Век дракона

РУМБЫ ФАНТАСТИКИ

Владимир Гусев (Киев) Анна Китаева (Киев) Леонид Кудрявцев (Красноярск) Любовь Лукина (Волгоград) Евгений Лукин Николай Полунин (Москва) Михаил Пухов (Москва) Александр Рубан (Стрижевой) Далия Трускиновская (Рига)

Владимир Гусев

УЗЛОВОЙ МОМЕНТ

Я пришел в лабораторию часов в семь вечера — в самый удобный, по моим расчетам, момент. Распределительный щиток не отключен, значит, Барчевский еще работает. Так я и думал. Возится в углу со своим новым макетом. Поднял голову на хлопок двери, увидел меня и, кажется, обрадовался.

— А, Александр Перескоков собственной персоной! Нью-Ромео! Что же ты вернулся? Не пришла красавица? — Игорь снова склонился над столом. — Ну и плюнь, не расстраивайся. Все Джульетты ныне удручающе одинаковы…

— Почему же одинаковы? — пытаюсь я принять участие в разговоре. Странно, что он знает о моем сегодняшнем свидании. Неужели позавчера я был так взволнован, что все ему рассказал? Насколько мне известно, мы с ним не дружим. У него вообще нет друзей в лаборатории.

— Потому что система ценностей у всех у них покоится на одном и том же основании: выгодно выйти замуж. Заметь, не по любви, и даже не хорошо, как раньше говорили, удачно. Это все химеры середины века. Сейчас критерий один — выгода.

Игорь понял мое “почему же?” как вопрос. Кажется, разговор затянется надолго. Я присел на хлипкий стул с протертым до дыр сиденьем, прислонился для верности к письменному столу.

— А как же любовь?

Игорь бросил отвертку, попробовал прочность крепления только что установленной панели, с набором тумблеров и двумя светодиодными матрицами.

— Именно это они и называет теперь любовью. Выгодно — значит, есть любовь, не выгодно — возненавидят и проклянут. Тебе как раз второе и грозит. Давно говорю: хватит разбрасываться, стишки в стенгазету п0писывать, на звезды по ночам глазеть. Это — типичный путь неудачника. Таких современные девушки не любят. Твоя красавица очень быстро… или уже поняла, потому и не пришла? — Он на мгновение обратил ко мне прозрачные насмешливые глаза, но тут же снова повернулся к установке. — Делай лучше диссертацию, занимайся наукой. Уж она-то не предаст, не обманет… Ее могут только украсть!

— Диссертацию или науку?

В глазах Игоря полыхнула голубым такая злоба, что стало непонятно, зачем он включает паяльник. Таким взглядом, если чуть-чуть сосредоточиться, запросто можно расплавить припой. Мою реплику он пропустил мимо ушей.

— Заметит какой-нибудь подонок, что ты отыскал красивую идею, дождется, пока она подрастет и примет привлекательные формы — и умыкнет! Ну да ничего., пусть только попробует опубликовать! Я ему покажу, где кузькина мать зимует! — Он схватил паяльник и начал яростно распаивать на колодке разноцветные провода.

— Кому покажешь, где это… зимует?

— Начальнику, кому же еще? Он думает, что если чуть-чуть помог мне диссертацию организовать, то я теперь до конца жизни буду его в соавторы брать! Разбежался с низкого старта! Спрашивает неделю назад, чем я последний месяц занимался и для чего сварганил новую установку. — Игорь хлопнул ладонью по массивному интерференционному столу, над которым возвышались гелий-неоновый лазер и любительский телескоп “Алькор”. Кроме того, на столешнице были установлены лабораторные весы с небольшим гироскопом на одной чашке и уравновешивающим его набором гирек на другой, мощный электромагнит и еще целый ряд приборов самого разного назначения. На панели сбоку был закреплен старый стрелочный вольтметр с зеркальной шкалой — закрывающее ее стекло было наполовину разбито — и несколько тумблеров и потенциометров. Внизу, на поддоне, чернела внушительная батарея автомобильных аккумуляторов. Венчал установку легкий алюминиевый каркас, поддерживавший плотные светонепроницаемые занавеси.

— И что ты ему ответил?

— Как что? Для продолжения работ над волоконно-оптическим гироскопом! Вопрос: “А телескоп?” Ответ: “Вместо автоколлиматора!” Он: “А механический гироскоп?” Я: “В качестве реперного!” Больше у него наглости не хватило спрашивать, потребовал только представить ему схему макета и программу дальнейших работ. Ну, думаю, ладно, я тебе такое представлю, что неделю разбираться будешь — ничего не поймешь. А позавчера хватился — рукопись статьи пропала. Вот сволочь! Пронюхал, что я, как говорится, на пороге открытия стою… Да что там открытия, тут Нобелевской пахнет! Что, не веришь? А если я теоретически доказал, что путешествия во времени возможны?

