Вудхауз Пэлем Грэнвил

Фамильная честь Вустеров

PELHAM GRENVILLE WODEHOUSE (1881 -1975)

Пелем Гренвил Вудхаус

Фамильная честь Вустеров

ГЛАВА 1

Я выпростал руку из-под одеяла и позвонил Дживса. - Добрый вечер, Дживс. - Доброе утро, сэр. Я удивился. - Разве сейчас утро? - Да, сэр. - Вы уверены? За окнами совсем темно. - Это туман, сэр. На дворе осень - вы, конечно, помните: "Пора плодоношенья и туманов..." - Пора чего? - Плодоношенья, сэр, и туманов. - А-а, ну да, конечно. Все это прекрасно, Дживс, однако сделайте любезность, приготовьте мне одну из ваших смесей для воскрешения из мертвых. - Уже приготовил, сэр, она ждет в холодильнике. Он выскользнул из спальни, а я сел в постели с не слишком приятным и таким знакомым ощущением, что вот сейчас-то я и отдам Богу душу. Накануне вечером я ужинал в "Трутнях" с Гасси Финк-Ноттлом, которому закатил мальчишник, чтобы он в кругу друзей простился с холостой жизнью перед предстоящим бракосочетанием с Мадлен Бассет, единственной дочерью сэра Уоткина Бассета, кавалера ордена Британской империи второй степени, а за подобное времяпрепровождение приходится жестоко расплачиваться, и пока я дожидался Дживса, мне представлялось, будто какая-то скотина вбивает мне в башку железный кол, но не обыкновенный, каким Хеверова жена Иаиль пронзила череп Сисаре, а докрасна раскаленный. Вернулся Дживс с эликсиром жизни. Я залпом осушил стакан и, пройдя полный курс крестных мук, который непременно следует за принятием изобретенных Дживсом животворных бальзамов, - например, мое темя взлетело к потолку, а глаза выпрыгнули из орбит и, ударившись о стену, отскочили, как теннисные мячи, - почувствовал себя лучше. Было бы преувеличением утверждать, что ваш покорный слуга Бертрам Вустер совсем ожил, однако толика сил вернулась, я даже обрел способность вести беседу. - О-хо-хо! - произнес я, изловив свои глаза и водворяя их на место. - Ну как, Дживс, что новенького в мире? У вас ведь в руках газета? - Нет, сэр. Это путеводители из туристического агентства. Я подумал, может быть, вам будет интересно полистать. - В самом деле, Дживс? - спросил я. - Вы действительно так подумали? Последовало непродолжительное и, как я бы определил, многозначительное молчание. Когда два человека с железной волей живут в тесном контакте друг с другом, конфликты между ними просто неизбежны, и именно такой конфликт разгорелся сейчас в доме Берти Вустера. Дживс вознамерился выманить меня в кругосветное путешествие, а мне даже думать об этом тошно. Я решительно заявил, что никуда не поеду, и все равно Дживс чуть не каждый день приносит мне пачки иллюстрированных проспектов, при помощи которых разные бюро путешествий соблазняют нас сняться с насиженных мест и мчаться черт знает куда любоваться красотами природы. Глядя на Дживса, я каждый раз представляю себе хорошо натасканного охотничьего пса, который упорно