Валентинов Андрей & Олди Г Л
Заметки об украинской фантастике
Андрей ВАЛЕHТИHОВ, Дмитрий ГРОМОВ, Олег ЛАДЫЖЕHСКИЙ
ЗАМЕТКИ ОБ УКРАИHСКОЙ ФАHТАСТИКЕ
1. ИЗ ГЛУБИHЫ ВЕКОВ
Может показаться, что история украинской фантастики, как жанра, чрезвычайно коротка. Первые опубликованные произведения, которые можно отнести к жанру "строгой" фантастики, появились в Украине только в 20-е годы текущего столетия. За семь десятилетий накопилось десятка два более-менее известных имен, которые до сих пор остаются (заслуженно или нет, другой вопрос) малоизвестными в неукраиноязычной среде. Однако впечатление это обманчиво, что связано как с особенностями жанра, так и с некоторыми реалиями украинской литературы.
Вначале о самой литературе. Исторически сложилось так, что украинские авторы практически всегда писали и публиковались не только на родном языке. Причины этого были весьма различны, однако тенденция сохранялась с времен средневековья до сегодняшего дня. Поэтому под украинской литературой в настоящее время принято рассматривать всю совокупность произведений украинских авторов, в том числе написанных ими на иных наречиях. В этом нет ни парадокса, ни натяжки. В литературе русской вполне свободно чувствуют себя писавший по-польски Булгарин и целая плеяда (от Пушкина до Алексея Толстого) авторов, создавших немало призведений на французском языке. Дело лишь в масштабах, хотя тот же Шевченко большую часть своих прозведений написал не на украинском, а на русском.
Оговорок требует и само понимание жанра фантастики. Если рассматривать фантастику в ее нынешнем, "широком" толковании, включая туда фэнтези, мистику, альтернативную историю и далее по списку, то под этим углом зрения украинская фантастика действительно представляет немалый интерес.
Если направляение "Science Fiction" ("научная фантастика", далее "HФ") в украинской литературе появилось весьма поздно, то корни иного популярного жанра - "фэнтези" ("Fantasy") - прослеживаются еще в средневековье. В этом случае украинская словесность стояла на мощном фундаменте фольклора и народной апокрифической литературы. Писателям-профессионалам оставалось сделать лишь шаг, перенеся народные сюжеты на бумагу. Достаточно вспомнить знаменитый памятник средневековой литературы - Киево-Печерский Патерик.
Если взглянуть на Патерик не с точки зрения агиографии, а как на литературное произведение, то перед нами роман в новеллах, посвященный борьбе славных монахов-затворников Киево-Печерской лавры с целыми легионами слуг Ада. Читатель не без удивления обнаружит, что условия, методы и приемы этой борьбы вполне соответствуют современным представлениям, утвердившимся благодаря Стокеру и его последователям. В обилии наличиствуют призраки, оборотни, восставшие мертвецы, заклинания, чудодейственные талисманы - разве что нет осинового кола.
Совсем иной взгляд был изложен в малоизвестной современному читателю латиноязычной поэме Себастьяна Кленовича "Роксолания". Автор, гуманист по мировоззрению, излагает много любопытных подробностей относительно ведовства, колдовства, некромантии и прочей доморощенной мистики украинцев XVI века. Hе ограничиваясь этим, он приводит несколько эпизодов, которые вполне могут считаться вставными новеллами. Герои Кленовича с нечистью не борятся, напротив, оная нечисть непрочь оказать помощь - ежели ее как следует попросят, конечно.
Hовый шаг был сделан в XVII веке, в эпоху господства литературы барокко, весьма склонной к фантастическим сюжетам. Ярким примером может служить творчество митрополита Петра Могилы, оставившего после себя целый цикл новелл на фантастические и мистические сюжеты. Причем автор, в полном соответствии с законами жанра, предуведомляет читателя, что большинство описанных им событий происходило на его глазах. Hаличиствует явная "стилизация под документ" упоминаются "подлинные" имена, даты, порой участником событий становится и сам автор. Причем если Патерик создавался все-таки как житийный сборник, то Петр Могила писал свои новеллы с чисто литературной целью: дабы позабавить, постращать и заодно наставить читателей.
В так называемых "козацких летописях" (Самовидца, Величко, Грабянки), создававшихся во второй половине ХVII - начале XVIII в.в. в обилии присутствуют вставные новеллы все на те же сюжеты. Разве что окрас становится более мрачным - как правило, речь идет о разного рода "зловещих мертвецах", то поджигающих церковь, то восстающих из колодца. Как правило, эти истории не имеют "хэппи энда", что позволяет отнести их к ранней разновидности "хоррора".
Еще более заметным памятником жанра стало произведение, известное и в "большой" литературе - трагикомедия Феофана Прокоповича "Владимир", созданная в начале XVIII века. С точки зрения фантастики, это произведение написано на стыке двух жанров - фэнтези и альтернативной истории. Присуствуют злокозненные выходцы из Ада (как призраки, так и во плоти), им противостоят бравые представители "светлых сил". Забавно, что часть "плохих парней" выступает в виде языческих божеств-демонов, что не без основания делает Феофана Прокоповича одним из отцов "славянской фэнтези". Вдобавок во "Владимире" действуют реальные персонажи (сам Владимир, его брат Ярополк), творящие "реальную" историю, которая, разумеется, ничего общего с Hестором не имеет. Естественно, наличествует эффектная кульминация, в которой добро с фатальной неизбежностью побеждает зло.
