Веллер Михаил
Правила всемогущества
Михаил ВЕЛЛЕР
ПРАВИЛА ВСЕМОГУЩЕСТВА
"Что бы я сделал, если бы все мог".
- А вы?
Мефистофель с хрустом ввернул точку:
- А я могу больше: одарить вас этим. - Он отер мел и обернулся к ученикам: - Соблазняет? Прошу дерзать!..
Тема была дана.
Здесь надо пояснить, что Мефистофеля, вообще, звали Петром Мефодиевичем. Или Петра Мефодиевича звали Мефистофелем? Как правильно? Велик и могуч русский язык, не всегда сообразишь, что в нем к чему. Валерьянка вот не всегда соображал, и скорбные последствия... простите, не Валерьянка, а Вагнер Валериан. "Школьные годы чудесные" для слабых и тихих ох как не безбедны, а еще дразнить - за какие ж грехи невинному человеку десять лет этой каторги.
Но - о Петре Мефодиевиче: он здесь главный - он директор средней школы N_3 г._Могилева. А по специальности - физик. Но любит замещать по чужим предметам.
Прозвище ему, как костюм по мерке: черен, тощ, нос орлом, лицо лезвием - и бородка: типичный этот... чертик с трубки "Ява". Но это бы ерунда: он все знает и все может. Поколения множили легенду: как он выкинул с вечера трех хулиганов из Луполова; как на картошке лично выполнил три нормы; как по-английски разговаривал с иностранной делегацией; а некогда на Байконуре доказал правоту самому Королеву и уволился, не уступив крутизной характера.
Петр Мефодиевич непредсказуем в действиях и нестандартен в результатах. Когда Ленька Мацилевич нахамил химозе, Петр Мефодиевич сделал ему подарок - книгу о хорошем тоне, приказав ежедневно после уроков сдавать страницу. К весне измученный, смирившийся Мацыль взмолил, что жизнь среди невежд губительна, а станет он метрдотелем в московском ресторане.
После его урока географии Мишку Романова вынули в порту из мешка с мукой: он бежал в Австралию. Замещал историчку - и Валерьянка всю ночь рубился с римскими легионами; проснулся изможденный - и с шишкой на голове! На Морозова только полыхнул угольными глазами, и Мороз зачарованно выложил помрачающие ум карты; он клялся, что действовал под гипнозом, оправдываясь дырой на том самом кармане, прожженной испепеляющим взором Петра Мефодиевича.
А однажды у стола выронил фотографию, и Геньчик Богданов подал: так Геньчик уверял, что на фотке молодой Петр Мефодиевич в форме офицера-десантника и с медалью.
Вследствие вышеизложенного Петр Мефодиевич титуловался заслуженным работником просвещения и писал кандидатскую по педагогике с социологическим уклоном; ныне модно. И ему необходимо набрать материал и личные контакты по статистике. (Опять я, кажется, неправильно выражаюсь.)
Теперь понятно, почему Мефисто... простите, Петр Мефодиевич обломал кайф классу, праздновавшему болезнь русачки срывом с пятого-шестого сдвоенных уроков русск. яз-а и лит-ры. Петр Мефодиевич нагрянул лично, пресек жажду свободы и дал взамен свободу воображаемую в рамках педагогики: ход, высеченный мелом на влажном коричневом линолеуме доски.
- Почему нерешительность? Чего боимся? - подтолкнул Петр Мефодиевич.
Класс вперился в доску. Сочинение на свободную тему: искус и подвох... Школа - она приучит соображать, прежде чем раскрывать рот, будьте спокойны. С этой задачей она справляется неплохо. Некоторые так вышколены, что потом всю жизнь... но мы отвлекаемся.
"Что сделал, если б все мог", - хо-хо! Эх-хе-хе... Так им все и скажи: нашел дурных. А потом кому диссертации, а кому колония для малолетних? Класс поджался и замкнул души.
- Писать донос на самого себя? Вот спасибо, - суммировал общественное подозрение скептик Гарявин. - Милые идеи у вас, Петр Мефодиевич.
"Я еще мал для душевного стриптиза", - пробурчал коротышка Мороз.
А Олежка Шпаков успокоительно поведал:
- Я, если б мог, вообще ничего бы не делал.
Свалившаяся вседозволенность озадачивала неясностью цели: одно стать отличником, чтоб они все отцепились, а другое - превратить недостатки настоящего в цветущее будущее.
- Тяжкая стезя? - ехидно посочувствовал Петр Мефодиевич. - Морально не готовы? Или - не хочется?
- Все - это сколько? В каких пределах? - осведомился вдумчивый Валерьянка, Вагнер Валериан, и показал руками, как рыбак сорвавшуюся рыбу: широко, еще шире, и вот рук уже не хватает.
- Все - это все, - кратко разъяснил Петр Мефодиевич, взмахнув рукой вкруговую. - Ни-ка-ких ограничений. - Он гордо выпрямился: - Я освобождаю вас от химеры, именуемой невозможностью.
Освобожденный от химеры класс забродил, как закваска.
- Напишем, чего думаем, а потом ваша наука не туда пойдет, посочувствовала пышка Смолякова.
- А отметки ставить будете?..
- А без этого нельзя, - соболезнующе сказал Петр Мефодиевич.
- Э-э... - укорил Курочков, прославленный изобретатель самопадающих в двери устройств. - Удобная позиция: не ограничивать нас ни в чем, чтобы мы сами себя ограничивали во всем.