— Насколько мне известно, еще ни одному писателю-фантасту Нобелевская премия не присуждалась.

— Писателю?! А если я — экспериментальное подтверждение?

— Тогда твое место — в клинике Стравинского.

— Какого еще Стравинского? — Игорь поднял паяльник жалом вверх и посмотрел на меня подозрительно. — Это для сумасшедших, что ли? Не веришь! А начальник поверил. Видишь, даже статью выкрал.

— Почему ты так решил? Может, сам куда запрятал, по принципу — подальше положишь, поближе найдешь.

— Никаких сомнений. Прятал я ее действительно подальше, кроме как в сейфе, нигде не оставлял. Но у него, оказывается, есть дубликаты всех ключей!

— Это ничего не доказывает.

— Вот как?! А его собственноручное почти признание — доказывает?

— Он что, дал письменные показания?

— Мне и устных вполне достаточно.

— Тогда не называй их “собственноручными”. И как же он объясняет свой… странный поступок?

— Странный?! Подлый, ты хотел сказать, подлый! В воровстве рукописи, конечно, не признался. Хотя, как выяснилось, прекрасно знает ее содержание. Нет, ты в жизни не догадаешься, какую теорию подвел он под свою практику! — Игорь снова склонился над панелью. — Я боялся посылать статью без экспериментального подтверждения результатов, не хотел рисковать своей научной репутацией, еще вся жизнь впереди — а начальник воспринял все как обычную научную работу. Вряд ли разобрался в математике, но выводы понял правильно. И даже попытался оправдать с их помощью свое воровство! Нет, ты представить себе не можешь, что он придумал, — бубнил Игорь, продолжая распаивать провода.

— Почему не могу? Идея путешествий во времени столько муссировалась фантастами… Он, наверное, сказал, что машина времени противоречит принципу причинности и потому невозможна. И что тебе надо заняться темой — отчет на носу — а не тратить время на ерунду.

— Да нет же! Идею он понял сразу. Принцип каузальности нарушаться, конечно, не должен.

— То есть как это? Классика: путешественник во времени, попав в прошлое, нечаянно убивает ребенка, которым оказывается он сам, и тогда в будущем, то есть в настоящем…

— Ерунда. Следствие не может уничтожить породившую его причину. Все случайные возмущения мгновенно подавляются за счет глубоких отрицательных обратных связей, существенные изменения принципиально невозможны. Я не знаю пока механизма, которым это обеспечивается, но изменить прошлое так, чтобы изменилось настоящее, нельзя. Можно изменить только будущее относительно этого настоящего, понимаешь?

— Кажется, я об этом где-то читал.

— Ты же сам давал мне книженцию. Не помню только, как она называлась…

— Ты что, взял за основу идею фантастического рассказа?

— В общем-то, да. Вернее, я понял, что принцип каузальности можно обойти. Плюс неизданные работы Козырева.

— И ты в своей статье ссылаешься…

— Только на работы Козырева. Что я, псих, что ли, на бе-либердистику ссылаться?

— Но все-таки… Идея ведь не твоя.

— Ничего. Эти фантасты выдвигают их тысячами, по статистике одна-две могут оказаться верными. Ни один суд не уличит меня в плагиате!

— Суд? Разве ты сам не можешь разобраться, что такое хорошо и что…

Игорь швырнул паяльник на подставку так, что с нее посыпалась янтарная пахучая канифоль.

— Знаешь, почему я в свои двадцать пять уже кандидат и обязательно докторскую сделаю, а ты как был никто, так и останешься инженером? Потому что пока ты ищешь ответы на свои детские вопросы, я дело делаю. “Что такое хорошо, что такое плохо!” Пока ты об этом думал, я панель распаял. Ты Достоевского читаешь, а я статьи пишу.

— Без ссылок.

— Подумаешь, пару — другую ссылок в диссертации опустил… Забыл, понимаешь? Просто забыл! И вообще победителей не судят. — Игорь сердито нахмурил брови и отвернулся.

— И все-таки… В настоящее время создание машины времени невозможно.

— Именно это голословное утверждение, принятое на веру большинством ученых, и стало для всех камнем преткновения. Только не для меня!

— Это не утверждение, а теорема.

— То есть?

— Теорема Вегуса. Доказывается от противного. Допустим, путешествия во времени возможны. Поскольку даже нечаянно раздавленная в прошлом бабочка может, как известно, привести к существенному изменению будущего, и учитывая, что перед воздействием на прошлое будущее совершенно беззащитно, следует ожидать: первое, что сделают наши могущественные потомки, в совершенстве изучив законы хронодинамики, — это введут мощные ограничительные механизмы, которые сделают опыты со временем в настоящем и близком буд