Александр БУШКОВ

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПИРАНЬИ

Действующие лица романа вымышлены, как и место действия, не имеющее аналогов на географической карте.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

...И НА ДОРОГЕ УЖАСЫ

...Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его, ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

Глава 1

ПРИВАЛ ПОД ЗНАКОМ ТРИУМФА

Пьянка была не унылая и не веселая. Собственно говоря, и не пьянка вовсе – так, легонькое поправление организмов после вчерашнего превышавшего нормы окаянства. Как давно подмечено старыми змееборцами, одинаково чреваты и неприемлемы две крайности: долгий запой и пошлое воздержание. Истина, коей полагается пребывать посередине, проста. Самое лучшее и полезное – выжрать неумеренное количество водки, назавтра предаться долгому, неспешному попиванию пивка, а потом надолго забыть обо всем спиртосодержащем.

Так Мазур с Кацубой и поступили. И пребывали сейчас в пивной стадии. День клонился к вечеру, а потому на столе примерно в равной пропорции теснились пустые и полные пивные бутылки с бравым и беззаботным купцом на этикетках, всем своим видом демонстрировавшим полное отсутствие всех и всяческих проблем.

Впрочем, так уж счастливо сложилось, что и у них на данном историческом отрезке не имелось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего проблему. Даже наоборот. Во-первых, пуля, доставшая-таки Мазура на "Достоевском", чиркнула по касательной, он даже сотрясения мозга не заработал, бравые ребята из пограничного спецназа сунули ему под нос нашатыря, в два счета замотали башку бинтом, и все ограничилось парой миллиончиков покинувших вены эритроцитов, что отнюдь не смертельно. Бывало и хуже.

Во-вторых, на них с Кацубой звездным дождем пролились отличия и регалии.

История с алмазным месторождением огласку получила широчайшую, продержавшись на первых страницах газет не менее недели, – наверняка оттого, что кто-то победивший сводил счеты с кем-то проигравшим. Как водится, кое-кого столичного и вальяжного торжественно, показательно повязали. Как водится, большие дяди с большими звездами компетентно заверили, что ситуация с самого начала была под контролем, а также – о недопущении впредь. Как водится, президент публично осерчал и возмущенно поведал россиянам, что есть у нас, понимаешь, такие которые, каковые совсем даже не такие, а если к ним вдумчиво приглядеться, сякие, и где-то даже разэтакие, и, коли уж они этакие, то и мы им не позволим, стало быть, путать личную шерсть с государственной. Примерно так. Разумеется, страна в очередной раз не узнала своих героев – на газетные скрижали не попали ни Мазур с Кацубой, ни те, что полегли в ходе операции. Первые к этому нисколечко и не стремились, привыкши оставаться в тени, а вторым по большому счету было все равно. Не плеснули грязи на могилу-уже хорошо. Бывает, и плескают в горячке.

Совесть была чиста, ни у кого не имелось к ним никаких претензий, вернулись живыми и неубитыми, относительно целыми и невредимыми – что еще нужно человеку для счастья? Разве что получить зарплату, которую и в "Аквариуме" задержали на два месяца. А на недлинный загул хватило скудных сбережений. Словом, оба пребывали в блаженном расслаблении, и Мазур, во всю длину вытянувшись на казенной койке, лениво внимал Кацубе, а тот под собственный аккомпанемент на баяне исполнял на мотив бессмертного детского шлягера отнюдь не детский шансон, некогда имевший большую популярность среди господ офицеров, служивших рухнувшей империи в довольно специфических войсках.

Кацуба старался, как мог, выводя с цыганским надрывом и хмельноватым усердием:

Медленно ракеты уплывают вдаль, встречи с ними, мистер Рейган, жди.

И хотя Америку немножко жаль, у япошек это впереди.

Может, мы обидели кого-то зря, шлепнув пару лишних мегатонн, посмотри, как весело кипит земля там, где был когда-то Пентагон...

Скатертью, скатертью газ бинарный стелется и упирается мне в противогаз.

Каждому спецназовцу в лучшее верится, может быть, кто-нибудь да выживет из нас...

Он возвысил голос на последних строчках, подчеркивая жизнеутверждающее начало припева, проникнутое, что ни говори, некоторой верой в будущее. Свел меха, отозвавшиеся громким взвизгом, принялся откупоривать очередную бутылку.

Решив, что пора внести свой эстетический вклад в происходящее, Мазур вооружился старенькой гитарой и забренчал то, что примерно в те же времена пели у них:

Мне велит разбиться в доску генерал немолодой.

У меня – погон с полоской, у него лампасы вдоль.

И теперь хошь плачь, хошь матом не отменит он приказ.

Там, где нету дипломатов, окаянствует спецназ.

Жаль, не сделать фотоснимка, жаль, не сделать фотоснимка, я бы был во всей красе с пулеметом я в обнимку, с пулеметом я в обнимку на ничейной полосе...