приносит в гостиную дохлых крыс и кладет на ковер, как ему ни объясняй, что в подобных услугах здесь не нуждаются, более того, они обременительны. - Дживс, выкиньте эту блажь из головы, - сказал я. - Путешествия чрезвычайно обогащают новыми познаниями, сэр. - Я в новых познаниях не нуждаюсь, сыт по горло тем, что напичкали в меня, пока учился. А вот что с вами происходит, я отлично знаю. В вас снова проснулась кровь ваших предков, викингов. Вы жаждете вдохнуть соленый запах моря. Вы мысленно разгуливаете по палубе в белой капитанской фуражке. Возможно, кто-то прожужжал вам уши о танцовщицах острова Бали. Что ж, я вас понимаю, я вам даже сочувствую. Но все это не для меня. Я не позволю погрузить себя на океанский лайнер, пропади они все пропадом, и волочь вокруг света. - Как вам будет угодно, сэр. В его голосе я уловил легкую иронию: разозлиться он не разозлился, но был явно разочарован, и я дипломатично переменил тему. - Эх, Дживс, и кутнули мы вчера! - Хорошо провели время, сэр? - Да уж, повеселились на славу. Гасси просил передать вам привет. - Я высоко ценю его любезность, сэр. Надеюсь, мистер Финк-Ноттл был в добром расположении духа? - О, лучше некуда, особенно если вспомнить, что близится час, когда он станет зятем сэра Уоткина Бассета. Слава Богу, что он, а не я, Дживс, могу лишь благодарить Всевышнего. Произнес я это с большим жаром, сейчас объясню почему. Нынешней весной, когда мы праздновали победу в Гребных гонках, я попал в суровые лапы Закона за попытку освободить голову полицейского от его каски и, сладко проспав ночь на голой деревянной скамье в участке, был доставлен на Бошер-стрит и оштрафован на пять фунтов - на целых пять моих кровных фунтов. Мировой судья, который вынес этот возмутительно несправедливый приговор,- должен признаться, публика встретила его одобрительными возгласами, - был не кто иной, как старикан Бассет, папаша будущей невесты Гасси. Как потом выяснилось, я оказался одной из его последних жертв, потому что буквально через полмесяца он получил от дальнего родственника очень неплохое наследство, оставил службу и перебрался жить в деревню. Так, во всяком случае, он сам представил дело, но лично я убежден, что это самое "наследство" он сколотил, прикарманивая штрафы. Хапнет у одного пятерку, хапнет у другого, третьего - глядишь, лет эдак через двадцать составился солидный капиталец. - Вы ведь помните, Дживс, эту злобную тварь? Настоящий изверг. - Возможно, сэр, в кругу своей семьи сэр Уоткин не столь суров? - Сомневаюсь. Цепного пса в овечку не превратишь. Ну да черт с ним. Письма есть? - Нет, сэр. - Кто-нибудь звонил? - Да, сэр. Звонила миссис Траверс. - Тетушка Далия? Стало быть, она вернулась в Лондон? -Именно так, сэр. Она выразила желание побеседовать с вами, как только вы сможете ей позвонить. - Я сделаю лучше, - великодушно решил я. - Явлюсь к ней собственной персоной.

