Горький Максим
О беспокойной книге
А.М.Горький
О беспокойной книге
Я - не мальчишка, мне сорок лет, да! Я знаю жизнь, как морщины на своих ладонях и щеках, меня нечему и некому учить. У меня семья, и, чтобы создать ей благосостояние, я гнул спину двадцать лет, да-с! Гнуть спину занятие не особенно лёгкое и совсем не приятное. Но - это было, прошло, и я теперь желаю отдохнуть от трудов жизни - вот что я прошу понять вас, сударь мой!
Отдыхая, я люблю почитать. Чтение - высокое удовольствие для культурного человека, я ценю книгу, она - моя дорогая привычка. Но я отнюдь не принадлежу к тем чудакам, которые бросаются на всякую книгу, как голодные на хлеб, ищут в ней какого-то нового слова и ждут от неё указаний, как жить.
Я знаю, как надо жить, знаю-с...
Я читаю с выбором только хорошие, тепло написанные книги, мне нравится, когда автор умеет показать светлые стороны жизни, когда он и дурное описывает красиво, так, что о достоинстве жареного не думаешь, наслаждаясь вкусом соуса. Нас, людей, поработавших на своём веку, книга должна утешать, она должна баюкать нас, вот что я вам скажу, сударь мой. Спокойный отдых - моё священное право, - кто скажет, что это не так?
Ну-с, и вот купил я однажды книгу одного из этих новых хвалёных писателей.
Купил, любовно принёс домой и вечерком, разрезав осторожненько листы, приступил к чтению. Должен сказать - с предубеждением приступил. Не верю в эти молодые, симпатичные и иные таланты. Люблю Тургенева - писатель тихий, кроткий, читаешь его - как густое молоко пьёшь, и, читая, думаешь: "Это было давно, всё это прошло, прожито!" Люблю Гончарова - спокойно писал, солидно, убедительно...
Но - читаю... Что за чёрт! Прекрасный, точный язык, беспристрастие, этакая, знаете, ровность - очень хорошо! Прочитал один маленький рассказ, закрыл книгу, подумал... Впечатление грустное, но читать можно без боязни. Нет этих, знаете, резкостей, экивоков в сторону обеспеченных людей, нет стремления выставить меньшого брата образцом всяких добродетелей и совершенств, нет ничего дерзкого, всё очень просто, очень мило... Читаю ещё рассказик - очень, очень хорош! Браво! Ещё... Говорят, что, когда китаец хочет отравить какого-нибудь благоприятеля, который почему-либо надоел ему, китаец угощает его имбирным вареньем. Великолепное, вкусное варенье, и до известного момента его кушаешь с невыразимым наслаждением. Но когда наступает этот "известный момент", человек вдруг падает, и - готово! Больше никогда и ничего ему не надо кушать, ибо он сам готов уже в пищу червям могилы.
Так вот и эта книга - я прочитал её, не отрываясь. Дочитывал уже в постели, а когда кончил - погасил огонь и собрался баиньки. Лежу, спокойно вытянувшись. Темно и тихо...
Как вдруг, знаете, чувствую что-то необычное - начинает казаться, что надо мною во тьме вьются и кружатся с тихим жужжаньем какие-то осенние мухи, - знаете этих навязчивых мух, которые умеют как-то сразу сесть вам и на нос, и на оба уха, и на подбородок? Лапки их особенно раздражающе щекочут кожу...
Открываю глаза - ничего. Но в душе - что-то мутное, невесёлое. Невольно вспоминается прочитанное, встают пред глазами сумрачные образы героев... Люди всё дряблые, тихие, бескровные, жизнь у них - нелепая, скучная.
Не спится мне...
Начинаю думать: прожил я сорок лет, сорок лет, сорок лет. Желудок варит плохо. Жена говорит, что я - гм! - что я её уже не так горячо люблю, как любил лет пять тому назад... Сын - болван. Отметки у него прескверные, ленится, катается на коньках, читает идиотские книги.... Надо посмотреть, какие это книги... Школа - мучительное учреждение и уродует детей. У жены под глазами - гусиные лапки, а она - туда же... Служба моя - совершенная глупость, если рассуждать правильно. И вообще - вся моя жизнь, если рассуждать правильно...