На столе, на общепитовском блюдечке, красовались столь прилежно обмытые вчера регалии. Особым великолепием они, правда, не поражали. Кацуба, по неведомой Мазуру причине два года переходивший в майорах, получил, наконец, по выслуге подполковника. Мелочь, но приятно.

Кроме того, за труды праведные на берегах Северного Ледовитого океана оба получили по медальке. Неизвестно, что думало начальство и какие хитросплетения клубились в верхах вокруг этого дела, но два друга нежданно-негаданно оказались кавалерами медалей "За отличие в охране государственной границы". Хорошо хоть, не "За отличие в охране общественного порядка". А в общем, медалька красивенькая, серебряная, украшена изображением пограничного столба, винтовки, шашки, дубовыми и лавровыми листьями. Даже номер есть.

И, наконец, Мазура уже здесь, под Шантарском, разыскала юбилейная ненумерованная медалюшка "300 лет российскому флоту", у понимающего народа вызывавшая легкую тошноту. Во-первых, ее не получили разве что корабельные коты, во-вторых, Мазур, как и многие флотские, упрямо считал, что флоту российскому не триста лет, а, ежели пристрастно разобраться, не менее тысячи. В конце-то концов, Олег и Святослав плавали под Царьград не на зафрахтованных папуасских челнах...

Вот и все регалии, но глупо думать, что оба по этому поводу хоть как-то комплексовали. Начиная с определенного момента, награды не то чтобы перестают волновать вовсе – попросту воспринимаются с долей философского цинизма. Особенно когда в ящике стола и без того имеется звонкая пригоршня самых разнообразных побрякушек, порой весьма экзотических, пожалованных не менее экзотическими личностями. Перебрать этих субъектов в памяти – само по себе развлечение, с лихвой заменяющее несколько толстых томов Майн Рида или Флеминга. Парочка ухитрилась до сих пор удержаться на троне, ради приличия именуемом президентским креслом, но большинство либо прозябает в изгнании возле швейцарских счетов, либо помимо желания вынуждены были прогуляться к ближайшему фонарному столбу, вопреки первоначальному замыслу дизайнеров наскоро украшенному веревкой. Генерал Асади обитает и поныне на крохотной дачке под Москвой, где все соседи считают его отошедшим от дел азербайджанским торговцем фруктами, генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, но вот беднягу Иноквати изрешетили из дюжины стволов так, что и хоронить было нечего, полковнику Касему разрядил в спину пистолет собственный адъютант, а генералиссимус Олонго вообще пропал без вести после того, как мятежники ворвались в столицу. Точно известно, что улететь он не успел, последний правительственный самолет "симбы" спалили в ангаре, и пешком выбраться из города ни за что бы не смог, очень уж был приметен, болван восьмипудовый, наставил своих бюстов на каждом перекрестке, а все монеты украсил собственным горделивым профилем...

Фидель с Раулем, правда, пока что на коне. Недавно в которой-то из английских газет промелькнуло сообщеньице, что одряхлевший Фейроль еще греет косточки на испанских пляжах, а ведь как рвались когда-то "Синие акулы" его вздернуть, сколько трудов приложили... И, что примечательно, каперанг Мазур, некогда вынужденный за всех за них воевать, до сих пор жив-здоров, поскрипывает себе без особых взлетов и особых падений, так что поневоле задумаешься: а стоит ли лезть в вожди, генералиссимусы, отцы нации и светочи континента?

Словно угадав его мысли – а может, именно так и было, – Кацуба отложил баян, не вставая, дотянулся до блюдечка с регалиями, легонько его встряхнул, так что медали звякнули громко, а легонькие звездочки почти неслышно. И, одержимый, должно быть, той же тягой к философическим раздумьям, громко заключил:

– Могло быть хуже. Медалюшка на груди лучше креста в головах.

– Ага, – вяло поддакнул Мазур, поскольку ответить чем-то более умным на эту пошлейшую сентенцию было невозможно. Подумал и добавил:

– Ничего нового.

В царской армии Станислав с мечами, четвертой степени, так и звался: "На и отвяжись!" Тенденция...

– Я и говорю, – сказал Кацуба. – Главное, медаль Жукова не всучили. Я ее боюся.

– Почему?

– Потому что ленточка у нее в точности повторяет ленточку медали "За поход в Китай", – авторитетно просветил Кацуба. – Точно тебе говорю. Поход девятьсот первого года. Получается некий сюрреализм. Вам купца очередного обезглавить, друг мой?

– Сделайте милость, – кивнул Мазур. Они выпили еще по бутылочке, засим Кацуба растянул меха и на тот же мотив спел без особой бодрости:

Ядерный грибок стоит, качается, упираясь прямо в небосвод...

Танки ФРГ, как свечки, плавятся, на хрена ж их выпустил завод...

Мазур, чтобы поддержать честь морского мундира, потянулся за гитарой и громко опошлил очередную детскую песенку:

Вместе весело шагать по болотам, по зеленым!

А деревни поджигать, лучше ротой или целым батальоном.