Проза
Мишель Сагара
Призрачный лес
Давно забывший о весне лес придавила зима; деревья покрылись льдом, и хотя игравшие на нем солнечные лучи украшали тени кружевом чистого и ясного света, панцирь застывшей воды не таял. Безмолвие правило здесь, и ветру не хватало сил даже шевельнуть ветку.
Джастин пробуждался медленно. Ныли спина и руки, натруженные вчерашней работой. В сухом и холодном воздухе колоть поленья для очага было легко. Хотя бы первые два часа. Впрочем, когда мороз крепчал, он все равно не бросал своего дела.
— Джастин.
— Меня нет, я дрова рублю, — простонал он, услышав, что дверь в его комнату открылась.
— Ты слишком много спишь.
— Зато ты совсем не спишь. Пожалей, а?
— И сколько жалости тебе нужно?
— Сколько дашь. Только ныне у порядочной старшей сестры этого товара и вовсе нет. — Сграбастав подушку, он швырнул ее в девушку, но она уклонилась.
— Ну, немного найдется. На горелке найдешь кофе, я только что сварила. И не щетину ли вижу я?
— На моем лице или на своих ногах?
Она с негодованием вскрикнула, рассмеялась и запустила подушкой ему в лицо:
— Вот тебе… а защищаться будешь за завтраком.
Кофе, как всегда, был хорош; Крис умела отменно сварить его. Чашка, можно сказать, стоила того, чтобы ради нее проснуться… почти стоила.
— Глазам не верю: тебе уже двадцать пять, а по утрам никак проснуться не можешь… Должно быть, виноват деревенский воздух. — Поставив перед Джастином тарелку с солнышками яичницы, она прибавила к ним несколько ломтей бекона.
— Ну, здесь не совсем деревня, — ответил он. — У тебя есть электричество, баки-отстойники для отходов, ты пользуешься асфальтированными дорогами, телефоном…
— Но обходятся они много дороже, чем тебе в Торонто.
— Теперь понимаю, почему ты не стала включать нагреватели.
Она улыбнулась, услышав подковырку.
— Тепло приходит и уходит. Посиди в солярии, там много солнца.
— Ты хочешь сказать: выйди наружу и присоединись к остальной растительности. Взявшись за тарелку и кружку, он уронил на пол вилку и, опустившись на колени, принялся искать ее.
— Джастин? — позвала она.
— Что?
— Я люблю тебя, дурачок.
Солнце наполняло собой солярий, однако свет его был холоден, и морозец задернул нижнюю часть высоких окон. Двери, скользящие в желобках, примерзли. Слишком влажно.
Растения выстроились вдоль пяти сторон небольшой шестистенной комнаты. Джастин покачал головой, увидев побуревшие листья съежившейся восковой бегонии. Кактусы имели самый жалкий вид: грунт в горшках покрывал зеленый налет, подозрительно похожий на водоросли. Лишь амариллис стоял в цвету; по сравнению со всеми прочими растениями, он казался наиболее здоровым, но даже его цветы выглядели бледнее обычного.
— Крис?
Она появилась в дверях с дымящейся чашкой чая в руках.
— Все мы знаем, что у тебя черный глаз. Но как ты ухитрилась сглазить все цветы сразу? — Сказав это, он вжал голову в плечи, но сестра рассмеялась. — Знаешь, похоже, кто-то отдал тебе все мои растения, и ты погубила их.
Лицо Крис на мгновение окаменело; она поглядела за окно, на снег, укрывавший невысокий холм, начинавшийся у ее дома. Наконец тучка пробежала, и сестра улыбнулась:
— Учти, не один ты на свете знаешь толк в растениях.
— Ага, но ты одна из тех семерых, которые в них ничего не смыслят.
— Отлично. Мой братец до сих пор смеется собственным шуткам.
— А кто еще им будет смеяться? — Съев желток второго яйца, он взялся за бекон.
— Джастин!
— Да, матушка. — Он не любил белки и у себя дома к ним не прикасался. — Ты должна позволить мне что-нибудь сделать с этими цветами.
— Делай с ними все, что угодно… Они находятся в твоем полном распоряжении.
— Куда ты собрался?
— Если я сумею сообразить, как привязать к ногам эти проклятые теннисные ракетки…
— Снегоступы.
…теннисные ракетки, то хотел бы пройтись.
— Но на улице по-настоящему холодно. Ты уверен, что действительно хочешь выйти?
— Я приехал не для того, чтобы сидеть взаперти; иначе сэкономил бы время и деньги и остался в Торонто.
— Спутница тебе не нужна?
— Как пожелаешь, но я вряд ли заблужусь.
Сестра уже натягивала еще один свитер.
— Все-таки я тебе не доверяю, — сказала она.
Нигде не было видно ни следа. Даже ведущая к дому тропа казалась девственно белой. Джастин подумал, что, даже погрузившись в снег по колено, не оставит на нем никакого свидетельства своего присутствия.
— И сколько же у вас выпадает снега?
