Гарри Гаррисон
Ни войны, ни звуков боя
– Боец Дом Приего, я убью тебя! – на всю казарму рявкнул сержант Тот.
Дом, лежавший с книгой на койке, поднял испуганный взгляд как раз в то мгновение, когда поднятая рука сержанта резко опустилась, метнув боевой нож. Натренированные рефлексы сработали, Дом успел поднять книгу, и нож вонзился в нее, пробив насквозь, так, что острие замерло в каких-то нескольких дюймах от лица Дома.
– Тупая венгерская обезьяна! – заорал он. – Знаешь, во что мне обошлась эта книга? Ты хоть соображаешь, сколько ей лет?
– А ты соображаешь, что все еще жив? – ответил сержант, и в уголках его кошачьих глаз собрались морщинки в отдаленном подобии холодной улыбки.
Крадущейся походкой хищного животного он прошел между рядами коек и потянулся к рукоятке ножа.
– Э, нет, – сказал Дом, отдергивая книгу. – Ты уже достаточно вреда причинил.
Он положил книгу на койку, осторожно извлек из нее нож – и внезапно метнул его сержанту в ногу. Сержант Тот сдвинул ступню ровно настолько, чтобы нож, пролетев мимо, воткнулся не в нее, а в пластиковое покрытие пола.
– Побольше выдержки, боец, – произнес он. – Никогда не теряй выдержки. Иначе начнешь совершать ошибки, и тебе конец.
Нагнувшись, он выдернул сверкающий нож из пола и уравновесил его на кончиках пальцев, пытаясь не уронить. По казарменному отсеку прошел легкий шум – все присутствующие уставились на сержанта, готовые в любой момент сорваться с места.
– Вас теперь врасплох не застанешь. – Сержант сунул лезвие в ножны на сапоге.
– Ты просто-напросто садист, – сказал Дом, разглаживая продранную обложку. – Пугаешь людей и получаешь от этого великое удовольствие.
– Может быть, – невозмутимо откликнулся сержант Тот и присел на койку. – А может быть, я, что называется, «человек на своем месте». Да в общем-то и не важно, кто я. Я тренирую вас, держу в постоянной боевой готовности. Не даю вам закиснуть. Вам бы благодарить меня за то, что я такой садист.
– Меня этими разговорами не купишь, сержант. Ты из тех, о которых писал вот этот человек, тут, в книге, которую ты так хотел уничтожить...
– Почему же я? Это ты заслонился ею от ножа. Сделал именно то, чему я вас, сосунков, и учил. Сберег собственную шкуру. А только это в счет и идет, и тут уж любой трюк хорош. Жизнь у каждого из вас только одна, так старайтесь, чтобы она получилась длинной.
– Ага, вот они...
– Чего, картинки с девочками?
– Нет, сержант, слова. Великие слова, принадлежащие человеку, о котором ты сроду не слышал. Его звали Уайльд.
– Ну как же! Дотошный Уайльд, чемпион флота в тяжелом весе.
– Да нет, Оскар Фингал О'Флаэрти Уиллс Уайльд. Твоему костолому он, надеюсь, даже не родственник. Вот что он пишет: «Пока в войне усматривают порочность, она так и будет сохранять свое очарование. Сочтите ее вульгарной, и она утратит всякую популярность».
Сержант Тот задумчиво сощурился.
– Больно просто у него получается. Дело вовсе не в этом. У войны совсем другие причины.
– К примеру?
Сержант открыл было рот, собираясь ответить, но раскатистый сигнал боевой тревоги опередил его. Пронзительный вой, прозвучавший в каждом отсеке космического корабля, вызвал мгновенную реакцию. Люди моментально пришли в движение.
Члены экипажа опрометью понеслись к боевым постам. И еще до того как отзвучал сигнал, огромный космический корабль изготовился к бою.
Что, впрочем, не относилось к собственно бойцам. До получения приказа и выхода из корабля они оставались не более чем особым грузом. Бойцы замерли по стойке «смирно», две шеренги серебристо-серых мундиров посреди казарменного отсека. У стены сержант Тот, воткнув наушники в телефонный разъем, внимательно слушал, время от времени кивая. Наконец он подтвердил получение приказа, отсоединился и неторопливо повернулся к бойцам. Все взгляды устремились на него. Насладившись паузой, сержант улыбнулся самой широкой из улыбок, когда либо виданных подчиненными на его обыкновенно лишенном выражения лице.
– Стало быть, так, – сказал сержант и потер одну ладонь о другую. – Теперь я могу сообщить вам, что мы дожидались появления эдинбуржцев и что по тревоге были подняты все силы нашего флота. Разведчики засекли их на выходе из пространственного скачка, через пару часов они уже будут здесь. Нам предстоит их встретить. Вот так, мои необстрелянные сосунки.
По шеренгам прошел звук, похожий на рычание. Улыбка сержанта стала еще шире.
– Вижу, вы пребываете в хорошем расположении духа. Продемонстрируйте его врагу, хотя бы отчасти.
Улыбка исчезла так же быстро, как возникла, и сержант с привычно холодным лицом скомандовал «смирно».
– Капрал Стирс лежит в лазарете с высокой температурой, так что у нас в младшем командном составе не хватает одного человека. После сигнала боевой тревоги мы с вами находимся на военном положении, и я вправе производить временные повышения в звании. Боец Приего, шаг вперед!
Дом, вытянувшись, выступил из шеренги.
