Рэй Бредбери

Бетономешалка

Под открытым окном, будто осенняя трава на ветру, зашуршали старушечьи голоса:

– Эттил – трус! Эттил – изменник! Славные сыны Марса готовы завоевать Землю, а Эттил отсиживается дома!

– Болтайте, болтайте, старые ведьмы! – крикнул он.

Голоса стали чуть слышными, словно шепот воды в длинных каналах под небом Марса.

– Эттил опозорил своего сына, каково мальчику знать, что его отец – трус! – шушукались сморщенные старые ведьмы с хитрыми глазами. – О, стыд, о, бесчестье!

В дальнем углу комнаты плакала жена. Будто холодный нескончаемый дождь стучал по черепичной кровле.

– Ох, Эттил, как ты можешь?

Эттил отложил металлическую книгу в золотом проволочном переплете, которая все утро ему напевала, что он пожелает.

– Я ведь уже пытался объяснить, – сказал он. – Вторжение на Землю – глупейшая затея. Она нас погубит.

За окном – гром и треск, рев меди, грохот барабанов, крики, мерный топот ног, шелест знамен, песни. По камню мостовых, вскинув на плечо огнеструйное оружие, маршировали солдаты. Следом бежали дети. Старухи размахивали грязными флажками.

– Я останусь на Марсе и буду читать книгу, – сказал Эттил.

Громкий стук. Тилла отворила дверь. В комнату ворвался Эттилов тесть.

– Что я слышу? Мой зять – предатель?!

– Да, отец.

– Ты не вступаешь в марсианскую армию?

– Нет, отец.

– О, чтоб тебя! – Старик побагровел. – Опозоришься навеки. Тебя расстреляют.

– Так стреляйте, – и покончим с этим.

– Слыханное ли дело, марсианину – да не вторгнуться на Землю! Где это слыхано?

– Неслыханное дело, согласен. Небывалый случай.

– Неслыханно, – зашипели ведьмы под окном.

– Хоть бы ты его вразумил, отец! – сказала Тилла.

– Как же, вразумишь навозную кучу! – воскликнул отец, гневно сверкая глазами, и подступил к Эттилу. – День на славу, оркестры играют, женщины плачут, детишки радуются, все как нельзя лучше, шагают доблестные воины, а ты сидишь тут… О, стыд!

– О, стыд! – всхлипнули голоса в кустах поодаль.

– Вон из моего дома! – вспылил Эттил. – Надоела мне эта дурацкая болтовня! Убирайся ты со своими медалями и барабанами!

Он подтолкнул тестя к выходу, жена взвизгнула, но тут дверь распахнулась на пороге – военный патруль.

– Эттил Врай? – рявкнул голос.

– Да.

– Вы арестованы!

– Прощай, дорогая жена! Иду воевать заодно с этими дураками! – закричал Эттил, когда люди в бронзовых кольчугах поволокли его на улицу.

– Прощай, прощай, – скрываясь вдали, эхом отозвались ведьмы.

Тюремная камера была чистая и опрятная. Без книги Эттилу стало не по себе. Он вцепился обеими руками в решетку и смотрел, как за окном уносятся в ночное небо ракеты. Холодно светили несчетные звезды, каждый раз, как среди них вспыхивала ракета, они будто кидались врассыпную.

– Дураки, – шептал Эттил. – Ах, дураки!

Дверь камеры распахнулась. Вошел человек, вкатил подобие тележки, навалом груженной книгами. Позади выросла фигура Военного наставника.

– Эттил Врай, отвечайте, почему у вас в доме хранились запрещенные земные книги. Все эти "Удивительные истории", "Научные рассказы", "Фантастические повести". Объясните.

И он стиснул руку Эттила повыше кисти. Эттил вырвал руку.

– Если вы намерены меня расстрелять, стреляйте. Именно из-за этой литературы я и не желаю воевать с Землей. Из-за этих книг ваше вторжение обречено.

– Как так? – Наставник хмуро покосился на пожелтевшие от времени журналы.

– Возьмите книжку, – сказал Эттил. – Любую, на выбор. С тысяча девятьсот двадцать девятого – тридцатого и до тысяча девятьсот пятидесятого года по земному календарю в девяти рассказах из десяти речь шла о том, как марсиане вторглись на Землю.

– Ага!.. – Военный наставник улыбнулся и кивнул.

– …а потом потерпели крах, – докончил Эттил.

– Да это измена! Держать у себя такие книги!

– Называйте, как хотите. Но дайте мне сделать кое-какие выводы. Каждое вторжение неизменно кончалось пшиком по милости какого-нибудь молодого человека по имени Мик, Рик, Джик или Беннон; как правило, он худощавый и стройный, родом ирландец, действует в одиночку и одолевает марсиан.

– И вы смеете в это верить!

– Что земляне и правда на это способны, не верю. Но поймите, Наставник, у них за плечами традиция поколение за поколением в детстве зачитывалось подобными выдумками. Они просто напичканы книжками о безуспешных нашествиях. У нас, марсиан, таких книг нет и не было, верно?

– Ну-у…

– Не было.

– Пожалуй, что и так.

– Безусловно, так, сами знаете. Мы никогда не сочиняли таких фантастических выдумок. И вот теперь мы поднялись, мы идем в бой – и погибнем.

– Странная логика. При чем тут старые журналы?