— Немного. — Сестра пожала плечами; парок изо рта окутывал ее лицо, как сигаретный дымок в переполненном баре. — Последний снегопад был слишком силен для этого времени года. Нового мы уже не ждем.
Он рассеянно кивнул, улавливая лишь половину ее слов. Так лучше, чем слышать все, особенно когда ты погружен в размышления.
— А знаешь, Крис, я никогда не видел солнце таким холодным.
И он указал на искорку света, повисшую над зимним ландшафтом.
То есть, не будь здесь так холодно, это место показалось бы мне пустыней.
Она поежилась и поплотнее запахнула пальто на широких плечах.
— Тебе холодно?
— Немного.
— Тогда поворачивай домой. А я хочу еще чуточку подышать, чтобы хватило на весь день.
Джастин не был знаком с лесом: просто его сердце горожанина сохранило хрупкую связь с деревенской глушью. Дикий лес он готов был любить издалека, не покидая комфортабельной квартиры. Теперь ему приходилось прибегать к помощи Крис.
Сестра умела добывать пищу, строить, готовить — и самое важное, — разводить огонь. Она могла назвать почти всех представителей флоры и фауны и даже если умерщвляла образчики флоры, то лишь для того, чтобы опустить их в кастрюлю.
В известном смысле это был ее лес. Она любила дубы, она любила сосны, она любила ели и забавные деревья с серебристой корой. Но больше всего ей были по сердцу рябины. А Джастин просто их терпеть не мог. Запах цветущей в летнюю пору рябины откровенно раздражал его. Крис, напротив, считала его приятным.
По правде говоря, она приобрела этот труднодоступный клочок земли именно потому, что на участке росло кольцо древних — по ее словам — рябин. Деревья эти были неприятны Джастину, хотя он никогда не признавался в подобных чувствах и всякий раз, когда Крис уговаривала его погостить, старался не замечать столь любимую сестрой «стайку».
И он совершенно не понял, каким образом, раздвигая в чаще вечнозеленые хребтинки елей, вдруг оказался возле рябин. Должно быть, потому, решил он, что подсознательно не переносит эти деревья. Набрав воздуха в грудь, Джастин тряхнул головой и повернул в сторону от ненавистных стволов.
Нечто непонятное преградило ему дорогу.
Тощее, прозрачное, лохмотья липнут к локтям, плечам и груди; на сером лице вытянуты в ниточку почти незаметные губы. Над пятнистым черепом торчит светлый хохолок.
От изумления Джастин вскрикнул и сделал шаг назад, за которым последовал второй — более длинный. Ему приходилось видеть в музеях мумии древних египтян. Но чтобы они ходили… вплоть до сегодняшнего дня Джастин не слыхал ни о чем подобном.
Он не мог оторвать взгляда от существа, шаркающей походкой приближавшегося к нему. Уголком глаза он уловил другое движение; повернуть голову было страшно, однако он сделал это. Еще одно существо. И еще одно. И еще.
Спасения не было: они приближались к кругу рябин отовсюду. Он задергался — бросился в одну сторону, в другую. Ринулся на восток, остановился на месте, попятился на запад. Весь лес наполняли ходячие тени.
«О Боже! — подумал он. — Крис!»
Джастин прислушался, однако ничего не услышал: лес безмолвствовал.
А потом все они остановились. Самым волшебным образом, одновременно. И снова двинулись вперед, но застыли, как бы наткнувшись на незримый барьер. На кольцо рябин.
«Не верю!» Он окоченел от холода, колени тряслись. Они не могут войти в круг деревьев. «Боже милостивый, только выведи меня отсюда, и никогда более я не пренебрегу рябиной, клянусь тебе!»
Они двигались, эти создания; они кружили, словно голодные шакалы. Однако не могли добраться до него, и чуть погодя Джастин опустился в снег, свернулся клубком и стал ждать. Приближалась ночь, становилось все холоднее и холоднее. Мороз начинал больно щипать щеки.
Присев на корточки, он принялся разглядывать лесовиков, однако не мог более различить их в предвечернем зимнем лесном сумраке. А потом веки его отяжелели. Джастин понимал, насколько это опасно. И попытался проснуться.
— Джастин!
С криком подскочив в постели, он осознал, что более не лежит в снегу.
— Джастин!
Поглядев вверх, он увидел лицо сестры.
— Что? — Джастин прикоснулся к своей груди: ее закрывала красная фланелевая шотландка. Пижама его деда.
— Ты кричал.
— Я был… — он встал, подошел к окну, отодвинул шторы и поглядел в холодное чистое небо. Уже стемнело; лунный свет — призрак солнечного — серебром лежал на снегу. Вернув шторы на место, Джастин отгородился от внешнего мира.
Он повернулся к сестре. Под ее глазами лежали черные тени, как случалось всегда, когда она плохо спала. Крис была в домашнем халате и старых шлепанцах; она разглядывала брата с нескрываемой озабоченностью, а руки ее сами собой вязали узлы на поясе.