Александр Бушков

Колдунья

Глава первая

Тени на лунном диске

Коней оставили, надежно привязав у молодого дубка неподалеку от тропы, на той поляне, где, по легенде, останавливалась государыня Елизавета Петровна, будучи в гостях у дедушки нынешнего князя. А впрочем, иные связывали поляну и с государем Петром Федоровичем, и с государыней Екатериной. До истины доискаться было уже трудновато – тем более что все упомянутые коронованные особы (как и некоторые другие) в разное время бывали в здешних местах…

Кони стояли спокойно, самую чуточку прядая ушами, ночные звуки вокруг были самыми обычными – от криков птиц до тех загадочных, но вполне обыденных, каких хватает в чащобе после полуночи. А главное, какие бы страхи и ужасы ни рассказывали про здешний край, с поляной людская молва никогда не связывала ничего потустороннего, выражаясь городским ученым языком образованных людей… Это и придавало уверенности.

Они огляделись, стоя тихонечко. Полная луна, снежно-белая, с неуловимым оттенком синевы, висела высоко над лесом, казавшимся сплошной темной массой, четкие тени с безукоризненными, как у знаменитых скульптур, очертаниями казались такими непроницаемо-черными, что представлялись бездонными пропастями или морскими глубинами. Шагни – и во мгновенье ока провалишься куда-то к центру земли, крикнуть не успеешь…

– Полная, – прошептала Татьяна с оттенком вопроса.

– Полнее не бывает, – уверенно сказала Ольга.

И действительно, лунный диск, покрытый загадочными темными пятнами, был безукоризненным, как и тени, – олицетворение мрака и олицетворение света – без малейшей щербинки, без всякого изъяна. Лучшего и желать нечего…

Давно бы следовало пуститься по тропинке, словно вырезанной в темной стене леса, но было жутко. Рука невольно тянулась перекреститься, но тут же вспоминалось, что нательные кресты они сняли. Как и требовалось для успеха гадания. Эта сторона задуманного дела тоже не прибавляла ни уверенности в себе, ни простого спокойствия: без креста русскому человеку тяжко, даже в нынешние просвещенные времена, даже в тысяча восемьсот двадцать восьмом году от Рождества Христова. Вольнодумство и прочие рискованные прибауточки на самые запретные темы хороши исключительно при свете дня. Ночью, в чащобе, вдали от крещеного мира все смотрится и ощущается совершенно иначе…

И они по-прежнему стояли возле спокойных коней – две девушки в мужских костюмах наподобие гусарских, абсолютно неуместных в городах, но вполне допустимых в провинции согласно очередному веянию легкомысленной французской моды. Вокруг простиралась бескрайняя темная чащоба, щедро насыщенная разнообразными ночными звуками, весь мир состоял из серебристого лунного света и чернильно-непроницаемых теней – вперемежку. Пора было на что-то решаться.

Ольга завела руку за спину, коснулась заткнутого за широкий кожаный ремень пистолета, кончиками пальцев проверила угловатый кремень. Он был завинчен надежно. Смешно, конечно – когда это оружие помогало против лесной нечисти? – но она сразу ощутила себя гораздо увереннее. Почти обычным голосом поинтересовалась:

– Ну что, раздумала?

– Ничегошеньки подобного, – сказала Татьяна сердито. – Стоило огород городить, чтобы повернуть теперь… Пошли!

Она подхватила большое решето – предмет, казавшийся в лунной ночи и посреди лесной чащи совершенно неуместным, – и сделала энергичный шаг вперед. Ольга двинулась следом, и они, уже не останавливаясь, зашагали плечом к плечу по неширокой лесной тропинке, ступая по перемещавшимся полосам лунного холодного сияния и черной тени. Темные деревья подступали совсем близко, и поначалу то и дело казалось: вот-вот, в следующий миг, из темного переплетения сучьев и листвы на спину обрушится нечто такое, от чего и конец придет вмиг. Но время шло, ничего не происходило, воздух был прохладен и свеж, ночные звуки не таили ничего ужасного, и помаленьку девушки успокоились, шагали бодро и браво, словно настоящие гусары.

А потом бравое настроение как рукой сняло – впереди послышался знакомый шум, совершенно такой, как днем, но сейчас звучавший чуть ли не зловеще. Замаячила рябь лунной дорожки на спокойной воде. Показалась мельница.

Окошко не светилось. Высокое колесо безмятежно вращалось, производя размеренный шум, и в водяной пыли над ним причудливо посверкивали отблески лунного сияния, наподобие многочисленных крохотных радуг. Это было красиво, но сердце по-прежнему замирало в нешуточном страхе.

Приходилось вновь и вновь напоминать себе то, что они обе прекрасно знали с детства: с одной стороны, мельника Сильвестра вся округа по неведомо откуда идущему убеждению испокон веков считала первым другом, кумом и побратимом нечистой силы. С другой же, несмотря на это всеобщее убеждение, ни разу не доводилось слышать, чтобы в окрестностях мельницы хоть что-то плохое стряслось с кем-либо из жителей.

