Журнал
«Если», 2004 № 09
ПРОЗА
Наталия Ипатова
Несколько шагов, чтобы исчезнуть
Время от времени начальник участка устраивает разнос, который детективы меж собой прозвали неприятным словцом из орочьего языка. Кто-то, может, и пореже огребает, а кто — чуть не каждый день, по делу и без, в зависимости от ноги, с которой поднялся этим утром Баффин, и мухи, его укусившей. Недаром Рохля, утешаясь миллионной чашкой кофе и моим молчаливым сочувствием, пустил рыжую гриву по плечам — спрятал пылающие уши, и уж я не стал его добивать. Тем более, в паре человек-тролль второму следует знать свое место, будь он, как я, хоть триста раз в костюме и галстуке.
Он сказал, что не возражает ловить за руку растратчиков, взяточников, нелегалов, даже бандитов за горло… и даже маньяков, неудобно повторить — за что, поставил локти на стол и в жесте отчаяния запустил пальцы в шевелюру. С детьми пусть возится детский отдел. Маньяки проще.
Я сказал, что, по-моему, он своими руками хоронит свою карьеру, получил ожидаемый ответ, что процесс саморазрушения запущен давно и что вообще это не мое собачье дело, я примирительно согласился и молча продолжил рассматривать стильные кожаные заплатки на рукавах его зеленой куртки. Детективный и психологический опыт подсказывают мне, что назначение их скорее практическое, чем декоративное, что иглой — никогда ведь не признается! — сам, чертыхаясь, орудовал поздно вечером или в выходной… к слову, а когда у нас был последний выходной?… Мнится мне, видел я эту куртку в ее прежние времена, задолго до наивной попытки выдать ее за нечто совершенно иное.
Молодой мужчина любой расы по закону обязан отслужить либо в армии, либо в полиции, либо в пенитенциарном учреждении, и Дерек Бедфорд всем своим видом демонстрирует: «Посмотрите, что будет, если вы тут застрянете!». Бледное, припухшее от недосыпа лицо, удивительным образом сохраняемое в состоянии двухдневной небритости, пожалуй, даже мужественной, когда б не портил впечатление набор из двух стандартных сменных выражений: «сколько можно!» и «на фиг надо?». Глядя на него, запущенного и неухоженного, последним гасящего свою лампу, молодые кадры утекают у нас буквально сквозь пальцы.
Женщины любят веселые глаза. Даже тролльчихи.
Холост Рохля отнюдь не по убеждению. Так получилось. Еще одно практически обязательное качество «задерживающихся»: все мы однажды и с изумлением обнаруживаем себя перешедшими из состояния «знаешь, дорогая, просто некогда» в «объект, не представляющий особенного интереса». Причем люди — быстрее. Мы все, по существу, женаты на работе.
Была, собственно, одна певичка, от которой напарник поутру являлся с особенно красными глазами, несколько раз фатально проспал, дважды лишился премии, а после она нашла себе приятеля с графиком посвободнее, да и с кошельком, я подозреваю, потолще, заставив Рохлю впредь избегать продолжительных контактов. Какая, мол, разница, времени все равно нет.
А будет еще меньше, начальству только повод дай.
Со стороны детектива Бедфорда было крайне неосторожно в прошлом квартале откопать на пепелище торгового склада дельце о поджоге, в которое страховщики вцепились, как гномы в вексель, владельцы не получили рассчитанной компенсации, а шеф, как мы запоздало догадались, бывший в доле, оказался в глупейшем положении. Для того, чтобы благоденствовать на нашей должности, следует культивировать в себе несколько большую… э-э… моральную гибкость.
Напарник допил кофе и, судя по всему, задумался о перспективах найти работу: лицо стало пустым и безнадежным. Желая выказать причастность, я осведомился: не прокормится ли он стихами. Из толстой тетради в клеенчатой обложке секрета не делалось, сослуживцы утянули ее у Рохли из стола несколько лет назад, секретных стучалок на себя там не нашли, и тем дело кончилось. В ответ Бедфорд, ухмыльнувшись, сказал, что лично он готов признать «Мартовского кота» шедевром современной любовной лирики, но прочий бред а-ля «чмо в конфликте с мирозданьем» даже самому ему вспоминать противно, а уж послать в журнал… Отрадно было, впрочем, что он зубы показал. Этот мимический знак у людей свидетельствует о повышении духовного градуса, и я потратил много времени, отрабатывая его у зеркала. Очень важно владеть ритуалами этикета смежных рас. Вкупе с белым воротничком эффект от моей улыбки прямо-таки парализующий.
Может показаться, будто я недоволен своим старшим. Отнюдь. У меня полтораста лет выслуги, оклад пределен, во всяком случае для моей расы, социальный пакет — по максимуму, и пенсия будет начисляться с того дня, когда я решу, что с меня хватит. Рохля… прошу прощения, конечно, детектив Бедфорд из тех, кто в лицо начальству говорит либо «мы сделали это», либо «я провалил». Честный малый, но это не профессия. В кресло Баффина Рохля не переберется никогда.
