Песах Амнуэль
Письма оттуда
Мой сосед, комиссар тель-авивской уголовной полиции, Роман Бутлер время от времени приходит ко мне на чашку кофе. Если это случается по моему приглашению, то чашкой кофе да приятной беседой все и ограничивается. Но когда Роман является сам, с задумчивым видом усаживается в кресло и спрашивает «Не помешал?», я понимаю, что пришел он по делу, а не для того, чтобы дегустировать новое произведение фирмы «Элит». От кофе, впрочем, он все равно не отказывается.
В тот вечер (как сейчас помню: было это 17 февраля 2027 года, лил дождь и даже урчал вдалеке гром) Бутлер пришел, когда мы с женой смотрели по стерео новый американский боевик «Ночь вепря» с Ники Фарези в главной роли.
— Я не во-время, — констатировал Роман и, поскольку ответа не последовало (в это время тень таинственного убийцы целилась главному герою в затылок), отправился заваривать кофе сам. Плохие люди отрезали Фарези правую руку, но он, сидя в жутком подвале, отрастил новую руку за три ночи, после чего перебил всех, кто еще оставался в живых; до режиссера он добраться не успел — фильм кончился.
— Что скажешь? — спросил я, поворачиваясь к Роману.
— Этот Ники — круглый дурак. С самого начала было ясно, что хватать нужно толстого, а не худого.
— Я не о том. Ты пришел не фильм обсуждать, верно?
— Было бы что обсуждать…
— Вы не будете смотреть новости? — сказала Лея. — Тогда отправляйтесь в кабинет.
Что мы и сделали.
Расположившись в привычной обстановке, Роман выудил из бокового кармана сложенный вчетверо лист плотной бумаги и положил передо мной. По правде говоря, в наши дни не часто увидишь текст, написанный от руки, а разбирать чужие каракули я не умел никогда. Попробуйте отличить «тав» от «хет», если перо носится по бумаге со скоростью сто знаков в минуту.
Все же я разобрал примерно следующее:
«…расположен на берегу Яркона, если пропустить первый налево поворот от вертолетной станции и спуститься со второго уровня шоссе Аялон по грузовому эскалатору номер семь до уровня пересечения с транспортной развязкой „Цемах“. Бомбу заложили боевики „Всемирного джихада“.»
— Что это? — спросил я.
— Тебе ничего не бросается в глаза?
— Отвратный почерк. Это, к примеру, «самех» или «пе»?
— У тебя почерк не лучше. Ты когда-нибудь был на этой развязке? Там всего два грузовых эскалатора.
— Ну и что? — удивился я.
— Видишь ли, — сказал Роман, пряча бумагу в карман, — это собственноручное свидетельское показание Йосефа Крукса.
— А… — сказал я разочарованно.
Йосеф Крукс был в то время самым известным в Израиле экстрасенсом. Славный малый лет тридцати, если не говорить с ним о высших силах и энергетических зонах. Год назад он определил у моей сестры рак желудка, чем поверг бедную женщину в шоковое состояние. Врачи, потратив уйму времени, сочли Дину совершенно здоровой, а, когда она предъявила Круксу претензии со всей своей нерастраченной энергией, тот сказал философски: «Значит, все впереди».
— Я понимаю, — сказал Роман, прекрасно знавший эту историю, — что ты относишься к Круксу с предубеждением. Поэтому послушай не как мужчина, а как историк.
И он рассказал мне, как историку, содержание начатого им дела.
Восемь дней назад исчез некий Барух Эяль, 43 лет, начальник отдела баллистической экспертизы Управления криминальной полиции. По сути — коллега Бутлера. Он вышел из дома в восемь утра, чтобы ехать на работу. Но в вертолет не сел и на службе не появился. До полудня никто из коллег не проявлял беспокойства, потом позвонили Эялю домой, и началась паника.
Искали сутки — без всякого толка. Объявлений в прессе не давали, поскольку были уверены — Эяля похитили, и теперь жди ультиматума от какого-нибудь «Исламского возрождения». По сути, полиция занималась не поисками пропавшего, а выяснением, каким образом террористы сумели осуществить акцию в центре Тель-Авива, причем ШАБАК даже не почесался.
Через сутки стали очевидны два обстоятельства. Первое: если Эяля похитили, то не террористы, ибо никаких ультиматумов или требований не было в помине. И второе: граница государства Палестина не была нарушена, как показал анализ данных электронной защиты, и следовательно, искать Эяля нужно в пределах Израиля.
Когда пошли четвертые сутки, были проверены все свалки, канавы и заброшенные здания, а результат продолжал оставаться нулевым, Ноам Сокер, заместитель пропавшего Эяля, предложил обратиться к господину Йосефу Круксу.
— Честно говоря, Песах, — с некоторым смущением сказал Роман, — это не афишируется, но полиция изредка пользуется услугами экстрасенсов, если случай из ряда вон выходящий, и нет никаких зацепок. В суде эти показания не используешь, а в оперативной работе иногда помогает. Семь лет назад, например, Соня Мильштейн точно сказала, где искать тело убитого маклера. В девяти случаях из десятки, правда, они попадают пальцем в небо, но, если другие варианты вообще бесперспективны, то…
— Не оправдывайся, — сказал я. — Что сказал Крукс?