Тут я попридержал вожжи своего воображения и вновь открыл глаза. Что за чертовщина?
Смотрю - у моей кровати стоит книга. Сухая, тощая, на тонких длинных ножках, она качает одобрительно маленькой головкой и тихим шелестом страниц говорит мне:
- Рассуждай правильно...
Лицо у неё какое-то длинное, свирепо-тоскливое, и глаза мучительно ярко сверкают и сверлят мне душу.
- Подумай-ка, подумай - зачем ты прожил сорок лет? Что ты внёс в жизнь за это время? Ни одной свежей мысли не родилось в твоей голове, ни одного оригинального слова не сказал ты за эти сорок лет... Никогда твоя грудь не вмещала в себе здорового, сильного чувства, и, даже полюбив женщину, ты всё соображал - удобной ли женой она будет для тебя? Половину жизни ты учился, другую - забывал то, чему выучился. И всегда ты заботился только об удобствах жизни, о тепле, о сытости... Ничтожный, незаметный ты человек, лишний, не нужный никому. Ты умрёшь, и - что останется после тебя? Как будто ты и не жил...
Лезет она на меня, эта проклятая книга, вваливается мне на грудь и давит. Страницы её дрожат, обнимают меня, шепчут мне:
- Таких, как ты, - десятки тысяч на земле. Все вы всю жизнь сидите в своих тёплых щелях, как тараканы, и оттого жизнь так скучна и сера.
Я прислушиваюсь к этим речам и чувствую, как будто в сердце мне залезли чьи-то тонкие холодные пальцы, ковыряются в нём, и мне тошно, больно, беспокойно. Жизнь никогда не казалась мне особенно яркой, я смотрел на неё как на обязанность, которая вошла в мою привычку... А впрочем, вернее сказать, я никак не смотрел на неё... Жил, и - всё тут. Но теперь эта дурацкая книга окрасила её в какой-то невыносимо скучный, досадно серый цвет.
- Люди страдают, чего-то хотят, к чему-то стремятся, а ты служишь... Чему ты служишь? Для чего? Какой смысл в этой службе? И сам ты не находишь в ней удовольствия, и другим ничего не даёт она... Зачем ты живёшь?..
Эти вопросы кусали меня, грызли, я не мог спать. А человек должен спать, сударь мой!
Со страниц книги смотрели на меня лица её героев и спрашивали:
- Зачем живёшь?
"Не ваше дело!" - хотел я сказать и не мог. Какие-то шорохи, шёпоты звучали в моих ушах. Мне казалось, что волны житейского моря подхватили мою кровать и уносят её со мною куда-то в безбрежность и качают меня. Воспоминания о прожитых годах вызывали у меня что-то вроде морской болезни... Никогда я не проводил столь беспокойной ночи, клянусь вам, сударь мой!
И я спрашиваю вас, - какая польза человеку от книги, которая беспокоит его и не даёт ему спать? Книга должна повышать мою энергию, а если она сеет иглы на мою постель - зачем мне она, позвольте узнать? Подобные книги следует изъять из употребления, - вот что, сударь мой! Ибо - человек нуждается в приятном, а неприятности он сам способен создать...
Чем это кончилось? Очень просто-с. Я, знаете, поутру встал с постели злой, как чёрт, взял эту книгу и отнёс её к переплётчику.
А он мне её пе-ре-плё-л! Переплёт крепкий, тяжёлый. Она стоит на нижней полке моего книжного шкафа, и, когда мне весело, я, тихонько дотронувшись до неё носком сапога, спрашиваю её:
- Что, взяла, а? 1900 г.
ПРИМЕЧАНИЕ
Впервые напечатано в газете "Нижегородский листок", 1900, номер 357, 29 декабря.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты "Нижегородский листок".