Ольге пришло в голову, что есть и третья сторона, в отличие от монеты, могущей похвастать только двумя: никто вроде бы до сих пор не набирался смелости приходить к мельнице ночью без ведома хозяина, который еще неизвестно как к этому отнесется…

«А почему, собственно, нам следует трястись от страха?» – не без спеси подумала она. В конце концов, Татьяна – дочь и наследница полновластного хозяина здешних мест (отсюда и далеко за горизонт, куда ни посмотри), сама Ольга – княжеская воспитанница со всеми проистекающими отсюда правами. И что же, пугаться какого-то мужика только оттого, что окрестная молва его считает в родстве-свойстве с нечистой силой? К тому же современная наука, достоверно известно, на нечистую силу смотрит исключительно скептически…

Все это были современные, правильные, прогрессивные мысли. Беда только, что обе девушки большую часть жизни прожили как раз в этой глуши, а значит, поневоле прониклись всеми здешними поверьями, обычаями и установлениями. И, немаловажно уточнить, направлялись к мельнице как раз для того, чтобы всерьез произвести те самые действия, к которым наука тоже относится крайне скептически. Гадать шли. Значит, верили в гадание – а отсюда плавно проистекало, что верить следует и кое во что прочее…

В голове царил совершеннейший сумбур, и Ольга вновь коснулась пистолета, ощутила его умиротворяющий холодок, грубую материальность.

Они остановились, прислушались. Размеренно постукивало колесо, столь же размеренно погромыхивали на мельнице жернова, со стороны избушки не доносилось ни звука, свидетельствовавшего о присутствии человека. Ольге пришло в голову, что она, собственно, ведать не ведает, как проходит процесс молотьбы… нет, молотьба – это на поле, а здесь – меление… или как-то иначе. В общем, она понятия не имела, как именно называется производство муки из зерна. Но не в том дело. Интересно, требуется ли постоянное присутствие мельника? Может, он проделал что-то необходимое и лег спать или вообще отсутствует? Тогда не так страшно…

– Ну что? Струсила? Тогда давай я пойду…

– Ничего подобного, – ответила Татьяна звенящим от волнения голосом. – Сейчас я…

На запруде, ярко освещенной лунным светом, не было ни малейшего шевеления. Вокруг стояла тишина. Над мельничным колесом посверкивали крохотные радуги – отчего-то сплошь сине-зеленые проблески с узенькой алой каймой. Татьяна решилась – передвигаясь на цыпочках, бесшумная, как привидение, она приблизилась к самой воде, вытянула над ней руку с решетом так, чтобы сквозь него пролетали радужные брызги.

Ольга одобрительно притопнула. Все пока что складывалось великолепно: Татьяна, пятясь, отступала, как и полагалось согласно наставлениям. Держала решето перед собой обеими руками – иначе говоря, лунный свет решетом носила, как и следовало для успешного гадания.

– Ну? – жадно спросила Ольга.

– Не мешай, – азартно отозвалась подруга. – Собьешь… И не смотри, нельзя же…

Ольга, спохватившись, отвернулась, чтобы не помешать в столь деликатном деле. Татьяна, она знала, сейчас смотрит через решето на луну. Из мрака доносился ее решительный шепот:

– Стоит луна выше облака ползучего, выше леса шумящего, выше воды текучей, зверя рыскучего, человека доброго и лихого… Стоит выше сорока сороков обид с горестями и веселья с радостями… Покажи мне, луна, суженого, назначенного, где бы ни был, о ком бы ни думал, чем бы ни занимался…

Настала тишина. Сколько она продолжалась, Ольга не взялась бы определить. Потом послышалось явственное «Ай!» и что-то шумно упало наземь.

Она обернулась – ну конечно же, решето. Оно валялось в траве, перевернутое, а Татьяна замерла, зажав щеки ладонями.

– Ну? – нетерпеливо вскрикнула Ольга.

– Видела… – завороженным шепотом откликнулась Татьяна. – Оля, я правда видела… Словно окошко открылось, и я смотрю сверху… Этажа со второго. А он внизу идет…

– Врешь!

– Чем хочешь клянусь… – она отняла руки от лица, выпрямилась, легко было рассмотреть, что на ее губах играет мечтательная улыбка. – Приятный. Нельзя сказать, чтобы юноша, но и не преклонных лет… Лицо значительное, и на фраке – звезда, я только не рассмотрела, какая… Но как четко видно было! Кажется, руку протяни – и дотронешься…

– Красивый?

– Во всяком случае приятный, – с той же загадочной улыбкой нараспев произнесла Татьяна.

– Главное, это не Анатоль, надо полагать…

– Да уж наверное не Анатоль, – сказала Татьяна, не меняя позы, глядя в ту же сторону. – А впрочем, ничего удивительного, вся эта история с самого начала не имела никаких перспектив, потому что батюшка ни за что бы не согласился… В общем, я не разочарована. Сразу видно, человек солидный, с положением и безусловно светский…

Какое-то время Ольга пыталась определить, в самом ли деле подруга увидела кого-то на лунном диске или попросту дурачится. По всему выходило, что на шутку это не похоже…

– Ну, что же ты? – поторопила ее Татьяна.

Ольга присела, подняла решето и решительно направилась к воде, уже забыв обо всех страхах. Старательно зачерпнула лунного света и стала пятиться от реки, держа перед собой решето, сиявшее радужными капельками. Подняла его, произнесла все нужные слова.