Лайон Спрэг Де Камп и Роберт Говард

«Драгоценности Траникоса»

1. РАСКРАШЕННЫЕ

Только что поляна была пуста, а теперь на ее краю, возле кустарника стоял мужчина, напрягая все свои органы чувств. Ни один звук не предупредил о его приходе, но птицы, греющиеся в солнечном свете, испугались его внезапного появления и возбужденно галдящей стаей взмыли вверх. Мужчина наморщил лоб и поспешно оглянулся назад, откуда он только что появился, испугавшись, что птицы могут выдать его присутствие. Потом он осторожными шагами пересек поляну.

Несмотря на свою огромную, мощную фигуру, мужчина двигался с уверенной гибкостью леопарда. Кроме набедренной повязки на его бедрах, на нем больше ничего не было, его кожа была исцарапана колючками и покрыта грязью. Его мускулистая правая рука была перевязана коричневой, заскорузлой тряпицей. Лицо под растрепанной черной гривой волос было напряжено и утомлено, а его глаза горели как у раненого волка. Быстро спеша по узкой тропинке, пересекающей поляну, он немного прихрамывал.

Пройдя, примерно половину пути, он внезапно остановился, и мягко, как кошка, оглянулся назад, услышав позади себя в лесу пронзительный крик. Он звучал почти как вой волка, но он знал, что это не волк, потому что он был киммерийцем и знал голос леса, как цивилизованный человек знает голоса своих друзей.

Ярость сверкнула в его налитых кровью глазах, когда он снова повернулся и побежал дальше по тропе, которая проходила по краю поляны, мимо густого, заполняющего все пространство между деревьями, кустарника. Между ним и тропой лежал глубоко погрузившийся в покрытую травой землю поляны ствол дерева. Увидев его, киммериец остановился и оглянулся назад, через поляну. Неопытный глаз не заметил бы здесь никаких следов того, кто здесь только что прошел. Однако для его знакомых с дикой природой глаз, след этот был четко виден. И он знал, что его преследователи тоже без труда прочитают его след. Он беззвучно зарычал, как загнанный зверь, готовый вступить в борьбу не на жизнь, а на смерть.

Быстро и с наигранной беспечностью, он опустился на тропу и тоже намеренно притаптывал тут и там траву. Однако, достигнув задней части ствола, он вспрыгнул на него, повернулся и легко побежал назад. Коры на стволе давно уже не было и на голой древесине не оставалось никаких следов. Никакой, даже самый острый глаз не мог различить, что человек этот вернулся назад. Достигнув самого густого кустарника, он, как тень, исчез в нем и позади него не шевельнулся ни один листок.

Время тянулось очень медленно. Серые белки снова беззаботно занялись своими делами на деревьях, а потом, внезапно, молча спрятались в ветвях. На поляну снова кто-то вышел, так же бесшумно, как и киммериец, появились трое мужчин. Они были темнокожими, приземистыми, с мускулистой грудью и сильными руками. На них были расшитые бисером набедренные повязки, а в их черных волосах были воткнуты перья орла. Их тела были разрисованы сложными узорами, а в руках у них было простое оружие из кованой меди.

Они осторожно выглянули на поляну, потом, готовые к прыжку, вплотную друг к другу, как леопарды, вышли из кустарника и нагнулись над тропой. Они двигались по следу, который оставил за собой киммериец, а это было непросто даже для легавой собаки. Они медленно крались по поляне. Тут первый преследователь остановился, что-то пробормотал и указал своим копьем с широким наконечником на примятую траву, где тропа снова уходила в лес. Его товарищи тотчас же остановились и их черные глаза-бисеринки стали обыскивать густую стену леса. Но их жертва спряталась хорошо. Наконец, они снова тронулись в путь, на этот раз быстрее. Они шли по слабым следам, которые, казалось, показывали, что их жертва от усталости и отчаяния стала неосторожной.

Едва они миновали то, место, где тропа близко подходила к чаще кустов, как киммериец выпрыгнул позади них, крепко сжав оружие, которое он вытащил из набедренной повязки: в левой руке кинжал с длинным медным лезвием и секирой с медной рубящей частью в правой. Нападение было таким быстрым и неожиданным, что у сзади идущего пикта не было никаких шансов спастись, когда киммериец вонзил ему кинжал между лопаток. Клинок вошел в сердце, прежде чем пикт вообще понял, что он подвергся опасности.

Оба других пикта обернулись с быстротой захлопывающейся ловушки, однако за это время киммериец успел вытащить кинжал из тела своей первой жертвы и взмахнул правой рукой, с зажатой в ней секирой. Второй пикт повернулся, когда секира взвилась и обрушилась на него, расколов ему череп.

Оставшийся пикт — предводитель, схватил алое медное острие своего орлиного пера и с невероятной быстротой напал на киммерийца. Он бросил острие в грудь киммерийца, когда тот вырывал секиру из головы убитого. Киммериец воспользовался своим недюжинным умом и оружием в каждой своей руке. Обрушившаяся секира отбросила острие противника в сторону, а кинжал в его левой руке распорол раскрашенный живот снизу до верху.

