Веллер Михаил
Небо над головой
Михаил ВЕЛЛЕР
НЕБО НАД ГОЛОВОЙ
Когда дело походит к тридцати пяти, усилия - чтобы сохранить форму - начинают напоминать режим олимпийского чемпиона. Но поскольку вам за это не платят - раз вы не актриса и не манекенщица (и вам нужно работать, растить двоих детей и содержать дом в порядке), - стремление оставаться красивой женщиной приобретает ту подлинную глубину, искусственную замену которой спортсмены находят в условностях рекордов. Однако своеобразное бескорыстие вашего желания имеет следствием результаты, ощутимые чисто конкретно. Вы не ревнуете своего мужа; напротив, - он ревнует вас, - в той мере, в какой это необходимо, - если вы не дура. В парикмахерской вам, не исключено, сделают именно такую прическу, какую вы хотите - при условии, что парикмахер мужчина, разумеется. В часы пик мужчины хоть иногда помогают вам сесть в автобус, а начальство - (опять же, конечно, мужчины) не слишком вам хамит, - другим, во всяком случае, больше. Дочки (а старшей ведь уже четырнадцать) обожают вас и стараются подражать, что совсем не плохо в наши времена, когда... где же крышка? ага, вот она; так. Тра-ля-ля...
Н-да, "наши времена", "ваши времена": стареем, матушка, стареем. Забавно: и не то что не хочется (куму же хочется), и не то что грустно, - вот не понять до конца. Осознаешь себя так же, как в двадцать пять, и как в восемнадцать, и как в детстве, насколько я в состоянии помнить свое детсво: ты - это ты, умная, хорошая, все понимающая, грешная иногда; а окружающий мир - ты понимаешь его, и он таков, каким ты его понимаешь; меняется понимание меняется окружающий мир, но он все равно тебе понятен, и осознание системы этой - "ты - мир" - в принципе неизменно, и все страшное и скверное случится не с тобой, хотя ты стареешь и знаешь прекрасно, что именно с тобой-то все и приключится, порой уверена - и спокойна - приобретаешь мужество? теряешь остроту чувств?.. привычка, привычка к тому, о чем когда-то думала с ужасом; а вот внутренне до конца не осознаешь. Появляются морщины, болезни - сначала пугаешься и грустишь, потом - что ж, живут же люди и ничего, ты еще не хуже всех; но иногда пронзит вдруг на краткое мгновение, что - все! это жизнь проходит! не будет иначе! - и мертвящая тоска оледенит, и финишная ленточка ближе, ближе, а цвета-то она, сволочь, черного.
Тьфу, черт...
А пока - пусть глупо - чувствуешь себя девочкой. (Старушка в трамвае как-то обращается к двум подружкам своего возраста: "Выходим, девочки". Я ощутила, как у меня щеки побледнели.) Ладно, с моей внешностью еще можно: на вид мне от силы тридцать, при ярком солнце, - а в тридцать у нас все "девушки" и "молодые люди"; очень мило. И не то беда, что тридцатилетних мужиков воспринимают как мальчиков, а то, что они и сами часто себе мальчишками кажутся: анекдот получается: семнадцатилетние считают себя самостоятельными и все могущими, а тридцатилетние не считают. Но женщин подобное положение вещей, пожалуй, весьма бы устроило - ан, когда дело доходит до дела, вдруг вспоминают, что "девушка"-то - начинающая стареть женщина, у которой и то уже чуть-чуть не так, и это слегка не этак.
В семнадцать я полагала, что предел молодости - до двадцати одного. В двадцать один - до двадцати пяти. И так далее. Сейчас я хочу держаться до пятидесяти. Почему нет? Джина Лоллобриджида в микробикини на фотографии, где ей сорок четыре, выглиядит... О черт, опять лук подгорел! ф-ф, горячо! Так, есть пятно...
"...Прости, что не поздравил тебя с восемнадцатилетием..."
Тр-реклятый шпингалет! Чаду полно. Сюда бы Лоллобриджиду и сунуть в ее купальнике. Последишь за собой четыре часа в день, как же. За тобой последят.
Ну конечно, чулок готов! И ведь хотела их снять, так нет. Чертов стол, в который раз об него. Все, с получки покупаем новый, а этот - на помойку, дешевле обойдется. Ей-богу, этот выкину.
Приятно позволять себе такие пустяки. Сейчас на наши с Сенькой зарплаты жить вполне можно, чего там. Денег, правда, все равно никогда нет, однако есть, в общем-то, все, что на эти деньги можно купить. Ну, не то чтобы все, но в пределах разумного, скажем так.
Когда поженились-то мы с Сенькой на третьем курсе - ревела потихоньку из-за рваных капронов. Он приносил мне - так знала отлично, что на себе экономит, паршивец. Ладно, говорит, должет же я способствовать приличному виду хотя бы одной красивой женщны. О-ля-ля... Красивой, красивой... Была вроде. Ах, мои сладкие, на одной красоте, это уж само собой, не только далеко не уедешь, но и вообще разобьешься вдребезги, так, что и костей не соберешь. Дадут тебе зеленый свет, а там - бац! шлагбаум. Не в красоте счастье, все давно знают, да тольк выводов не делают из того, что знают, так уж повелось, и примеров кругом - сколько угодно. Но если вы не дура и не сволочь... - хотя преуспевают, естественно, красивые недуры сволочи... Хм, таков мир. Впрочем, и я, вроде бы - тьфу-тьфу - преуспеваю. Тоже сволочь? Да нет, кажется.
