«Если», 1995 № 11-12

Аврам Дэвидсон

ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛИ БЛЭКНИ

Четыре люди идут сюда по Лесной Дороге, ей-ей, — объявила Старая Мэри Верзила.

Молодой Том Рыжий понял ее сразу.

— Не наши.

В длинной-предлинной кухне сделалось очень тихо. Старый Билл Белобрысый ворохнулся в своем сидикресле.

— Ну точно, Боб Коротышка и Джинни Худышка, — молвил он.

— Нет, — откликнулась Старая Мэри Верзила. — Это не ори.

— Да! — Старый Билл Белобрысый заерзал, опираясь на свою клюкотрость. — Чейные еще они могут быть. Всегда говорил: она за ним побежала.

Молодой Билл Белобрысый подкинул в очаг еще один жгун, бормоча: «Кругом гребем, гребем кругом». Тут все заговорили разом, столпившись у окновидов. А потом разом прекратили: громко забулькало в больших пищекотлах. Молодая Мэри Верзила произнесла возбужденно:

— Вишь ты, сюда гляди: говорю, я-то, что они не Блэкни.

Из пряльни выскочила Старая Мэри Коротышка.

— Люди! Люди! Их четыре там, на Лесной Дороге, и я их не знаю. Как они смешно ходят!

— Четыре странные люди!

— Не из Блэкни!

— Перестаньте дурословить! Должны быть из! Чейные же еще?

— Так ведь не Блэкни!

— Не из Дома, вишь ты, сюда смотри! Люди не из Дома!

— Беглец Боб и та самая Джинни Худышка?

— Нет, не может быть. Старых нету.

В комнату сбежались все, кто был в Доме: из коровни, из лошадни, из доильни и гладильни, из учильни и даже из лечильни.

— Четыре люди! Не из Блэкни.

— Блэкни они или не Блэкни, да только не из Дома, вот!

Роберт Хаякава с женой Суламифью, Эзра и Микихо выбрались из леса.

— Итак, что я вам говорил? — заметил Роберт, как всегда вдумчиво. — Дорога, если идти в одну сторону, может завести в никуда, но вряд ли она заведет в никуда, если пойти в другую сторону.

Суламифь вздохнула. Ей, вынашивавшей дитя, приходилось тяжко.

— Возделанные поля. Это меня радует. Первые возделанные поля на этой планете. Должно быть, новое поселение. Хотя мы прошли всю ту…

Она не докончила фразы.

Эзра поднял руку:

— Дом…

— Больше похоже на замок? — заметила Микихо. — Так, Роберт?

— Может быть, — откликнулся Хаякава. — Сооружение явно не из новых. Суламифь, ты видишь?

Суламифь вдруг вскрикнула, тревожно или удивленно. Через поле бежал человек. Стоило всем взглянуть на него, как он споткнулся, остановился, но потом снова двинулся вперед забавной походкой, сильно приволакивая ноги. Немного погодя до них донесся его голос:

— Эй! Ей-ей. Эй. Вишь ты. Молчу. Молчок. Ох, эй…

Лицо у человека было багровым, круглое такое лицо с выпученными голубыми глазами. Нос острый и крючком, будто орлиный клюв. Одет в какой-то балахон из грубой ткани.

— Эй, вы, должно быть, эти, молчу, звать-то его как? А она еще сбежала следом за ним? Давнодавно. Джинни! Джинни Худышка! Детедети, ей-ей?

За спиной странного человека, в поле, появились два помахивавших хвостами существа.

— Микихо, посмотри, — сказал Эзра. — Это, наверное, коровы.

Человек остановился футах в десяти и покачал головой.

— Коровы, нет. Ох, нет, молчокмолчу. Быко-блюдки. Не коровы. — Внезапно он что-то сообразил и, похоже, поразился до глубины души. — Ей-ей, вы ж меня не узнаете! Ни в жизнь не узнаете! — Он засмеялся. — Ох. Вот дело какое. Странные Блэкни. Старый Том Рыжий, я-то.

Церемонно и серьезно все четверо представились. Человек насупился.

— Не знаю таких именов, — произнес он. — Нет, молчок. Сотворили их, как детей, в лесу. Давнодавно. Ох, я, вот! Беглец Боб Коротышка. Да, такое имя! Ваш отцеотец. Помер, ей-ей?

Очень вежливо, остро ощущая усталость после долгого перехода, Роберт Хаякава произнес:

— Боюсь, я его не знаю. Мы не те, за кого вы нас принимаете… Вы не знаете, можно ли нам идти дальше, туда, где этот дом?

Суламифь, согласно кивнув, оперлась на руку мужа.

Старый Том Рыжий, который слушал разинув рот, ухватился за знакомое слово.

— Дом! Ей-ей, да. Ступайте дальше, туда, к нему.

Четверо тронулись в путь, медленнее, чем прежде, а Старый Том Рыжий распряг своих быко-блюдков и поплелся следом, время от времени бормоча нечто совершенно неразборчивое.

— Забавный малый, — сказал Эзра.

— И так странно разговаривает, — отозвалась Микихо.

Суламифь призналась: единственное, чего ей хочется, это сесть. А потом…

— Ой, смотрите! — воскликнула она. — Вы только посмотрите!

— Все квартиранты вышли нам навстречу, — заметил ее муж.

Так оно и было.

