Грин Александр
Маленький заговор
Александр Степанович Грин
Маленький заговор
I
- Садитесь, поговорим, - ласковым голосом сказал Геник, подвигая стул очень молодой девушке, на вид не старше семнадцати лет. - Мне поручено объясниться с вами и, что называется, - во всех деталях.
Гостья застенчиво улыбнулась, села, оправляя коричневую юбку тонкими, слегка задрожавшими пальцами, и устремила на Геника пристальные большие глаза, темные, как вечернее небо. Геник мысленно побарабанил пальцами, оседлал другой стул и спросил:
- Как меня нашли?
- Я вас отыскала скоро... Хотя вы живете в таком глухом углу... Я даже улицы такой раньше не знала.
- Улицу эту выстроили специально для меня! - пошутил Геник. - Смею вас уверить.
- Еще бы! - слабо улыбнулась она. - Для нас с вами другие места приготовлены.
- Каркайте, каркайте... Что же - улицу через прохожих отыскали?
Девушка отрицательно покачала головой.
- Нет, - поспешно сказала она, - мне объяснил Чернецкий, что улица эта выходит в числе прочих на Армянскую. Я ее всю и прошла, в самый конец.
Геник сделал серьезное лицо.
- Это хорошо! - заявил он, одобрительно кивая. - Всегда нужно стараться как можно меньше расспрашивать прохожих. Особенно в деле особой важности.
Девушка с уважением окинула глазами небрежно оседлавшую стул, худую и коренастую фигуру Геника. Даже и эту тонкость он считает важной - должно быть, замечательный человек.
- Ваше имя - Люба? - спросил юноша.
- Да.
Наступило короткое молчание. Девушка рассеянно оглядывала комнату, пустую и неуютную, где, кроме пунцовой розы, алевшей на столе в дешевом запыленном стакане, не на чем было остановиться и отдохнуть глазу. В широкое, настежь отворенное окно, вместе с теплым ветром и шелестом цветущей черемухи, плыл солнечный свет, щедро заливая грязные обои голых стен пыльно-золотистыми пятнами, на фоне которых, беззвучно и неуловимо, как ночные бабочки в свете лампы, - трепетали мелкие, пугливые тени ветвей и листьев, глядевших в окно.
Стол был пуст - ни книг, ни брошюр. Видимый печатный материал валялся на полу, в образе скомканной газеты. В углу - чемодан, койка более чем холостого вида и тяжелая дубовая трость. Зато пол был щедро усеян окурками и спичками.
- Нам, пожалуй, серьезно придется сейчас беседовать... - сказал Геник, рассматривая девушку. - Вы, конечно, против этого ничего не имеете?
Люба расширила глаза и нервно повела плечами. Странно даже спрашивать об этом.
- Что же я могу иметь? - тихо и вопросительно проговорила она. - Чем серьезнее, тем лучше.
Последние слова прозвучали просьбой и, отчасти, задором молодости. Лицо Геника стало непроницаемым; казалось, оно потеряло всякое выражение. Он сильно затянулся папиросой, окружая себя голубыми клубами дыма, и сказал уже совсем другим, твердым и отчетливым голосом:
- Хорошо.
Люба ждала, молча и неподвижно. Глаза ее прямо, с покорностью ожидания, смотрели на Геника.
- Хорошо! - повторил он медленнее и как бы в раздумье. - Так вот что, Люба, для удобства и большей продуктивности разговора, мы сделаем так: я буду спрашивать, а вы отвечать... Идет?
- Все равно, - сказала девушка, напряженно улыбаясь. - Это как на допросе.
- Ну, да... Видите ли - это, по некоторым соображениям, важно для меня.
Люба молча кивнула головой.
- Да. Так вот: скажите, пожалуйста, - сколько вам лет?.. Это нескромно, но, надеюсь, вам не более двадцати, так что, - мы, конечно, не рассоримся.
- В августе будет восемнадцать... - слегка покраснев, сказала девушка. - А что?
- Хм...
Новые клубы дыма и новый окурок на полу. Геник достал и зажег свежую, третью по счету, папиросу.
- Я так боялась этого! - тихим, срывающимся голосом заговорила Люба, и ее лицо, правильное и нежное, внезапно покрылось розовыми пятнами. - Того... что... может быть... моя молодость... может там... помешать, что ли... но...
Геник досадливо махнул рукой.
- Что молодость? - с неудовольствием перебил он. - Не в молодости дело... А в вас самих... Но, однако, мы уклонились... Скажите - сколько человек в вашем семействе? И кто они?
- Четверо, - неохотно, удивляясь тому, что ее спрашивают о таких, совершенно посторонних вещах, сказала девушка. - Мама... я... папа, потом сестры две...
- Старше вас?
- Нет... где же старше... Еще гимназистки...
- И вы ведь, Люба, учились в гимназии?
- Я? Училась...
- Д-аа... - Геник вздохнул и уставился через открытое окно в сад: - Все мы вкушали когда-то от этой премудрости. У меня есть братишка, маленький глупый человек. Так вот он пришел однажды из класса и начал с чрезвычайно сосредоточенным и мрачным видом колотить ногами о дверь. Я его и спрашиваю: "Ты, Петька, что делаешь?" А он скорчил свирепое лицо и говорит: "Прах от ног своих отрясаю".