Сложившись пополам и истекая кровью, пикт издал ужасный вопль. Это не был крик страха или боли, это был крик удивления и звериной ярости. Дикий вопль множества глоток ответил ему издалека к востоку от поляны. Киммериец пригнулся как загнанный волк с оскаленными зубами и смахнул пот с лица. Из-под повязки на его левой руке сочилась кровь.

Сдавленно бормоча неразборчивые проклятия, он повернулся и побежал на запад. Он больше не старался скрыть свои следы, но бежал со всей быстротой своих длинных ног, черпая силы из глубокого, почти неистощимого резервуара своей выдержки, что было компенсацией, данной природой за его варварский образ жизни. Некоторое время в лесу позади него было тихо, потом с того места, которое он покинул, раздались резкие, демонические вопли. Итак, его преследователи обнаружили убитых. Впрочем, киммерийцу не хватало дыхания, чтобы проклинать кровь, капающую из вновь открывшейся раны и оставляющую позади него след, который мог бы проследить и ребенок. Он надеялся, что эти три пикта преследовали его на протяжении вот уже сотни миль. И при этом он знал, что эти волки в человеческом образе никогда не оставляют кровавый след.

Теперь все снова было тихо. Это значило, что они бегут за ним, а он не мог остановить кровь, которая выдавала его путь.

Западный ветер дул ему в лицо. Он нес с собой соленую влагу. Это уже близко к морю, значит, преследование его длится намного дольше, чем он думал.

Однако, скоро оно подойдет к концу. Даже его жизненная сила волка истощалась от непрерывного напряжения. Дыхание с трудом вырывалось из его горла и в боку у него кололо. Ноги его дрожали от усталости, а прихрамывающая нога болела при каждом шаге, словно в ее сухожилия вонзали нож. До сих пор он следовал инстинкту дикаря, который был его учителем, каждый нерв и каждый мускул его был напряжен и каждый его трюк служил для того, чтобы выжить. Однако теперь, в своем бедственном положении, им овладел другой инстинкт: он искал такое место, где он, прикрыв спину, мог продать свою жизнь, как можно дороже.

Он не покинул тропу и не нырнул в чащу налево или направо. Он знал, что безнадежно было прятаться от преследователей. Он бежал дальше, а кровь все сочилась, в ушах у него стучало и каждый вдох вызывал боль в его пересохшем горле. Позади него раздался дикий вой. Это значило, что пикты уже почти наступают ему на пятки и рассчитывают вскоре схватить его. Как голодные волки, они теперь каждый свой прыжок сопровождали диким воплем.

Внезапно деревья кончились. Перед ним находилась каменная стена, которая отвесно поднималась вверх. Взгляд налево и направо сказал ему, что здесь есть только одна скала, которая, как каменная башня, возвышается над лесом. В юности киммериец как коза карабкался по скалам и горам у себя на родине. Может быть, будь он в лучшем состоянии, он смог бы преодолеть эту стену, но теперь, с его ранениями и при его потере крови у него не было никаких шансов на это. Он не взберется выше двадцати или тридцати футов, прежде чем пикты выбегут из леса и пронзят его своими стрелами.

А скала? Может быть, с другой стороны она менее крутая. Тропа, выходящая из леса, поворачивала направо и вела к скале. Он торопливо побежал по ней и увидел, что она ведет между кромками каменных глыб и расколотыми камнями к широкому карнизу, находящемуся возле вершины скалы.

Этот карниз был не более худшим местом, чтобы умереть, чем какое-либо другое место. Мир перед его глазами заволокло красным, но он захромал вверх по тропе, а потом опустился на колени и на четвереньки, зажав кинжал между зубами.

Он еще не достиг выдающегося вперед карниза, как около сорока раскрашенных пиктов-дикарей, воя как волки, столпились вокруг скалы. Их вой поднялся до дьявольского крещендо, когда они обнаружили его. Они бегали у подножия скалы, выпуская в беглеца стрелу за стрелой. Стрелы свистели вокруг киммерийца, который упрямо карабкался вверх. Одна стрела вонзилась в его икру. Не останавливаясь, он вырвал ее и отбросил в сторону. На плохо нацеленные стрелы он не обращал внимания. Эти стрелы разбивались о камни вокруг него. Он с яростью перевалился через край карниза и обернулся. Он взял в руки кинжал и секиру и лежа на карнизе, уставился вниз на преследователей. Видны были только его черная грива и горящие глаза. Мощная грудь его быстро вздымалась и спадала, когда он огромными глотками втягивал в себя воздух, однако, потом он вынужден был сцепить зубы, чтобы бороться с подступающей дурнотой.

Над ним просвистело еще несколько стрел. Отряд преследователей понял, что жертва его остановилась. Пикты легко прыгали с камня на камень у подножия скалы. Первым крутой части достиг сильный воин, орлиные перья которого были покрашены, и указывали на то, что это был вожак. Он ненадолго задержался внизу у начала вьющейся крутой тропы. Он положил стрелу на тетиву и наполовину натянул ее. Потом он откинул голову и приоткрыл г