Богатые тоже плачут. Том 1

Глава 1

Порыв холодного ветра распахнул окно. Стужей обдало лицо и руки больного.

– Ирма, прошу, закрой его, меня знобит. Сегодня что-то особенно не по себе, – тихо попросил Леонардо.

– Да тут у тебя совершенно нечем дышать, такой мерзкий запах, фу! – поморщилась женщина, изобразив на лице гримасу отвращения.

– Все равно, сделай это для меня – попросил он еще раз. – Закрой. И дай выпить.

– Бог мой, Леонардо, помилуй, ты сегодня только и делал что пил. А ведь завтра… Помнишь, какой день завтра? – Ты должен быть абсолютно трезвым, как стеклышко, чтобы подписать документы на продажу зерна.

– Ирма, у тебя нет сердца. Пощади. Ты же знаешь, я не усну без этого – голос больного осекся. – Ну, хоть глоток!

Но Ирма уже не слушала мужа. Ее давно перестали трогать страдания и муки почти не встававшего последние недели Леонардо. Равнодушно отвернувшись, она пошла к двери, прямая и стройная, молодая и привлекательная. Ее теперь мало заботили муки немощного, спившегося мужа, и она считала дни, когда наконец все это кончится.

Леонардо привык и к этому, привык, что единственным человеком, проявлявшим сочувствие и нежность, стремившимся облегчить его душевные и телесные муки была дочь от первого брака, его Марианна.

Сколько прошло времени, он не знал, – и потерял ему счет. Может одна минута. Может, час. И вот уже ее заботливые легкие руки вытирают испарину на его лице, отогревают замерзшие руки. Она подносит поближе к его лицу миску с горячим бульоном, осторожно ложечкой раздвигает пересохшие губы отца.

– Господи, папа, да кто же это оставил окно открытым? На улице ужасный холод!

– Ты же знаешь, дочка, Ирма не выносит запаха алкоголя.

– Но ведь ты болен, тяжело болен и не можешь встать с постели, – говорит она сквозь слезы.

– Ее можно понять и простить, дочка. Ирма выходила замуж за молодого и здорового мужчину. А теперь кто я… развалина.

Глаза Марианны наполнились слезами. Как хочется ей утешить больного отца, успокоить, уверить в своей преданности, любви. Голос девушки прерывается от волнения.

– Перестань, папа, ты совсем еще не старый. Ты у меня умный, красивый. Ты не виноват в своем несчастье.

– Ты не права, дочка, никто, кроме меня, не виноват. Я парализован, жалок. И никогда не был сильным, не мог бороться за место под солнцем. Обстоятельства всегда были сильнее меня. Вот я и искал спасения в этом проклятом зелье. Сначала удавалось, забывал обо всем. Даже о тебе, моей маленькой дочке. Как я теперь жалею об этом, если бы ты знала. – Каждый раз, глядя на тебя, думаю: зачем родился, зачем живу? Только горе тебе от меня.

– Не говори так, папа! А то я сейчас разревусь. Не родись ты на свет, и меня бы не было. Представь, я счастлива, что живу здесь, на нашем ранчо, по утрам гуляю в поле, любуюсь цветами…

– Тебе так мало нужно, дочка моя дорогая, чтобы быть счастливой.

Марианна бережно поднесла ложку к лицу больного, он поморщился, но чтобы не расстраивать дочь, делал через силу несколько болезненных глотков.

– Все! Больше не могу, Марианна. Спасибо. – Губы его сжались. – А теперь прошу: принеси немного выпить. Там, на кухне, должно быть, осталось что-то в графинчике…

Марианна решительно встала.

– Нет, нет, папа, и не проси. Не принесу. Отдохни немного. Закрой глаза и постарайся заснуть. Спокойной ночи, дорогой.

С тех пор как окончательно слег Леонардо, все дела по управлению хозяйством свалились на плечи Ирмы. Но это не тяготило женщину, наоборот она, чувствовала себя, как рыба в воде – все увереннее, с немилосердной жестокостью отсчитывая дни, когда станет полноправной и единственной владелицей ранчо. День начинался с разнообразных хлопот по дому, проверки счетов. Хорошо, что рядом был верный неизменный помощник, кузен Диего. И у него, знала она, были свои виды на будущее. Свои планы, где не последнее место отводилось ей, Ирме. Вот и сегодня утром, наметив предстоящие дела, не скрывая и не таясь от Марианны, обсуждали они происходящее в доме.

– Твой муженек уже проснулся? – осведомился Диего.

Дрогнули в кривой усмешке губы Ирмы:

– К сожалению.

– Потерпи, – успокаивал Диего. – Думаю, немного осталось. Последний приступ его почти доконал: в инвалидной коляске и то сидеть не в состоянии.

– Все! Больше не могу. Каждый день жду: вот, наконец, отмучилась. Но не тут-то было. И еще эта замарашка несчастная, Марианна. Сколько можно выносить ее?.. Ах, дорогой, где же ты был раньше? – Ирма нежно обняла Диего за шею, прильнула щекой к его щеке.

– Ну, ты бы все равно вышла за Леонардо, ведь у него есть то чего у меня нет – богатство.

– Богатство, говоришь? А где оно? Живем, словно нищие. Все должны скрывать, таиться…

– Ну Ирма, ты же сама убедила мужа в том, что деньги давно кончились и даже нечем заплатить прислуге. Знаешь, мне иногда кажется, что тебе просто нравится нищенствовать в этой помойке, плохо одеваться, изображать из себя бедную.

