Роберт Говард

Царство теней

I. Кулл, царь Валузии

Рев труб нарастал, как приливная волна, как шум прибоя, бьющегося о белые скалы Валузии. Из толпы слышались радостные возгласы, женщины бросали цветы, а стук серебряных подков все приближался, и вот, наконец, первые ряды воинов показались на широкой светлой улице, огибавшей устремленную в небо Башню Славы.

Впереди, трубя в длинные золотистые фанфары, ехали герольды — стройные юноши в пурпурных одеяниях. За ними шли лучники — высокие статные горцы, следом за лучниками — тяжеловооруженная пехота: широкие щиты громыхали в такт шагам, в том же темпе покачивались наконечники копий. За пехотой следовали лучшие в этом мире воины — Алые Убийцы, от шлемов до шпор все в красном. Они величаво проплыли на своих великолепных скакунах и, хотя, несомненно, хорошо слышали обращенные к ним восторженные возгласы, смотрели прямо перед собой, застыв в седлах, словно бронзовые изваяния. За этими гордыми, страшными в бою воинами пестрыми потоками влились на площадь отряды наемников: диких кочевников из My и Каалу, вооруженных широкими тяжелыми мечами и дротиками. За ними, в некотором отдалении, тесно сомкнув ряды, шли лучники из Лемурии. Позади всех — легкая пехота, а замыкали шествие снова горнисты.

Это изумительное зрелище щемящей болью восторга отзывалось в сердце Кулла, царя Валузии. Вот он скользнул взглядом по горнистам; вот поднял руку, отвечая на приветствия всадников, остановил взгляд на пехоте. Его глаза вспыхнули, когда в поле зрения показались Алые Убийцы, зрачки сузились, когда их сменили наемники. Эти шли гордо, глядя на царя смело, но с уважением. Кулл ответил им таким же смелым взглядом. Он ценил храбрость, а во всем мире не было воинов отважнее, чем эти — даже среди дикарских племен пограничья. Однако, сколь бы глубоким ни было это чувство взаимного уважения, между ними не могло возникнуть даже намека на дружеские отношения. Кулл, царь Валузии, был по происхождению атлантом, а не валузийцем, а атланты издревле воевали со своими западными соседями. И хотя имя Кулла было предано проклятью также среди гор и долин его собственного народа, а сам он старался вытравить из памяти все, что касалось его происхождения, в нем еще много оставалось от варвара, и давние обиды продолжали прочно гнездиться в его сердце.

Парад войск закончился. Кулл повернул жеребца и твердой рукой направил его во дворец. По дороге он бросил несколько слов сопровождавшим его членам Царского Совета.

— Армия подобна мечу, — сказал он. — Нельзя позволять ржаветь оружию.

Из всё еще клубившейся на площади толпы слышались обрывки фраз:

— Это Кулл, видишь! Какой мужчина! Ты посмотри на его плечи! А какие мускулы!

И тише, но с угрозой:

— Проклятый узурпатор!

— Да, это позор для Валузии, этот варвар на древнем Троне.

Острый слух Кулла уловил шепот, но царь не придал ему особого значения. Он твердой рукой перехватил руль Клонившейся к упадку империи, еще более твердо его удерживал — это, разумеется, далеко не всем было по нраву.

Когда придворные, льстиво поздравив его с удавшимся парадом, разошлись, царь опустился на обитый горностаевым мехом трон и погрузился в тяжелые раздумья. Слуга, почтительно склонившись в низком поклоне, доложил о том, что в соседнем зале дожидается приема гонец пиктского посла. С трудом вырвавшись из лабиринта запутанных проблем государственной политики, царь без особой симпатии взглянул на непрошеного гостя. Это был широкоплечий воин, среднего роста, с характерной для его расы смуглой кожей.

— Глава Совета Ка-ну, правая рука царя пиктов, приветствует тебя и просит передать, что у пиршественного стола в его резиденции есть место для Кулла, царя царей, императора Валузии.

— Хорошо, — ответил Кулл. — Передай почтенному Ка-ну, послу Западных Островов, что повелитель Валузии отведает вина с его стола, как только луна взойдет над холмами Залгары.

Пикт, однако, не двинулся с места.

— Мой вождь просит, чтобы ты пришел один, о господин.

Глаза царя озарились холодным, словно сталь меча, блеском.

— Один?

— Да, мой господин.

Они молча смотрели друг на друга, причем лишь тонкая паутинка этикета сдерживала кипевшую в них взаимную межплеменную ненависть. Они обменивались гладкими учтивыми фразами цивилизованной расы, которая не была расой ни того, ни другого, а в глазах их горела давняя дикая ярость. Пусть Кулл был царем Валузии, а пикт — представителем посла суверенной союзной страны, сейчас в зале приемов встретились два варвара, ослепленные старой, как мир, ненавистью, оглушенные шумом давно отгремевших сражений.

Перевес был на стороне царя, и он наслаждался этим в полной мере. Подперев рукой голову, он долго смотрел в темные, непроницаемые глаза застывшего, как статуя, посланника.

— Значит, я должен прийти, один? — тон вопроса Кулла был таким, что глаза пикта грозно сверкнули. — А чем ты докажешь, что тебя действительно послал Ка-ну?

— Моим словом, — мрачно ответил пикт.

