Рэй Брэдбери
Задача на деление
— Да ты никак замок сменила!
Сбитый с толку, он стоял в дверях и смотрел на круглую дверную ручку, которую пытался повернуть одной рукой, сжимая в другой старый ключ.
Она убрала ладонь с такой же ручки, только по другую сторону двери, и ушла в дом.
— Чтобы чужие не ходили.
— Чужие! — вскричал он. Еще раз покрутил ручку, со вздохом убрал в карман ненужный ключ и прикрыл за собой дверь.
— Хотя, наверно, так и есть. Мы теперь чужие.
Стоя посреди гостиной, она смотрела на него в упор:
— Что ж, приступим.
— Похоже, ты уже приступила. Ну и ну. — Он обвел глазами многочисленные стопки книг, с предельной аккуратностью сложенные на полу. — Неужели нельзя было подождать меня?
— Зачем терять время? — Она указала подбородком сначала налево, потом направо. — Эти — мои. А вот те — твои.
— Давай хотя бы посмотрим.
— Сделай одолжение. Смотри, сколько хочешь, но все равно: эти — мои, а вот те — твои.
— Нет, так не пойдет! — Он наклонился и стал перекладывать книги, хватая по одной то справа, то слева. — Придется начать с самого начала.
— Ты сейчас все перепутаешь, — возразила она. — А я, между прочим, потратила уйму времени, чтобы их рассортировать.
— Что ж поделаешь. — Тяжело дыша, он опустился на одно колено. — Придется потратить еще какое‑то время. «Психоанализ по Фрейду»! Вот видишь? Как эта книга попала в мою стопку? Терпеть не могу Фрейда!
— Я просто решила от нее избавиться.
— Избавиться? Таким способом? Нечего навязывать всякий хлам чужому человеку, даже если это твой бывший муж. Значит, надо делить не на две, а на три части: для тебя, для меня и для Армии Спасения.
— Вот и забери с собой книжки для Армии Спасения — не я же буду этим заниматься.
— А почему, собственно? Позвони прямо сейчас. С какой стати я должен тащить эту макулатуру через весь город? Не проще ли…
— Ладно, ладно, успокойся. Не надо разбрасывать книги. Просмотри сначала мои стопки, потом свои. Если будут какие‑то возражения…
— Я уже вижу: на твоей стороне лежит мой Тэрбер[1] — что он там делает?
— Ты сам подарил мне этот томик на Рождество десять лет назад. Неужели не помнишь?
— Разве? — сказал он и задумался. — Да, верно. Ну, хорошо, а что там делает Уилла Кэтер[2]?
— Ты мне подарил ее на день рождения двенадцать лет назад.
— Сдается мне, я тебя слишком баловал.
— Да, черт возьми, было дело. Жаль, что прошлого не вернуть. Может, не пришлось бы теперь делить эти книги, будь они неладны.
Он вспыхнул, отвернулся и осторожно подвинул одну из ее стопок носком ботинка.
— Карен Хорни[3] — мне она даром не нужна, зануда порядочная. Юнг[4]… Юнг получше будет, меня он всегда интересовал, но так и быть, можешь оставить себе.
— Ах, какое великодушие.
— Для тебя ведь на первом месте всегда были мысли, а не чувства.
— Тот, кто готов опуститься на любую подстилку, не вправе рассуждать ни о мыслях, ни о чувствах. Тот, у кого на шее засосы…
— Мы это уже обсуждали, сколько можно? — Он снова опустился на колени и стал водить пальцами по заглавиям на книжных корешках. — Ага, Кэтрин Энн Портер, «Корабль дураков» — неужели ты это одолела? Ладно, пользуйся. Рассказы Джона Колльера[5]! Ты прекрасно знаешь: этот сборник — из числа моих любимых! Забираю его себе.
— Нет, погоди! — запротестовала она.
— Забираю. — Вытащив книгу из середины стопки, он швырнул ее на пол.
— Осторожно! Испортишь обложку!
— Моя книга, что хочу, то и делаю. — Он подтолкнул сборник ногой.
— Представляю, если бы ты заведовал городской библиотекой, — сказала она.
— Так, Гоголь: не интересуюсь, Сол Беллоу[6]: не интересуюсь, Джон Апдайк[7]: стиль — неплохой, но мысли нет. Не интересуюсь. Фрэнк О'Коннор[8]? Ладно, бери себе. Генри Джеймс[9]? Не интересуюсь. Толстой — не упомнить, кого как зовут: вроде даже интересно, только очень много наворочено, — оставь себе. Олдос Хаксли[10]? Стоп! Ты прекрасно знаешь, что я ценю его эссе куда больше, чем романы!
— Собрание сочинений нельзя делить!
— Это еще почему? Ты собираешься поделить даже малыша. Романы оставь себе, а идеи заберу я.
Схватив три тома, он метнул их по ковру на другую половину гостиной.
Перешагнув через книги, она принялась изучать стопки, которые сама сложила для него.