– Ты, очевидно, забыл, Диего, почему я так веду себя?

– Ну, хорошо, хорошо! Ты можешь продолжать врать своему муженьку, уверять его, что мы разорены. Но эта грязь в доме, бр-р-р-р! – кузен брезгливо огляделся. Взгляд его остановился на остатках не убранного с вечера ужина, немытых тарелках, неряшливом платье подруги, убогой обстановке. – Почему твоя падчерица Марианна тебе не помогает хотя бы по дому? Ты ничему не научила девчонку за эти годы. Абсолютная дикарка! Животное!

– Не нравится? Защищаешь? А вспомни, было время, мы вместе думали о ее воспитании. Но… ведь все это могло расстроить наши планы.

– Ты явно переборщила, дорогая. Она ведь вообще ничего не умеет. Не приспособлена к жизни. Умрет Леонардо, что с ней будет?

Увлеченные разговором Ирма и Диего не заметили остановившейся в дверях Марианны. На руках у нее повизгивал крохотный щенок, она нежно ласкала его, прислушиваясь к словам Диего. Тот, слегка смешавшись от ее взгляда, подошел к девушке, пытаясь загладить неловкость. Потрепал Марианну по щеке, погладил руку, смеясь полуобнял. Но Марианна с силой оттолкнула его, глаза загорелись непритворным гневом.

– Не трогай меня, слышишь: отпусти!

– Ну, ладно, ладно, я пошутил. Недотрога! Ты стала такой красивой. То ли еще будет! Только вот надо мыться каждый день, Марианна, ты уже взрослая девушка, должна сама понимать.

– Да что я, одурела, что ли? Жена нашего пастуха говорит: кто часто моется, тот часто болеет, выпадают волосы клочьями… Чего ты смеешься?

– Звереныш, дикий звереныш! – Диего обернулся к Ирме, как бы призывая ее в свидетели, но та уже ушла в комнату Леонардо, плотно прикрыв за собой дверь.

Ночь не принесла облегчения больному. Еще более осунулось лицо, глаза блестели лихорадочным блеском. Едва войдя в комнату мужа, Ирма услышала его полушепот.

– Не уходи, хочу поговорить с тобой. – Леонардо мучила одышка, каждое слово давалось с трудом.

– Я-то думала, тебе хочется выпить, – насмешливо проговорила она.

– Да, хочется. Но после. А сейчас скажи мне: сколько у нас осталось на счету в банке?

Не поведя бровью, Ирма бесстрастно уставилась на мужа.

– Мало. Почти, считай, ничего. Ты ведь знаешь, последние годы урожаи были плохие. И управляющие подворовывали.

– Поэтому ты и призвала на помощь своего двоюродного брата?

– Мы с Диего делаем все, что в наших силах. И если бы не он, мы бы все давно с голоду тут перемерли.

– Не преувеличивай, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты все деньги в банке перевела на отдельный счет, на имя Марианны.

Глаза Ирмы недобро сверкнули. Она вплотную подошла к изголовью постели Леонардо, и, приблизив свое лицо к нему, с негодованием прошипела:

– Ты сошел с ума! А на что мы будем жить? Чем выплачивать заклад за ранчо?

Лицо Леонардо побледнело еще более.

– Боже, и ранчо заложено? Когда? Почему ты мне ничего не говорила?

– Не морочь мне голову! Ты все прекрасно знаешь, сам подписывал все бумаги. Сколько раз я тебе говорила: подписывать надо трезвым.

Леонардо застонал, то ли от боли, то ли от невыносимой душевной муки. – Как трудна, как тяжела неподвижность, зависимость во всем, даже самом малом, от других. Не выразишь словами. Снова спазм перехватил горло.

– Как ты не понимаешь, Ирма, нельзя было закладывать ранчо! Нельзя! Это наследство моей дочери… Д твое. Как вы будете жить…

Разговор становился тягостным: Ирма в нетерпении, который раз разыгрывала фарс у постели мужа.

– Другого выхода не было. Поверь! А кто виноват? Ты, только ты! Ты не думал ни обо мне, ни о дочери, только бы напиться как скотине. Вот куда шли наши денежки, неужели неясно.

– Поверь, я о многом сожалею, Ирма. – Голос Леонардо осекся. – Но моя дочь, моя Марианна… Что ты сделала с ней? Ты так и не стала для нее матерью, а ведь обещала когда-то. Пойми, она должна учиться. Следить за собой. У нее есть положение, средства…

Ирма истерически расхохоталась. Нет, это уж слишком. Выживший из ума пьяница бормочет что-то о положении в обществе, требует, чтобы она занималась этой дрянью, его дочерью. По какому праву? Грозит, что разведется с ней, что все оставит Марианне. Ха-ха-ха! Подавай теперь ему адвоката!..

Узнав причину столь бурной реакции кузины, вошедший на необычный шум в комнате больного Диего тут же деловито осведомился:

– А ты уверена, дорогая, что он уже не составил этого завещания?

Ирма не успела ответить своему прозорливому кузену: в дверь просунулась растрепанная голова Марианны. Девушка сообщила громким шепотом, что незнакомый мужчина хочет повидать отца, называется его другом.

– Какой-то сеньор Луис де ла Парра, – с запинкой сорвалось с ее губ незнакомое имя.

Все вышли в гостиную.

– Рада вашему визиту, сеньор де ла Парра, – женщина пошла навстречу гостю. – Я – Ирма Рамос де ла Вильяреаль, супруга Леонардо. А это Диего, мой кузе