И спустя полчаса я поднялся по ступеням ее особняка. Старый теткин дворецкий Сеппингс распахнул передо мной дверь, и я вошел в дом, не подозревая, что всего через несколько минут буду втянут в передрягу, которая подвергнет фамильную честь Вустеров величайшему испытанию, какое только выпадало на долю представителей нашего славного рода. Я имею в виду эту кошмарную историю, в которой фигурировали Гасси Финк-Ноттл, Мадлен Бассет, папаша Бассет, Стиффи Бинг, преподобный Г. П. Пинкер (Растяпа), серебряный сливочник в форме коровы работы восемнадцатого века, а также маленький блокнот в кожаном переплете. Нет, я не почувствовал приближения рокового поворота судьбы, даже слабая тень тревоги не омрачила моей безмятежной радости. Мне не терпелось увидеть тетю Далию- наверно, я уже говорил, что обожаю ее, она вполне этого заслуживает, и, пожалуйста, не путайте ее с тетей Агатой, та настоящая ведьма - ничуть не удивлюсь, если узнаю, что она с хрустом жует бутылочные осколки и надевает сорочку из колючей проволоки прямо на голое тело. Манили меня в этот дом не одни только интеллектуальные наслаждения всласть посплетничать с любимой теткой, я к тому же пламенно надеялся, что сумею напроситься к ней на обед. Кулинарные изыски ее повара, француза Анатоля, способны привести в восторг самого взыскательного гурмана. Дверь в примыкающую к кухне малую столовую была открыта, и, проходя мимо, я увидел, что дядя Том колдует над своей коллекцией старинного серебра. Конечно, надо бы с ним поздороваться, спросить, как желудок, ведь старикан страдает несварением, но соображения здравого смысла одержали верх. Мой дядюшка из тех зануд, что, едва завидят племянника, хвать его за лацкан и ну просвещать по поводу серебряных подсвечников, античных лиственных узоров, венков, резьбы, чеканки, барельефов, горельефов, романского орнамента в виде цепи выпуклых овалов у края изделия, так что я счел за благо не провоцировать его. Прикусил язык и на цыпочках в библиотеку, где, как мне сообщили, расположилась тетушка Далия. Старушенция по самый перманент зарылась в ворох гранок. Всему свету известно, что сия изысканная дама - знаменитый издатель еженедельника для юных отпрысков благородных семейств, называемого "Будуар элегантной дамы". Однажды я написал для него статью под заголовком "Что носит хорошо одетый мужчина". При моем появлении тетушка вынырнула из бумаг и в знак приветствия издала громкое "улюлю", как в былые времена на травле лис, когда она считалась самой заметной фигурой в "Куорне". "Пайтчли" и других охотничьих обществах, из-за которых лисы стали чувствовать себя в Англии довольно неуютно. - Здорово, чучело, - произнесла она. - Зачем пожаловал? - Насколько я понял, дражайшая родственница, вы изъявили желание побеседовать со мной. - Но это вовсе не значит, что ты должен вломиться ко мне и оторвать от работы. Можно было все решить за полминуты по телефону. Но, видно, чутье тебе подсказало, что у меня сегодня дел невпроворот. - Если вы огорчились, что я не смогу пообедать с вами, спешу вас успокоить: останусь с величайшим удовольствием, как всегда. Чем нас порадует сегодня Анатоль? - Тебя - ничем, мой юный жизнерадостный нахал. К обеду приглашена Помона Грайндл, она писательница. - Буду счастлив познакомиться с Помоной Грайндл. - Никаких знакомств. Мы обедаем вдвоем, только она и я. Я пытаюсь уговорить ее дать нам для "Будуара" роман с продолжением. А ты, пожалуйста, сходи в антикварную лавку на Бромптон-роуд - она прямо за католическим собором, ты сразу увидишь, - и скажи, что корова - никуда не годный хлам. Я ничего не понял. Было полное впечатление, что тетушка бредит. - Какая корова? И почему она хлам? - В лавке продается сливочник работы восемнадцатого века, в форме коровы. Том после обеда хочет его купить. Я начал прозревать. - А, так эта штука серебряная? - Серебряная. Такой старинный кувшинчик. Придешь в лавку, попросишь показать его тебе и охаешь последними словами. - Но зачем? -Ну ты и олух. Чтобы сбить с продавцов спесь. Посеять в их душах сомнения, выбить почву из-под ног и заставить снизить цену. Чем дешевле Том купит корову, тем больше обрадуется, а мне нужно, чтобы он был на седьмом небе от счастья, потому что, если Помона Грайндл согласится отдать нам роман, придется мне основательно разорить Тома. Эти знаменитые писательницы настоящие грабители. Так что не трать времени попусту, беги в лавку и с отвращением потряси головой. Я всегда готов услужить любимой тетке, но на сей раз был вынужден объявить nolle prosequi1, как выразился бы Дживс. Его послепохмельные эликсиры поистине чудодейственны, но, даже приняв их, вы не в состоянии трясти головой. - Голову я даже повернуть не могу. Во всяком случае, сегодня. Она с осуждением выгнула правую бровь. - Ах вот, значит, как? Предположим, твоя гнусная невоздержанность лишила тебя способности владеть головой, но нос-то ты сморщить в состоянии? - Это пожалуйста. - Тогда действуй. И непременно фыркни. Громко и презрительно. Да, главное не забудь: скажи, что корова слишком молода. - Зачем? - Понятия не имею. Наверное, для серебряного изделия это большой изъян. Она внимательно вгляделась в мое серое, как у покойника, лицо. - Итак, мой птенчик вчера опять прожигал жизнь? Удивительное дело! Каждый раз, как я тебя вижу, ты страдаешь от жестокого похмелья. Неужели пьянствуешь беспробудно? Может быть, даже во сне пьешь? Я возмутился: - Обижаете, тетенька. Я напиваюсь только по особо торжественным случаям. Обычно я очень умерен: два-три коктейля, бокал вина за обедом, может быть, рюмка ликера с кофе - вот все, что позволяет себе ваш Бертрам Вустер. Но вчера вечером я устроил мальчишник для Гасси Финк-Ноттла. - Ах вот оно что, мальчишник. - Она рассмеялась - несколько громче, чем хотелось бы,