— Они повесили на банду Марджори Пек ограбление в пакгаузе. С убийством сторожевого гоблина. Уже и в прессу пошло.
— На банду Пек это не похоже, — осторожно сказал я. — Мокруха… Разве что несчастный случай? Сторож застал врасплох, перепугались… Дети ж. Зверята.
— Зуб даю, это не Марджори… — Рохля опасливо покосился в сторону, откуда Баффин гипотетически мог возникнуть и потребовать проспоренное. С него и фунт мяса вырезать станется, между нами. — Ни ассортимент вынесенного, ни масштаб… Зачем ей, спрашивается, помада «Лан'ор» коробками? Это не аптека и не продуктовый склад. А Мардж повесили на нас. Какого, спрашивается, черта? Крысы — и те наносят больше вреда.
Усилием воли я удержал на месте кончики ушей. Из всех заданий, которыми мстительный Баффин обременял пару Бедфорд-Реннарт, это выглядело самым мертвым. Даже на фоне памятного подвального дельца, где магический заслон против кобольдов выставлен был только на бумаге. Выяснилось это только в ходе утомительных многочасовых засад, на всю жизнь наградивших меня аллергией к цементной пыли, а шефа — панической боязнью прививок от бешенства. Обоих нас сильно покусали.
— Кому-то, видно, Мардж сильно наступила на ногу.
— Баффин предполагает, будто она растет. Амбиции, знаешь ли. Или ее кто-то нанял. Или принудил. Сколько она уже на арене?
— Третий год слышу это имя, — подумав, вспомнил я. — Продукты, одежда, наркотики, игрушки. Смешанная орава беспризорных подростков, в основном, разумеется, орчат, хотя очевидцы утверждают разное. Да и пара эльфиков у них есть, из беглых; в хоромах им, понимаешь, не жилось.
— Кстати, Рен, возможно, тебя порадует, что при задержании нам позволено требовать в помощь любые силы… вплоть до военно-транспортного дракона, можешь себе представить? По нашему собственному усмотрению, — процитировал Рохля, возведя очи горе. — Это когда я у него неделями на задержания с пустыми руками выезжал!
— Не порадует, и ты это знаешь.
Он кивнул.
— Формально дело веду я, но нас, как бы сказать… курируют. В любой момент может прийти дядя со словами: «Вы все сделали неправильно».
Выражение его лица сделалось таким тоскливым, что с высоты своего опыта я сразу представил себе, как это у них было: «Если в этот последний раз, со всеми мыслимыми полномочиями, Бедфорд, вы завалите дело…»
— Как предлагаете работать по Марджори, шеф?
— Как обычно, Рен. Тебе — существа, мне, — он вздохнул, — документы… Как ты думаешь, по добру Баффин бы нам Марджори не бросил?
Само собой, мальчик мой, само собой.
* * *
Несколько дней мы работали по банде Пек в обычном режиме: я опрашивал свидетелей, проходивших по смежным делам и каким-либо образом сталкивавшихся с Мардж очно, а Дерек, поминутно смаргивая зуд из-под век, таскал из архивов записи, где так или иначе поминалось ее имя. Привычный ритуал, с каких начинается каждое дело, и все же воздух полнился неким мистическим электричеством, от которого у меня покалывало кончики ушей, и даже нечувствительный к этим материям напарник ерзал на стуле и вообще вел себя нервнее обычного. У него, впрочем, на то были свои причины. Грубо говоря, обоих нас мучили дурные предчувствия.
Бурые сумерки наполнили участок, вечер набряк усталостью, сотрудники утекли. Рохля погасил лампу и кивком указал мне на выход: сменить обстановку и обсудить достижения вдали от мерцания палантиров. Я с готовностью поднялся, и мы вышли в распашные стеклянные двери.
Далеко вверху, в щелях меж высотными домами, смог был подсвечен неоновой рекламой и выхлопами дракси на воздушных линиях. Мы свернули за угол, где приютился дешевый чистенький кабачок без особенных претензий к форме черепа посетителей, и в связи с окончанием дня позволили себе по пиву. К концу дня при одном только запахе кофе желудок сжимается в спазме и угрожает хозяину немедленной язвой. Человеческий желудок, само собой. Мне-то не повредит и позавчерашний гамбургер.
— Мардж-то, — я значительно посмотрел на шефа, — якобы не без эльфийских кровей. Слышали?
Дерек меланхолично кивнул.
— Не люблю эльфов, — с чувством сказал я.
— Да кто их любит…
Реально производительным трудом в нашем обществе заняты гномы и люди, орочьё асоциально по определению, в лучшем случае образовательной системе удается обтесать орка до сомнительного пролетария, а эльфы устранились и живут в праздности на проценты с капиталов, помещенных в гномские банки в незапамятные времена, оставив за собой разве что шоу-бизнес. Видимо, потому, что сфера сия позволяет наиболее эффективным способом сотворять кумиров, а эльфы не без слабости к этому делу.