– Боевой дух. В этом вся соль. Земляне знают, что они не могут не победить. Это знание у них в крови. Они не могут не победить. Они отразят любое вторжение, как бы великолепно его ни организовать. Книжки, которых они начитались в юности, придают им непоколебимую веру в себя, где нам с ними равняться! Мы, марсиане, не так уж уверены в себе; мы знаем, что можем потерпеть неудачу. Как мы ни бьем в барабаны, как ни трубим в трубы, а дух наш слаб.

– Это измена! Я не желаю слушать! – закричал Военный наставник. – Через десять минут все эти книжонки сожгут, и тебя тоже. Можешь выбирать, Эттил Врай. Либо ты вступишь в Военный легион, либо сгоришь.

– Выбирать из двух смертей? Что ж, лучше сгореть.

– Эй, люди!

Эттила вытолкали во двор. И он увидел, как были преданы огню книги, которые он так любовно собирал. Посреди двора зияла яма в пять футов глубиной, в яму налито горючее. Его подожгли, с ревом взметнулось пламя. Через минуту Эттила втолкнут в яму.

А в конце двора, в тени, одиноким мрачным изваянием застыл его сын, большие желтые глаза полны горечи и страха. Мальчик не протянул руку, не вымолвил ни слова, только смотрел на отца, точно умирающий зверек, бессловесный зверек, что молит о пощаде.

Эттил поглядел на яростное пламя. Грубые руки схватили его, сорвали с него одежду и подтащили к огненной черте, за чертой – смерть. И только тут Эттил проглотил ком, застрявший в горле, и крикнул:

– Стойте!

Лицо Наставника – в рыжих пляшущих отсветах, в дрожащем жарком мареве – придвинулось ближе.

– Чего тебе?

– Я вступаю в Военный легион, – сказал Эттил.

– Хорошо! Отпустите его!

Грубые руки разжались.

Эттил обернулся – сын стоял в дальнем конце двора и ждал. Не улыбался, просто ждал. В небо взметнулась яркая бронзовая ракета – и звезды померкли…

– А теперь пожелаем доблестным воинам счастливого пути, – сказал Наставник.

Загремел оркестр, ветер ласково брызнул слезами дождя на потных, распаренных солдат. Запрыгали ребятишки. Среди пестрой толчеи Эттил увидел жену, она плакала от гордости, рядом, молчаливый и торжественный, стоял сын.

Строевым шагом смеющиеся отважные воины вошли в межпланетный корабль. Легли в сетки, пристегнулись. По всему кораблю в сетках расположились солдаты. Все что-то лениво жевали и ждали. Захлопнулась тяжелая крышка люка. Где-то в клапане засвистел воздух.

– Вперед, к Земле и гибели, – прошептал Эттил.

– Что? – переспросил кто-то.

– Вперед, к славной победе, – скорчив подобающую мину, сказал Эттил.

Ракета рванулась в небо.

"Бездна, – думал Эттил. – Вот мы летим в медном котле через бездны мрака и алые сполохи. Мы летим – наша прославленная ракета запылает в небе над землянами, и сердца их исполнятся страхом. Ну, а самому тебе каково сейчас, когда ты далек, так страшно далек от дома, от жены, от сына?"

Он пытался понять, почему его бьет дрожь. Словно все внутренности, все самое сокровенное, самое важное в твоем существе, без чего нельзя жить, – все накрепко привязал к родному Марсу, а сам прыгнул прочь на миллионы миль. Сердце все еще на Марсе, там оно бьется и пылает. Мозг все еще на Марсе, там он мыслит, трепещет, как брошенный факел. И желудок еще там, на Марсе, сонно переваривает последний обед. И легкие еще там, в прохладном, голубом, хмельном воздухе Марса – мягкие, подвижные мехи, что жаждут освобождения. Вот часть тебя, которой так нужен покой.

Ибо теперь ты лишь автомат без винтов и гаек, ты труп, те, у кого над тобою власть, вскрыли тебя и выпотрошили, и все, что было в тебе стоящего, бросили на дно пересохших морей, раскидали по сумрачным холмам. И вот ты – опустошенный, угасший, охладелый, у тебя остались только руки, чтоб нести смерть землянам. Руки – вот и все, что от тебя осталось, подумал он холодно и отрешенно.

Лежишь в сетке, в огромной паутине. Не один, вас много, но другие целы и невредимы, тело и душа у них – одно. А все, что от тебя осталось живого, бродит там, позади, под вечерним ветерком среди пустынных морей. Здесь же, в ракете, только холодный ком глины, в котором уже нет жизни.

– Штурмовые посты, штурмовые посты, к штурму!

– Готов! Готов! Готов!

– Подъем!

– Встать из сеток! Живо!

Эттил повиновался команде. Где-то отдельно, впереди него, двигались его онемевшие руки.

Как быстро все это получилось, думал он. Только год назад на Марс прилетела ракета с Земли. Наши ученые – ведь они наделены потрясающим телепатическим даром – в точности ее скопировали; наши рабочие на своих потрясающих заводах соорудили сотни таких же ракет. С тех пор больше ни один земной корабль не достиг Марса, и однако мы в совершенстве овладели языком людей Земли, мы знаем их культуру, ход их мыслей. И мы дорого заплатим за столь блистательные успехи…

– Орудия к бою!

– Есть!

– Прицел!

– Дистанция в милях?

– Десять тысяч!

– Штурм!

Гудящая тишина. Тишина скрытого в ракете улья. Гудят и жужжат крохотные катушки, бесчисленные приборы, рычаги, вертящиеся колеса. И молча ждут люди. В молчании застыли тела, только пот проступает под мышками, на лбу, под остановившимися выцветшими глазами.