избираем мелкий, тихий городок, хотим сесть неподалеку, чтобы собрать образцы растительной флоры и сделать всякие снимки. И вот по вине этого головотяпа штурмана совершается катастрофа!" - И правильно, - сказала старуха Ложкина. - Правильно, что строго предупредили штурмана. Если пустили в космос, так работай, а ушами не хлопай. - Может, он увидел сверху, какая прекрасная наша земля в окрестностях Великого Гусляра, - сказала жена Каца, - и рука у него дрогнула? - А что, ихние предупреждения, они с изоляцией или как? - спросил Василь Васильич. -