- Отметки пойдут не в журнал, а в мою личную тетрадку, - обнадежил Петр Мефодиевич, улыбаясь провокаторски.
- Час от часу не легче, - отозвался из-за спин спортсмен Гордеев.
- А фамилий можете вообще не ставить, - последовал сюрприз. - Это для меня роли не играет...
О?! Класс взревел, словно у него отлетел глушитель. Отчетливо запахло счастьем, свободой, возмездием.
А Петр Мефодиевич, погружаясь в огромную черную книгу с иностранным названием и физическими формулами на обложке, подтолкнул:
- Вы всемогущи! То, о чем всегда мечтали люди, - дано вам!
Дотошный Валерьянка снова поднял руку:
- А это всемогущество предоставляется нам всем? Или как будто мне одному?
- Только тебе, одному на свете за всю историю. Решайся! - второй такой возможности не представится никогда.
А не писать можно, опасливо хотел спросить Валерьянка... но жалко упускать такую возможность... И только поинтересовался:
- А - как же все? Остальные?
- Этого вопроса не существует, - отмел Петр Мефодиевич. - Нет остальных, - вскричал он. - Есть только ты, всемогущий, который сам все делает и сам за все отвечает.
Он потряс черной книжкой, извил пасс худыми руками, кольнул бородкой. "Гипнотизирует", - суеверно подумал Валерьянка и успел сравнить угольные глаза с пылесосом, всасывающим его.
И неожиданно улыбнулся, принимая условия игры - как бы открывая их в себе: да, он всемогущ. Он: один. Здесь и сейчас.
И очень просто.
Он покачнулся и сел.
И посмотрел на белый прямоугольник - раскрытый лист.
Лист был чист и бел. И в то же время неким внутренним зрением он словно провидел на нем _а_б_с_о_л_ю_т_н_о_ в_с_е_. Ему оставалось только сделать это. В смысле написать. В смысле - это означало одно и то же.
1) начнем с яйца (вареного или жареного?): прежде всего Валерьянка элементарно хотел есть. Последние уроки, вот и подсасывало. Аж желудок скрипел, как ботинок (кстати, их тоже ели, только варить долго).
На обед предполагались котлеты с картошкой и борщ, но тут уж Валерьянка щадить себя не стал. Он угостился шоколадным тортом и закусил его ананасом (интересно, каковы на вкус эти ананасы?). Желудок застонал в экстазе, и голодный чародей охладил его дрожь двумя порциями пломбира. Какое легкомыслие - две! Двенадцать! А если бефстроганов смешать с вишнями и залить какао, что выйдет? - блюдо богов! Жаль, что их нет и они этого не знают.
Нет грез слаще, чем гастрономические грезы голодающего. Как говорится, жизнь крепко меня ударила, но сейчас я ударю по жратве еще крепче. Валерьянка зарылся в яства, как роторный канавокопатель: он давал сеанс одновременной жратвы.
Черствая жизнь обернулась своей съедобной стороной. Вместо супов и каш были семечки. В полях самовыкапывался картофель фри в масле, а на лугах паслись бифштексы. Конфетные города шумели лимонадными фонтанами. С домов отваливались балконы из пирогов, водопровод плевался компотом, а в унитазе... э, стоп, это чересчур.
В газетных киосках давали печенье. Школьный буфет награждал пирожным в компенсацию за каждый отсиженный срок урока. Арбузы и персики катились по улицам, тормозя перед светофорами. Мармеладный милиционер в шоколадной будке махал копченой колбасой.
- Дорогу жиртресту! - скомандовал милиционер, и Валерьянка обмер и провалился. Верно - он стал "плечист в животе": он был просто приделан к этому дирижаблю, а где застегивались брюки, торчало опорное колесико как у самолета. Где-то внизу переступали, с натугой толкая вес, нечищеные (не достать!) ботинки... Правда, мороженое вызывало хроническую ангину, избавившую от школы, но не такой же ценой... а если вместо этого гланды вырежут?..
Его дразнили на улице и лупили во дворе. Спасибо вам за такие возможности!
2) Прожорливый волшебник закручинился. Мочь все - занятие не для слабых: шагнул шаг - и последствий не оберешься...
Скажем, еда: возьмется ниоткуда - или все же откуда-то? Если да - то откуда? А вдруг там после этого голодают? И ОБХСС ищет... Тень тюремной решетки пала на веер кошмарных картин:
Арбузная бахча укатилась на север, и сторож продает свое имущество шалаш, берданку и пугало, покрывая убытки. Продукция кондитерской фабрики испарилась в неизвестном направлении, но клятвам директора вторит саркастический смех прокурора. Магазин пуст, и денег в кассе, естественно, не прибавилась: ревизия вызывает конвой.
Ничего себе закусили. Теперь требуется какое-то сверхмогущество, чтобы вызволить невинных из скверных ситуаций...
Может, лучше всего за все платить? Но тогда - кому, сколько, а главное - чем?.. на такую диету мама с папой отреагируют касторкой и клизмой в лучшем случае, но не карманными деньгами - на его аппетит их зарплат не хватит.
Еда должна браться ниоткуда - это решит массу трудностей. Порядок возможен при одном условии: чтобы все делалось из ничего.
А есть явно или тайно? Тайно - нехорошо, явно - еще хуже: могут занести в Красную книгу и в зоопарк, как достопримечательность.