Ничего подобного никогда не случалось за всю историю рода Блэкни. Однако Блэкни ничуть не растерялись. Привели чужаков в Дом, усадили их в самые мягкие сидикрссла, как можно ближе к очагу, подали пеймолоко, мясосыр и татотравки. Пришельцев в одночасье одолела усталость: все четверо откинулись на спинки сидикресел, не в силах произнести ни слова.

Зато у обитателей дома языки развязались — да еще как! Большинство тех, кто уходил по делам, уже вернулись и кружили непрерывным хороводом: кто жадно поглощал кушанье, кто вытягивал шею и пялился во все глаза, а в основном Блзкни болтали, болтали, болтали… Они казались отражениями друг друга, диковинными фигурами из какого-нибудь зеркального зала вроде тех, о каких Хаякаве доводилось читать в книгах по социальной истории: одни и те же лица, похожие одежды. Повсюду багровые физиономии, голубые глаза навыкате, выпирающие лобные кости, тонкие носы крючком, отвислые рты.

Блзкни.

Худые Блзкни, высокие Блзкни, низкие Блзкни, старики, молодые, мужчины и женщины. Казалось, имелся некий стандарт, единая колодка, по которой все остальные вытягивались или сжимались, только трудно было представить себе, каков именно этот стандарт, какова в точности эта колодка.

— Звездокрай, значит, — произнесла Молодая Мзри Верзила. — Других никаких не живет у Блэкнимира. Звездокрай. Одинаковые с Капитанами.

Молодой Билл Белобрысый указал жгуном на Суламифь.

— Ребенок растет, — сказал он. — Кругом гребем, гребем кругом. Скоро ребенок.

С огромным усилием Роберт разомкнул веки.

— Да. Очень скоро у нее родится ребенок. Будем признательны вам за помощь.

Старый Билл Белобрысый, опираясь на клюкотрость, приплелся глянуть еще разок.

— Мы происходим, — поведал он, вплотную приблизив свое лицо к лицу Роберта, — от Капитанов. Не слыхали? И другие тоже? Смешно. Мы происходим, вишь ты. От Капитанов. Капитана Тома Блэкни. И его жен. Капитана Билла Блзкни. И его жен. Братья, они-то. Джинни, Мзри — жены Капитана Тома. Другая Мзри — жена Капитана Боба. Была и еще жена, но мы не помним, как ее. Они жили в Звездокрае. Вы тоже? Молчок, вы? Ей-ей, Звездокрай?

Роберт кивнул и спросил:

— Когда? Когда они прилетели из Звездокрая? Те братья, о которых вы рассказали?

Опустилась ночь, но ламп не зажигали. Лишь трепетали в очаге языки пламени, жадно поглощавшего сочащиеся смолой маслянистые жгуны, освещая просторное помещение.

— Когда? — переспросил Старый Том Рыжий, ковыляя к сидикреслу. — Пять сотнялет. Давнодавно.

Неожиданно подала голос Старая Мзри Коротышка:

— Они смешноходят. Они смешнословят. И смешновыглядят тоже!

— Ребенок. Растет ребенок, скоро.

Пара-тройка малюток Блэкни, точные копии

своих взрослых сородичей, только ниже ростом, жадно зачмокали, захихикали, принялись просить показать им ребенка из Звездокрая. Старшие смеялись и успокаивали: скороскоро.

— Пятьсот лет… — Хаякаву сморил сон. Внезапно он встрепенулся и заговорил:

— Мы направлялись к спутникам Лора. Вам не приходилось… впрочем, понятно, что нет. Перелет не представлял опасности. Но с нами что-то произошло. Как бы это объяснить… Мы наткнулись на нечто такое, чего как будто не должно быть. Искривление? Дыра? Звучит глупо, я понимаю, но все испытали чувство, будто корабль проваливается неведомо куда. А потом отказали приборы, мы обнаружили, что у нас нет звездных таблиц, а вокруг — ни единой знакомой звезды. Как говорится: «Да будут вам и новый Рай и новая Земля». Вот нас и угораздило попасть на Блзкнимир.

Искры взметнулись и унеслись прочь. Кто-то произнес: «Спать пора». Все Блзкни разошлись, и Хаякава уснул.

Когда четверка проснулась, в разгаре была «мыть-пора», и все Блзкни — большие и маленькие — скреблись и мылись, терли и чистили свою одежду.

— Полагаю, эта еда на столе предназначена нам, — сказал Эзра. — Роберт, быстрей твори молитву о хлебе насущном. Я жутко голоден.

Встав из-за стола, они хорошенько огляделись вокруг. В дальнем конце просторного помещения было настолько темно, что, несмотря на льющийся сквозь растворенные ставни солнечный свет, люди с большим трудом разглядели изображение на стене. Краска на росписи облупилась, во всяком случае, всю ее прошила похожая на зигзаг молнии трещина; кто-то пытался залепить трещину штукатуркой или чем-то подобным, но у него явно ничего не вышло.

— Вам не кажется, что вон те высокие фигуры изображают Капитанов? — спросила Микихо (Роберт успел передать товарищам рассказ Старого Билла Белобрысого).

— Наверное. Выглядят они сурово и весьма решительно. Когда многоженцев преследовали, кто знает?

В трудах по новейшей социальной истории о том периоде говорилось мало, но в конце концов четверка пришла к единому мнению: преследования происходили в Эру Пересовершенствования — около шестисот лет тому назад.