— В чем дело? — возмутился он.
— Надо кое‑что пересмотреть. Заберу‑ка я назад Джона Чивера[11].
— Еще чего?! Тебе — что получше, а мне — что получится? Чивера не тронь. Вот тебе Пушкин. Скука. Роб‑Грийе[12] — скука на французский манер. Кнут Гамсун[13]? Скука на скандинавский манер.
— Хватит навешивать ярлыки. Нечего заноситься, как будто я двоечница. Рассчитываешь забрать самые ценные книги, а меня оставить с носом?
— Можно и так сказать. Эти дутые авторитеты только и делают, что копаются друг у друга в пупках, поют взаимные дифирамбы на Пятой авеню и всю дорогу палят холостыми!
— Диккенс, по‑твоему, тоже дутый авторитет?
— Диккенс?! На протяжении этого века ему не было равных!
— И то слава богу! Если ты заметил, тебе достается весь Томас Лав Пикок[14]. Вся фантастика Азимова. А это что, Кафка? Сплошные банальности.
— Так кто из нас навешивает ярлыки? — Он нетерпеливо перебирал то ее стопки, то свои. — Пикок. Едва ли не величайший юморист всех времен. Кафка? Глубина. Блистательное безумие. Азимов? Гений.
— Ох, скажите на милость! — Она села в кресло, положила руки на колени и наклонилась вперед, кивая в сторону книжных гор. — Кажется, я начинаю понимать, где между нами прошла трещина. Твои любимые книги для меня — чепуха. Мои для тебя — барахло. Мусор. Почему мы этого не заметили десять лет назад?
— Мы многого не замечаем, пока… — он запнулся, — …пока любим.
Наконец‑то это было произнесено вслух. Откинувшись на спинку кресла, она неловко сложила руки на груди и чопорно сдвинула колени. В глазах появился предательский блеск.
Он отвел взгляд и принялся мерить шагами комнату.
— Дьявольщина, — пробормотал он, с осторожностью трогая ногой то одну, то другую стопку. — Мне плевать, что куда попало. Какая разница, я ведь…
— Сможешь все увезти за один раз? — тихо спросила она, глядя на него в упор.
— Думаю, да.
— Помочь тебе погрузить книги в машину?
— Нет, не надо. — В комнате опять повисло долгое молчание. — Я сам.
— Точно?
— Абсолютно.
С тяжелым вздохом он потащил к дверям первую охапку книг.
— У меня в багажнике есть коробки. Сейчас принесу.
— А остальное не будешь просматривать? Может, ты сочтешь, что там много лишнего.
— Вряд ли, — отозвался он. — Ты знаешь мой вкус. Я же вижу — все рассортировано с умом. Просто не верится: как будто ты взяла лист бумаги и аккуратно разрезала пополам.
Он перестал громоздить книги у дверей и окинул взглядом сначала один книжный вал, потом все другие литературные крепости с башнями и, наконец, свою жену, зажатую на нейтральной полосе. Где‑то далеко‑далеко, в противоположном конце.
В это время из кухни примчались две черных кошки, одна крупная, другая поменьше; они начали скакать по шкафам и полкам, а потом так же внезапно исчезли, не издав ни звука.
У него дрогнула рука. Правая нога развернулась носком к открытой двери.
— Нет, не надо! — остановила она. — Здесь кошкам вольготнее. И Мод, и Модлин останутся со мной.
— Но ведь… — начал он.
— Нет, — отрезала она.
Снова наступила пауза. У него понуро опустились плечи.
— Черт побери, — вполголоса сказал он. — На кой мне эти книги? Оставь себе.
— А через пару дней ты передумаешь и приедешь за своей долей.
— Мне они не нужны, — бросил он. — Мне нужно совсем другое.
— В том‑то и ужас, — сказала она, не двигаясь. — Я все понимаю, но изменить ничего нельзя.
— Да, видимо, так. Сейчас вернусь. Надо сходить за коробками. — Открыв дверь, он еще раз недоверчиво оглядел новый замок. Достал из кармана старый ключ и положил на столик в прихожей. — Это можно выбросить.
— Конечно, — подтвердила она, но так тихо, что он не расслышал.
— Я постучу, — сказал он и обернулся с порога. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что все это время мы старательно обходили главный вопрос.
— Какой?
Он заколебался, переступил с ноги на ногу и выговорил:
— С кем останутся дети?
Она не успела ответить — за ним уже закрылась дверь.
Примечания
1
Тэрбер, Джеймс (1894‑1961) — американский писатель‑юморист и карикатурист; сотрудничал с журналом «Нью‑Йоркер».
2
Уилла Кэтер (1873‑1947) — американская писательница; родилась и выросла в штате Небраска в период его заселения и много писала о жизни фронтира.
3
Карен Хорни (1885‑1952) — американский психотерапевт. Специализировалась в области женской психологии; во многом отошла от учения 3. Фрейда.