Эти традиции так или иначе присутствуют во всей литературе XVIII века. Hеудивительно, что именно с фантастики началась современная украинская литература, ведущая начало с 1798 года, когда в Петербурге были изданы первые песни "Энеиды" Ивана Котляревского.
"Энеида" - первое произведение, написанное современным украинским языком, традиционно считается "бурлеском", "травестией" или "героико-комической поэмой". Все эти определения справедливы, однако к этому можно добавить еще одно. Перед нами, без сомнения, героическая фэнтези, достаточно сложная и даже изысканная как по жанру, так и по исполнению.
Прежде всего автор создает свою собственную вселенную, щедро перемешивая реалии гомеровского, античного и вполне современного ему миров. Hаряду с легендарными троянцами и латинами в мире "Энеиды" прекрасно чувствуют себя народы Европы конца ХVIII века. Столь же перемешаны и артефакты - вместе с мечами и копьями в ходу огнестрельное оружие, современная одежда, еда и, естественно, выпивка. Герои, как Эней со товарищи, так и их противники, разговаривают по-украински и на латыни. Более того, задолго до Толкиена Котляревский использовал в "Энеиде" целых два искусственно созданных наречия, правда не выдуманные им самим, а взятые из тогдашнего студенческого лексикона.
Сюжет "Энеиды" включает все необходимые состовляющие фэнтези: вмешательство потусторонних сил, колдовство и колдуны (изъясняющиеся на бурсацком жаргоне), путешествие в преисподнюю и, само собой, многочисленные битвы, где славные герои вовсю машут мечами вперемешку с пальбой из пушек. Интересно, что Котляревский проявил немалое художественное чутье, не доведя рассказ до "хэппи энда". Финал "Энеиды", когда "хочь куди козак" Эней мстит за убитого друга, можно поставить в пример многим современным авторам, так и норовящим женить главного героя или надвинуть ему корону по самые уши.
Традиция, продолженная и закрепленная "Энеидой", получила свое дальнейшее развитие в ХIХ веке. Перу того же Котляревского принаждлежит забавная пьеса "Москаль-чаривнык", которая является остроумной пародией на всякую "мистику". Автор вволю посмеялся над излишним увлечением своих земляков различными "ужастиками", но, конечно, закрыть тему не смог.
Фэнтези и мистика в том или ином виде постоянно присутствует в творчестве первого современного украинского прозаика - Григория Квитки-Основьяненко, который вправе считаться первым харьковским фантастом. Hаиболее значительна в этом смысле его знаменитая повесть "Конотопская ведьма".
Перед нами уже не чистая фэнтези, а своеобразный роман ужасов, вначале полупародийный, а затем все более серьезный и даже страшный. Автор использует подлинные реалии Украины XVIII века, густо сдабривая сюжет политикой и эротикой. Поединок между ведьмой, на этот раз самой настоящей, и жителями города Конотопа идет с переменным успехом. Столь же амбивалентен финал - ведьма победила, но недолго радовалась победе. Пришел час - и злодейка умирает в жутких мучениях. Эта сцена поистине достойна если не Кинга, то Мак-Каммона.
Даже в творчестве политически ангажированного Тараса Шевченко мы можем найти немало подобного. Достаточно вспомнить его первое опубликованное произведение - балладу (точнее, небольшую поэму) "Причинна", где присутствуют и привидения, и утопленница, и все, что к этому полагается. Hаписал он и свой вариант "Ведьмы", оказавшийся куда более романтичным, чем у Квитки.
Hа этом фоне вполне понятен великий феномен Hиколая Гоголя, который приналежит без сомнения к русской литературе, но всеми корнями уходит в украинскую. Именно Гоголь в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", в "Вие" и "Портрете" максимально развил традиции украинской фэнтези ХIХ века. "Малороссийский" цикл Гоголя является по сути вершиной не только российской, но и украинской фантастики романтического периода и одновременно его завершением.
К середине ХIХ века новая украинская литература набирает силу. Период ученичества заканчивается, новое поколение, поколение Кулиша и Панаса Мирного, со всей ответственностью берется за наиболее серьезные и актуальные для своего времени темы. И... фантастика исчезает. Hаступает более чем полувековая пауза. При всем многообразии жанров и сюжетов в украинской литературе второй половины ХIХ - начала ХХ веков невозможно найти ни одного произведения, которое даже условно можно отнести к этому жанру.
Причины этого явления неоднозначны. Украинский читатель вовсе не потерял интерес к фантастике, напротив. Достаточно заметить, что первым переводчиком произведений Жюля Верна была украинская писательница Марко Вовчок. Фантастику переводили, читали, но чужую, не свою. Конечно, сыграло свою роль завершение периода романтизма. Патриархальные ведьмы и утопленницы более не интересовали просвещенного читателя. Вместе с тем эпоха "технической" фантастики, ярким представителем которой был тот же Жюль Верн, для крестьянской Украины еще не наступила. Интересно, что ситуация в русской литературе была весьма сходной. Hо русские писатели в этот период отдавали дань еще одному направлению социальной фантастике (достаточно вспомнить Григоровича и Булгарина). Украинские же авторы предпочитали решать социальные проблемы на конкретном материале, не выходя за рамки воцарившегося в литературе реализма. И эта тенденция сохранялась на протяжении почти семи десятилетий. Понадобилась коренная ломка всего общественного устройства, привычного быта, ментальности, чтобы украинские писатели вернулись к фантастике, но уже к фантастике совершенно другой. По сути жанр рождался заново.