Люба задумчиво улыбнулась, не сводя с Геника больших, наивно-серьезных глаз, и медленно наклонила вперед голову, как бы приглашая говорить дальше. Геник обождал несколько мгновений и перешел в деловой тон.
- Ко мне вас направил Чернецкий? - спросил он, сосредоточенно грызя ногти.
- Да...
- Он рассказал мне о вас все! - заявил Геник, отрываясь взглядом от ровного, чистого лба девушки. - По общему мнению... у нас, видите ли, было совещание... вам решено не препятствовать и... помогать...
Люба заволновалась и нервно покраснела до корней волос. Краска быстро залила маленькие уши, высокую, круглую шею и так же быстро отхлынула назад к сильно забившемуся сердцу.
Она так боялась, что ее заветная мечта не исполнится. Но грозный момент, очевидно, придвигался и теперь стал перед ней лицом к лицу в этой убогой, обыкновенной на вид и жалкой комнате.
Геник встал, шумно отодвинул стул и зашагал от стола к двери. Люба механически следила за его движениями, желая и не решаясь спросить: что дальше?
- Не связаны ли вы с кем-нибудь? - быстро и немного смущаясь, спросил Геник. - Нет ли для вас чего-нибудь дорогого?.. Семья, например... - Он не пожалел о своих словах, хотя мгновенная неловкость и боль, сверкнувшие в глазах девушки, сделали молчание напряженным. Геник повторил, тихо и настойчиво:
- Так как же?
- Я, право... не знаю... - с усилием, краснея и ежась, как от холода, заговорила она. - Нужно ли это... спрашивать... Я же сама... пришла.
- Вы вправе, конечно, недоумевать, - сказал, помолчав, Геник, - но, уверяю вас... Хотя, впрочем... Вам отчего-то трудно говорить об этом... хорошо, но скажите мне, пожалуйста, только одно: у вас нет близкого человека, кроме... ваших родных?
Он остановился посредине комнаты, ожидая ответа с таким видом, как если бы от этого зависело все дальнейшее течение дела. Люба подняла на него растерянный взгляд, снова покраснела и смешалась. По дороге сюда мечталось о чем угодно, кроме этого непонятного и мучительного вопроса.
- Я потому спрашиваю, - сказал Геник, желая вывести девушку из затруднения, - что нам нужно знать, будет ли у вас кому ходить в тюрьму, в случае... Если "да", то кивните, пожалуйста, головой.
Кивок этот, хотя Люба его и не сделала, он угадал по опущенным, неподвижно застывшим ресницам. Через мгновение она снова подняла на него свои темные, с ясным голубым отливом глаза.
Ветер мягко стукнул оконной рамой и шевельнул брошенную на пол газету. Геник подошел к окну и сейчас же отошел прочь. Люба вздохнула, нервно стиснула хрустнувшие пальцы и выпрямилась.
- Так, значит, вам не жалко жизни? - равнодушно, полуспрашивая, полуутверждая, сказал Геник. - А?
Люба облегченно рассмеялась углами рта. Слава богу, - вопросы о домашних делах покончены. Хотя странный, немного торжественный в своем равнодушии тон Геника по-прежнему держал ее настороже... Она отбросила за ухо темные непокорные волосы и сказала:
- Как жалко? Я не знаю... А вам разве не жалко?
Девушка нетерпеливо задвигалась на стуле, и меж тонких бровей ее мелькнула легкая, досадливая складка. Если Геник желает болтать, может выбрать другое место и время. А ей тяжело и совсем не до разговоров.
Он же, казалось, вовсе не спешил удовлетворить ее нетерпение. Широкая спина Геника неподвижно чернела у окна, загораживая свет, и только дым шестой папиросы, улетая в сад, показывал, что это стоит живой, задумавшийся человек.
В комнате напряженно бились две мысли, и маятник дешевых стенных часов, казалось, равнодушно отбивал такт неясным, упорным словам, таинственно и быстро мелькавшим в мозгу. Наконец Геник отошел в глубину комнаты, снова уселся верхом на стул и спросил громким, неожиданно резким голосом:
- Твердо решаетесь?
- Да! - безразлично, с поспешностью утомления сказала девушка.
Глаза ее встрепенулись и загорелись. Казалось - новая волна внутреннего напряжения поднялась в этот пристальный, ждущий взгляд и нервным толчком хлестнула в лицо Геника.
- Теперь вот что... - заговорил он, смотря в сторону. - Вы, значит, поедете за сто верст отсюда в ***ск...
Лицо Любы отразило глубокое недоумение.
- Простите, я не понимаю... - нерешительно сказала она, понижая голос. - Ведь... Мне Чернецкий сказал, что все здесь... что все готово и... завтра вечером... Также, что от вас я узнаю все инструкции и получу...
Геник с досадой бросил папиросу.
- Вы слушайте меня! - резко, почти грубо перебил он и, заметив, что Люба вспыхнула, добавил более мягко: - Положение изменилось. Фон-Бухель уехал сегодня утром и приедет только через месяц.
Девушка молча, устало кивнула головой.
- Этот месяц вы проживете там и будете держать карантин. Что такое карантин - вы знаете или нет?
- Да, я слышала что-то... изоляция, кажется?
- Вот... Жить будете по чужому паспорту... Я вам его сейчас дам. Никаких знакомств. Переписываться нельзя...