— Он прибег к автоматическому письму. Видишь ли, он утверждает, что имеет мысленный контакт с каким-то своим предком, жившим лет триста назад. И предок дает ему советы и подсказывает выходы из разных жизненных ситуаций. Предок, якобы, знает все и обо всех… А чтобы получить совет, Крукс садится за стол, кладет перед собой лист бумаги, берет карандаш и расслабляется до такой степени, что перестает контролировать движения пальцев. При этом мысленно обращается к предку с вопросом. Обычно проходит минута-другая, и рука Крукса начинает быстро водить карандашом. Появляется текст, о содержании которого Крукс даже не догадывается. Читает он текст вместе со всеми, когда выводит себя из транса. Почерк предка, кстати, совершенно не похож на почерк самого Крукса.
— Я знаю, что такое автоматическое письмо, — сказал я. — Не теряй времени.
— Так вот, — продолжал Бутлер. — Предок, по словам Крукса, не ошибается никогда.
— Дай ему Бог здоровья на том свете, — пробормотал я. — Когда он жил, ты говоришь?
— В восемнадцатом веке.
— Откуда он мог знать о том, что на шоссе Аялон будет семь грузовых эскалаторов?
— Песах, — рассердился Бутлер. — Не изображай из себя дурака! Совершенно очевидно, что бомбу он увидел в том времени, когда на шоссе будет именно семь эскалаторов. Я знаю проект — систему только начали строить, пуск намечен на конец тридцать первого года, а сейчас у нас…
— Двадцать седьмой. Чего же ты хочешь от меня? Я, как ты изволил выразиться, историк. У тебя пропал человек — сегодня. В ходе расследования ты узнал, что через четыре года террористы подложат очередную бомбу. Запиши в своем дневнике, через четыре года посмотришь и совершишь полезный поступок.
Бутлер долго смотрел на меня изучающим взглядом и, наконец, изволил разлепить губы:
— Ты уверен, что не хочешь ввязываться в это дело?
— Если ты объяснишь мне задачу… — я тянул время, поняв уже, что от комиссара мне не отвязаться, но еще не понимая, откуда ему стало известно о моем прошлогоднем визите к достопамятному Круксу. Сам экстрасенс расколоться не мог — профессиональная этика. Неужели Лея? Ну, я ей покажу, вот только выпутаюсь из этой истории…
Было так. Ко мне из Москвы приехал в гости родственник по имени Петя Рубашкин. Нет ничего странного в том, что у чистокровного еврея двоюродным братом оказался чистокровный русский. Не папуас, в конце концов. Петя — славный парень, но они в России все сейчас малость сдвинутые на парапсихологических науках. Психологи находят этому естественное объяснение в том, что во время переходного периода обостряются всякие социальные болезни, а парапсихология и оккультизм суть, как известно, болезни общественного сознания, и поэтому… Переходный период в России продолжается уже почти полвека, так что можете себе представить, какой стадии запущенности достигла там парапсихологическая болезнь. Пример, который у всех на виду: когда президент Луконин планировал операцию умиротворения в Якутии, за советом он обратился не в Совет безопасности, а к личному астрологу Капице.
На третий день пребывания Пети Рубашкина в Иерусалиме, какой-то псих спер у него пелефон. Петя посыпал голову пеплом и заявил, что подобный прибор в России насчитывается в количестве всего восьми экземпляров, жутко дорогая штука, и как же он теперь будет ходить по ночным московским улицам, не имея возможности вызвать полицию в случае нападения? Я предложил родственнику купить в подарок другой аппарат, благо в Израиле они не продаются разве только в общественных туалетах, но, как я понял, украденный пелефон обладал и другими достоинствами, о которых я не должен был даже подозревать.
Я предложил обратиться в полицию, но Петя сухо ответил, что ему еще дорога жизнь. Возможно, он спутал израильскую полицию с московской, хотя я не знаю, почему встреча с московской полицией опасна для жизни. Как бы то ни было, единственным человеком, к которому Петр Рубашкин согласился обратиться за помощью, стал экстрасенс Йосеф Крукс, номер телефона которого мы обнаружили методом тыка в файлах Безека.
Отправились. Выслушав в моем переводе мрачный рассказ Пети, Крукс сказал:
— Нет проблем. Сеанс — триста шекелей.
За эту сумму я мог купить Пете новый аппарат, но родственник и слушать не хотел. Крукс усадил нас на мягком диване, сам сел перед нами на журнальный столик, положил перед собой лист бумаги и остро отточенный карандаш (какая кустарщина!), после чего закрыл глаза и, впав в транс, начал быстро-быстро писать. Я подумал, что писать с закрытыми глазами неудобно, и Крукс наверняка подглядывает. Но не в этом дело. Через минуту экстрасенс открыл глаза и, не читая написанного, протянул бумагу Пете. Вот, что мы прочитали:
