Вудхауз Пэлем Грэнвил
Дядя Фред посещает свои угодья
Пэлем Грэнвил Вудхауз
Дядя Фред посещает свои угодья
Чтобы попить после ленча кофе в тишине и в мире, один Трутень повел приятеля в клуб, а там - в ту комнату, где можно курить, но реже бывают люди. В другой, побольше, пояснил он, беседы поражают блеском, но не так спокойны.
Гость его понял.
- Молодость!
- Она самая.
- Жеребята на лугу.
- Они.
- Но не все.
- Pardon?
Гость указал Трутню на молодого человека, только что появившегося в дверях. Глаза у него сверкали, изо рта торчал пустой мундштук; словом, если у него была душа, на ней лежала какая-то тяжесть. Когда наш первый Трутень его окликнул и пригласит подойти, он покачал головой, а там - исчез, словно грек, которого преследуют мойры.
- Ах, Мартышка, Мартышка!.. - вздохнул Трутень.
- Мартышка?
- Да. Твистлтон. Страдает из-за дяди.
- Неужели умер?
- Куда там! Приезжает в Лондон.
- И он страдает?
- А как же! После всего, что было...
- Что же было?
- Ах!..
- Так что же было?
- Не спрашивайте!
- А я спрошу.
- Тогда я отвечу.
- Старый добрый Мартышка, - сказал Трутень, - часто говорил со мной о своем дяде, и если в глазах у него не стояли слезы, я просто не знаю, где им стоять. Граф Икенхемский живет круглый год в деревне, но иногда ему удается сбежать в Лондон. Там он направляется в Олбени, к племяннику, и подвергает его невыносимым пыткам. Дядя этот, переваливший на седьмой десяток, обретает в столице свой настоящий возраст (22 года). Не знаю, встречалось ли вам слово "эксцессы", но именно оно приходит в голову
Все это было бы не так страшно, если бы он ограничивался клубом - мы не ханжи, и, если не разбить рояль, делайте, что хотите, никто не шевельнется. Но он тащит Мартышку на улицу и разворачивается вовсю при совершенно чужих людях.
Теперь вы поймете, почему племянник посмотрел на него, как на порцию динамита, когда, набитый его обедом, окутанный дымом его сигары, сытый граф бодро и весело сказал:
- Ну что ж, пора заняться чем-нибудь приятным и полезным.
- Каким? - проблеял Мартышка, бледнея под загаром.
- Приятным и полезным, - со вкусом повторил дядя. - Положись на меня, не подведу
Денежные дела не позволяют Мартышке применить особую твердость, но тут и он ответил решительно:
- Только не на собачьи бега!
- Ну, что ты!
- Надеюсь, ты не забыл, что там случилось?
- Как это забудешь! Хотя судья поумнее ограничился бы внушением.
- Я ни за что на свете...
- Конечно, конечно. Мы поедем в родовое гнездо.
- Разве оно не в Икенхеме?
- Их много. Предки жили и поближе, в Митчинг-хилле.
- Под Лондоном?
- Теперь там пригород. Луга, где я играл ребенком, проданы и застроены. Но прежде то была деревня твоего двоюродного деда. Он носил бакенбарды, а душа у него была такая, что ты со своей чистотой просто бы не поверил. Мне давно хочется посмотреть, что там творится. Наверное, черт знает что. Значит, едем.
Мартышка повеселел - в конце концов, даже такой дядя не очень опасен в пригороде. Масштаб не тот.
- С удовольствием, - сказал он.
- Тогда бери шляпу, подгузник - и в путь, - сказал граф. Наверное, туда ходит автобус.
Мартышка не ждал особых красот от Митчинг-хилла, не ждал - и не дождался. Когда выйдешь из автобуса, рассказывал он, видишь ровные ряды обшарпанных и одинаковых домиков. Однако он не роптал. Стояла ранняя весна, которая так часто обращается в позднюю зиму. а он не взял ни пальто, ни зонтика, но все равно испытывал тихую, трезвую радость. Время шло, дядя еще ничего не выкинул. Тогда, на собачьих бегах, он уложился в десять минут.
Мартышке казалось, что удастся обойтись без эксцессов до вечера, а там - поужинать и уснуть. Лорд Икенхем подчеркнул, что жена его, а для Мартышки - тетя, освежует их тупым ножом, если они не вернутся к часу, так что все могло пройти без особых потрясений. Примечательно, что, думая об этом, Мартышка улыбался, - больше ему улыбаться не пришлось.
Надо заметить, что пятый граф поминутно притормаживал, словно собака на охоте, и говорил, что именно здесь он пустил стрелу сапожнику в зад, а тут его тошнило после первой сигары. Наконец, он остановился перед коттеджем, который по каким-то причинам назывался "Кедры".
- На этом самом месте, - умиленно вздохнул он, - пятьдесят лет назад, тридцать первого июля... А, черт!
Последние слова были вызваны тем, что наконец хлынул дождь, густой, как душ. Дядя и племянник прыгнули на крыльцо и встали под навес, откуда и переглядывались с серым попугаем.
Висел попугай в клетке, она стояла на окне, но важно не это; важно то, что дождь ухитрялся брызгать сбоку. Когда Мартышка поднял воротник и вжался в дверь, она отворилась. Поскольку на пороге стояла служанка, он вывел, что дядя нажал на звонок. Заметим, что она была в макинтоше. Лорд Икенхем смущенно улыбнулся.
- Добрый день, - сказал он. Она с этим согласилась.