Да и преуспевание - тоже... Горбом тянешь, гори оно все! И на работу давка, и с работы - давка, и в очередях - давка, и директор - паразит, а не поддакнешь ему - выживет, и готовки эти обедов осточертели, и друзья эти Сенечкины вечно в доме топчутся, а мне убирай, Сенька рубашки и носки
"Не думай, я ни на что не надеюсь. Просто я счастлив, что где-то, очень далеко от меня, есть ты на свете".
желает менять ежедневно - стирай; и давление мое проклятое, Ирка вечно капризничает, Танька хамит - четырнадцать, милый возраст, а Сенька то и дело в командировках, и остается только надеяться, что сей образцовый муж мне не изменяет.
Черта с два женился бы на мне Сенька, не будь я в девятнадцать такой, какой была.
Когда девушка взрослеет и входит во вкус своего положения, ей совершенно необходимо, чтобы мужики кругом складывались в штабеля. Она просто-таки все силы к этому прикладывает. А после начинает выбирать среди тех, кто остался стоять, сама глядя при этом в другую сторону. Не надо бы хорошим мужикам быть дураками, пусть даже так им на роду написано. Хотя, если уж человек теряет голову, то не все ли равно, много в ней чего есть или вообще ничего нет.
Сеньку я отбила у Лерки Станкевич,ились покороче, сделала его поверенным своих "тайн". Тянуло Сеньку ко мне не больше, чем к любой другой смазливой девчонке; сделав пробный заход и решив, что здесь ему все равно не светит, он стал со мной откровенен. Мужчина находит порой наслаждение в откровенности с неглупой приятельницей, к которой его влечет и спать с которой он не надеется; а Сеньке только минуло двадцать.
Дошло, однако, до того, что я готовилась уверовать в дружбу между мужчиной и женщиной, когда б не тихая Сенькина ненависть к Муратову. О третьи лишние! - все счастливо влюбленные по чести должны соорудить вам благодарственный памятник, вроде как собакам Павлова.
Ну а потом произошло то, что в конце концов должно было произойти, и все стало на свои места.
"Ты снилась мне сегодня. Это было счастье для меня. Я не могу написать все - ты оскорбишься. Но я ведь не виноват. Я никогда не был так счастлив. И знаю, что никогда этого не будет в жизни, отлично знаю. Не сердись. Мне все-таки трудно без тебя".
На следующий день он выглядел спокойным и, уж конечно, слегка небрежным, самодовольным и очень уверенным - пока, встретившись вечером, я не объявила ему, что случившееся - ужасная ошибка, прихоть настроение, и впредь я намерена хранить верность Муратому, коего и люблю.
Люди устроены настолько примитивно - тоскливо подчас становится. Два дня Сенька ходил бледный и садился не в свои автобусы. На третий он превозносил как чудо то, чт вновь произошло, и больше носа не задирал, смертельно боясь меня потерять.
Год он приставал с просьбами о женитьбе. У мужчин загорится будто на шиле сидят. Как пить дать, не дождаться б мне Сенькиного предложения, знай он, сколько я мечтала выйти за него замуж. Но через год в этом возникла необходимость, и мы устроили свадьбу. Славный Муратов никак не мог взять в толк, почему его не пригласили, и очень обиделся.
Дворцы бракосочетания только-только появились; в белом платье и фате я ощущала себя совершенно нереально. Больше всего я боялась, как бы в новых туфлях не поскользнуться на лестнице. И путались ленты, привязанные к букету. Единственный раз в жизни Сенькина физиономия была тогда интеллигентно-удлиненной. От волнения он никак не мог надеть мне на палец обручальное кольцо; пришлось самой. Весьма символично.
И денек стоял - второе июня шестьдесят первого года. А нынче май семьдесят шестого... Шуточки делов. Таким макаром еще пяток лет - и будем мы пить на Танькиной свадьбе.
"Меня не приняли в летное, но нет, я не утратил мечты стать офицером, через месяц с небольшим я еду в Красноярское радиотехническое училище ПВО страны. Не знаю, как у меня в дальнейшем сложится судьба, но если я буду офицером (а я им все-таки буду), я буду счастлив от того, что и крупинка моего труда будет вложена в то, что небо над твоей головой всегда будет чистым".
А там, глядишь, бац! - бабушкой-дедушкой заделаемся. Ну, не в сорок, так в сорок пять. Забавно...
За Танькой небось мальчишки бегают. Красивая девочка растет. Меня-то саму еще в детском саду поклонники одолевали. А в шестом классе Беляев трагические письма писал. Димка Носик покупал мороженое - до ангины довел. А на выпускном вечере я танцевала только с Куявским, мы целовались в темном спортзале, руки у него были липкими от вина, и он настави мне пятен на белое платье.
А с Сенькой все началось на первом курсе, когда ездили на пляж в Серебряный бор. Он единственный успел загореть и дурачился, развлекая всех, а лицо такое, - вгзглянешь - и на душе светлей. У него и сейчас такое лицо. Разве чуть порезче стало. ОНо это лучше даже. Мужественней.
Как мы жили с ним студентами! Он говорит, что задержится после семинара - и топает разгружать вагоны. Я ему котлеты жарю и говорю, что уже обедала - сама на картошке сижу. А потом друг другу - сцены на нервах.