— С каких это пор можно верить слову пикта? — Кулл прекрасно знал, что пикты никогда не лгут, но явно хотел вывести из себя собеседника.

— Я знаю, чего ты хочешь, о царь, — спокойно ответил тот. — Ты ждешь, чтобы я выказал свой гнев. Напрасно. Но я уже достаточно зол и вызываю тебя на поединок. На копьях, на мечах или на кинжалах, на конях или спешенными. Если ты мужчина, прими мой вызов!

Царь взглянул на пикта с невольным уважением: столь безрассудная отвага не могла не вызывать восхищения. Тем не менее, он не упустил оказии разозлить его еще больше.

— Царь не может принять вызов от безвестного дикаря, — сказал он с пренебрежением. — Можешь идти. Передай Ка-ну, что я приду — один.

Глаза пикта зловеще сверкнули. Весь дрожа от первобытной жажды крови, он повернулся, медленно пересек зал приемов и исчез за огромной дверью.

Кулл задумался. Глава Совета пиктов хочет, чтобы он пришел к нему без охраны. Почему? Заговор? Кулл дотронулся до рукояти длинного меча. Нет, пиктам слишком выгоден мир с Валузией, чтобы нарушать его из-за каких то давних счетов. Кулл был атлантом, извечным врагом всех пиктов, но он был также царем Валузии, сильнейшего союзника Западных Островов. Он улыбнулся, подумав об иронии судьбы, превратившей его во врага прежних друзей и союзника исконных врагов. Подчиняясь жажде власти, он порвал узы дружбы, традиций, рода. И Валка, бог морей и суши, свидетель — он эту жажду утолил сполна. Он стал царем Валузии — страны, кренящейся к упадку, живущей лишь воспоминаниями о прежней славе, но все еще могущественной, самой сильной из Семи Империй.

Его народ называл Валузию Страной Снов, и ему казалось, что он живет именно во сне. Его удивляли дворцы и дворцовые интриги, армия и народ. Все это было похоже на бесконечный маскарад, на котором настоящие лица скрываются за улыбающимися масками. И ведь добыть трон оказалось совсем не трудно — стоило лишь смело воспользоваться удачным случаем. Затем свист меча, восторженно принятая всеми смерть тирана, умелое лавирование между политиками — и Кулл, искатель приключений, выдворенный из родной Атлантиды, оказался на недосягаемой высоте — он стал царем царей, властелином Валузии. Сейчас, однако, он отчетливо осознавал, что удержать власть во много раз труднее, чем захватить. И вновь Кулл почувствовал странное беспокойство. Кто он такой, чтобы править народом, хранящим необычные, страшные, извечные тайны? Архистарым народом.

— Я Кулл! — сказал он сам себе, поднимая гордо голову. — Кулл!

Он обвел взглядом зал и ощутил вдруг в душе странную неуверенность. И тут он заметил, что в темном углу стенная обивка едва заметно шевельнулась.

II. И безмолвные дворцы Валузии заговорили

Луна еще не показалась на горизонте, и сад освещался факелами, пылавшими в серебряных держателях, когда Кулл занял почетное место за пиршественным столом Ка-ну, посла Западных Островов. В после, сидевшем по его правую руку, трудно было найти что-либо от той воинственной расы, представителем которой он был в Валузии. Ка-ну был опытным дипломатом, состарившимся в гуще политических интриг, ни племенные традиции, ни сословные предрассудки не имели над ним никакой власти. Встретившись с человеком, он думал не о том, кто он такой и что собой представляет, но о том, можно ли его использовать в своих целях, и если можно, то как.

Кулл вяло отвечал на учтивые вопросы Ка-ну, с тоской думая о том, что и он когда-нибудь может стать таким же, как этот престарелый пикт. Посол был толстым и обрюзгшим, с тех пор, когда он в последний раз держал в руках меч, прошло уже очень много лет. А ведь Куллу встречались люди и постарше Ка-ну, шагавшие в бой в первых рядах воинов.

За спиной Ка-ну стояла девушка необыкновенной красоты, наполнявшая вином его кубок. Надо сказать, отдыхать ей не приходилось. Ка-ну беспрерывно сыпал шутками и анекдотами, и Кулл, презирая в душе чрезмерную болтливость, тем не менее старался не пропустить мимо ушей ни единого слова. За столом сидели также другие пиктские вожди и дипломаты. Последние вели себя непринужденно, в поведении же первых ощущалась определенная скованность, им нелегко было переступить через себя, забыть о давних раздорах и вражде. И все же Кулл наслаждался атмосферой приема, столь отличной от той, которая господствовала при его дворе. Как похоже это было на Атлантиду.

Кулл пожал плечами. Что ж, Ка-ну, который, наверное, забыл, что он пикт, прав, и ему, Куллу, тоже пора стать валузийцем не только внешне.

Когда луна оказалась, наконец, в зените, Ка-ну, который съел и выпил больше, чем любые трое из его гостей вместе взятые, откинулся на софе и вздохнул с видимым облегчением.

— Теперь оставьте нас, друзья, — сказал он. — Мы с царем должны обсудить дела, о которых детям знать не положено. Да-да, ты тоже иди, моя малышка, дай я только поцелую твои “сладкие губки” вот так, а теперь беги, бутончик ты мой розовый.