- Это "Кедры", если не ошибаюсь? Она согласилась и с этим.
- Хозяева дома?
Тут она сказала: "Нет".
- А? Ничего, ничего, - утешил ее лорд Икенхем. - Я пришел, чтобы подстричь коготки попугаю. Мой ассистент, мистер Уолкиншоу. Дает наркоз, и он указал для ясности на Мартышку.
- Из ветеринарной лечебницы?
- Вы угадали.
- А мне никто не сказал.
- Скрывают? - посочувствовал граф. - Нехорошо, нехорошо.
С этими словами он направился в гостиную. Мартышка шел за ним, служанка - за Мартышкой.
- Что ж, - сказала она, - я пойду. У меня выходной.
- Идите, идите, - сердечно откликнулся граф, - мы все приберем.
Когда она удалилась, он зажег газовый камин и пододвинул к нему кресло.
- Ну вот, мой друг, - сказал он, - немного такта, немного выдумки и мы в тепле и холе. Со мной не пропадешь.
- Нельзя же тут сидеть! - сказал Мартышка. Лорд Икенхем удивился.
- Нельзя? Ты считаешь, лучше идти под дождь? Все гораздо сложнее. Утром, еще дома, мы с твоей тетей поспорили. Она полагала, что погода обманчива, и пыталась всучить мне шарф. Победил, конечно, я. Теперь представь себе, что будет, если я простужусь. В следующий раз мне дадут набрюшник и респиратор. Нет! Я останусь здесь, у камина. Не знал, что газ так согревает. Я даже вспотел.
Вспотел и Мартышка. Он изучал право и, хотя изучил не все, полагал, что врываться в чужие дома преступно и подсудно. Кроме юридической стороны, была и нравственная: он отличался особой щепетильностью, пекся о приличиях (т. наз. "comme il faut"), а потому -потел, кусая губы.
- А вдруг хозяин вернется? - спросил он. Только он это произнес, в дверь позвонили.
- Вот видишь!
- Не говори так, дорогой, - упрекнул его граф. - Эти слова любит твоя тетя. Зачем волноваться? Ну, кто-то зашел. У хозяина есть ключ. Выгляни в окно, кто там.
Мартышка осторожно выглянул.
- Розовый тип.
- Какого оттенка?
- Малиноватого.
- Прекрасно. Это не хозяин. В таких домах живут люди, изнуренные работой в конторе. Пойди спроси его, чего он хочет.
- Лучше ты пойди.
- Пойдем вместе, - предложил граф.
Они открыли дверь и увидели молодого человека, спереди - розового, сзади - мокрого.
- Простите, - сказал гость, - дома мистер Роддис?
- Нет, - отвечал Мартышка.
- Да, - отвечал его дядя. - Вечно ты шутишь! Прошу, прошу! Мой сын, Дуглас.
- Робинсон...
- Простите, я - Роддис.
- Это я Робинсон.
- Ах, вы! Теперь все ясно. Очень рад. Заходите, разувайтесь. Они пошли в гостиную. Лорд Икенхем развлекал гостя беседой, Мартышка пыхтел от горя. Ему не хотелось быть ни птичьим анестезиологом, ни Роддисом-младшим. А главное - он видел, что дядю понесло.
В гостиной, стоя на одной ноге, гость спросил:
- Джулии нету?
- Нету? - обратился граф к Мартышке.
- Нету, - ответил тот.
- Ее нет, - перевел граф.
- Она прислала телеграмму, - объяснил гость, вставая на другую ногу. - Едет к вам. Что-то у них случилось.
- Да, да, - подтвердил лорд Икенхем.
- Ваша племянница... или вашей жены?
- Неважно. У нас все общее.
- ... хочет за меня выйти.
- Это хорошо.
- А они не разрешают.
- Кто именно?
- Родители. И дядя Чарли, и дядя Генри. Я для них плох.
- Действительно, нравственность младших поколений...
- Нет, я чином не взял. Они гордые.
- Да? Странно. Разве они графы?
- Ну. что вы!
- Тогда какая может быть гордость? Вот графы - другое дело. Встретишь графа...
- Потом, я поссорился с ее папашей. Слово за слово, и я его назвал... Ой!
Гость отпрыгнул от окна, перепугав нежного Мартышку, который не ждал таких движений.
- Идут!
- Вы не хотите их видеть?
- Не хочу.
- Прячьтесь за диван.
Взвесив этот совет, гость исчез. Звонок надрывался. Граф и его племянник снова вышли в переднюю. Чуткий наблюдатель заметил бы, что племянник дрожит.
- Ты их впустишь? - спросил он.
- Конечно! - отвечал дядя. - Роддисы гостеприимны. Однако с ними лучше вернуться к прежней версии. Точнее, ты к ней вернешься. Видимо, они знают, есть ли у них молодой родственник по имени Дуглас. Итак, ты ветеринар. Иди к клетке, смотри на птицу. Постукивай палочкой по зубам. Йодоформом пахнуть не можешь? Жаль, это было бы картинно.
Мартышка подошел к попугаю и смотрел на него, когда вошли неприветливая женщина, обычный мужчина и прелестная девушка.
В девушках он разбирался, и если, обернувшись, определил ее именно этим словом, мы можем на него положиться. Одета она была так: черный берет, темно-зеленый жакет, твидовая юбка, тонкие чулки, изящнейшие туфли. Глаза у нее были большие и светлые, лицо - как роза на рассвете. Вряд ли Мартышка видел такую розу, на рассвете он спит, но суть ясна.