– С этой минуты ты отвечаешь за доставку мин, если справишься, командир сделает твое назначение постоянным. Капрал Приего, шаг назад и остаться на месте! Остальным готовиться к бою! Бегом – марш!
Сержант Тот шагнул в сторону, пропуская бегущих бойцов, и, когда исчез последний, наставил на Дома палец.
– Всего несколько слов. Ты ничем не хуже других, ты даже лучше многих. Ты неплохо соображаешь. Но ты слишком много думаешь о вещах, не имеющих никакого значения. Кончай думать, начинай драться. Иначе никогда не вернешься в этот свой университет. Если провалишь дело и эдинбуржцы тебя не достанут, достану я. Или возвращайся капралом, или не возвращайся вообще. Понял?
– Понял. – Лицо у Дома было таким же холодно невыразительным, как у сержанта. – Я боец не хуже тебя, сержант. Свою задачу я выполню.
– Вот и давай выполняй. А теперь – пошевеливайся!..
Дом облачался последним. Он еще возился с затворами, когда остальные уже проверяли уровень давления в скафандрах. Дом старался не позволить этому обстоятельству ни вывести его из равновесия, ни заставить спешить. Мысленно следуя схеме контроля, он с неторопливой тщательностью щелкал затворами и блокировками.
Убедившись, что все анализаторы давления застыли на зеленой отметке, он показал оружейникам большой палец – все в порядке! – и вошел в переходный шлюз. Пока за его спиной закрывалась дверь, пока из шлюза откачивался воздух, Дом проверял выведенные прямо в шлем контрольные шкалы. Кислород – под завязку. Реактивный ранец – заправлен полностью. Радиосвязь – работает.
Наконец из шлюза вытянуло остатки воздуха, и внутренняя дверь беззвучно растворилась. Он вошел в арсенал.
Освещение здесь было тусклым, и скоро ему предстояло погаснуть полностью. Подойдя к стеллажу с оснащением, Дом первым делом стал крепить к скафандру разного рода мелкие принадлежности. Как и у прочих членов минного расчета, броня на его скафандре была не из самых тяжелых, и вооружение он нес лишь самое необходимое. На левом бедре располагалось стрекало, на правом, в специальной кобуре, – щуп, его излюбленное оружие. Если верить данным разведки, кое-кто из эдинбуржцев все еще пользовался мягкими пневматическими скафандрами. По этой причине бойцов снабдили искровыми пробойниками, которые, вообще говоря, считались оружием устарелым. Пробойник Дом сунул подальше за спину – вряд ли он ему пригодится. Все эти орудия убийства многие месяцы пролежали в вакууме, при температуре, близкой к абсолютному нулю. Никакой смазки – оружие предназначено для использования именно при этой температуре.
К шлему Дома со щелчком прикоснулся чужой шлем, и сквозь звукопроводящую прозрачную керамику донесся голос Винга:
– Я готов к креплению мины, Дом, приладь ее, ладно? И прими мои поздравления. Как мне тебя теперь называть – капралом?
– Подожди, пока мы вернемся и я официально получу это звание. Тоту я на слово не верю.
Он снял с полки одну из атомных мин, проверил показания датчиков – все на зеленом – и вдвинул ее в держатель, составлявший со скафандром Винга единое целое.
– Порядок, давай теперь подвесим мою.
Едва они покончили с этим, как в арсенале появился крупный мужчина в громоздких боевых доспехах. Дом узнал бы его по размерам, даже если бы на груди скафандра не было выведено «ГЕЛЬМУТ».
– В чем дело, Ген? – спросил он, когда их шлемы соприкоснулись.
– В сержанте. Велел явиться сюда и доложить, что в этом вылете я потащу мину. – По тому, как это было сказано, чувствовалось, что Гел рассержен.
– И отлично. Мы на тебя черную повесим. – Вид у здоровяка счастливей не стал, и Дом подумал, что догадывается почему. – Ты только не переживай из-за того, что пропустишь драку. Там на всех хватит.
– Я боец...
– Мы все бойцы. И у всех нас одно дело – доставить на место мины. Теперь оно стало твоим заданием.
Судя по всему, слова Дома Гельмута не убедили, и, пока на спине его скафандра крепили подвеску и мину, Ген стоял, сохраняя флегматичную неподвижность. Не успели они закончить, как в наушниках щелкнуло, и облаченные в скафандры мужчины зашевелились: заработала оперативная частота.
– Все в скафандрах и при оружии? К переключению освещения готовы?
– Бойцы в скафандрах и вооружены. – Это был голос сержанта Тота.
– Минный расчет не готов, – сказал Дом, и они с Вингом принялись торопливо щелкать последними застежками, понимая, что теперь все ждут только их.
– Минный расчет в скафандрах и при оружии.
– Свет!
Светильники на перегородках стали гаснуть, и вскоре бойцов обступила тьма. Лишь тусклые красные лампы горели под потолком. Разглядеть что-либо, пока глаза не привыкли к темноте, было практически невозможно.
Дом ощупью добрался до одной из скамей, вслепую отыскал муфту кислородного шланга и воткнул ее в шлем – пока длится ожидание, лучше сохранить в неприкосновенности кислородный запас. Теперь для поддержания боевого духа на должном уровне на оперативной частоте звучала бодрая музыка. Сидеть в темноте облаченным в скафандр и обвешанным оружием – это кому угодно подействует на нервы. Музыка должна была хотя бы отчасти снять напряжение. Наконец она смолкла, ее сменил человеческий голос:
