Беляев Александр
Лаборатория Дубльвэ
Александр Беляев
ЛАБОРАТОРИЯ ДУБЛЬВЭ
Нина Никитина вошла в большой прохладный вестибюль. На его пороге кончалась власть климата, времен года и суток. Бушевала ли над Ленинградом зимняя вьюга, или беспощадно палило июльское солнце, в новом здании Института экспериментальной медицины был свой постоянный климат с твердо установленной температурой и влажностью. После уличного зноя начисто отфильтрованный воздух освежал, как морской бриз.
Никитина огляделась вокруг: лифт-экспресс ("Первая остановка на десятом этаже"), слева - медленно ползущий вверх пологий эскалатор, прямо широкая мраморная лестница. Нина решительно двинулась к лестнице. Кабинет Зайцева был на десятом этаже, но ей хотелось выиграть время: еще немного подумать перед тем, как дать окончательный ответ...
Нина Никитина - аспирант, еще не имеющий звания кандидата биологических наук,- должна сегодня до некоторой степени решить свою судьбу: будет ли она работать с профессором Сугубовым. "Друзья-соперники", как их называют, оба крупные ученые, оба работают в одной области: над "узловой" проблемой медицины - проблемой долголетия, но у каждого своя школа, свое направление... И какие разные у обоих характеры!
Нина охотно пошла бы к Лаврову, но друг ее Семен Зайцев настойчиво советует работать со своим шефом - Сугубовым.
- Лавров - мечтатель, а Сугубов прочно, обеими ногами стоит на земле.
Нина медленно поднимается вверх, этаж за этажом. Ей видны длинные светлые коридоры, серо-серебристые двери с надписями: "Сывороточно-вакционный отдел", "Отдел физиологии", "Лаборатория по изучению лучей", "Отдел микробиологии"...
Бесшумно прокатились электровагонетки с оперированными больными. Мелькают фигуры в белоснежных халатах.
Но вот и десятый этаж. У двери кабинета Зайцева маленький микрофон.
- Семен, можно?
- Нина? Входи, входи!
В кабинете темно. Только на большом столе, перед которым сидит Зайцев, одно за другим вспыхивают матовые стекла. Рядом - медицинская сестра, а перед нею - маленькая лампочка, освещающая только одну страницу тетради.
- Сейчас кончаю. Садись, Нина.
Зайцев занят "обходом" больных своего отделения. На матовых экранах появляются то кривая температуры и давления крови, то изображения пульсирующего человеческого сердца и дышащих легких. Одновременно слышатся удары сердца, сердечные шумы, легочные хрипы. Хитроумные приборы дают возможность видеть движение сосудов, рельеф слизистой оболочки желудка, печени и желчного пузыря, спинного и головного мозга...
Быстро мелькают анализы крови, мочи, выделений желез внутренней секреции. В несколько минут организм человека открывает перед врачом свои сокровеннейшие уголки.
Как ни слаба еще врачебная опытность Никитиной, она прекрасно понимает, что на небольших матовых экранах возникают и исчезают изображения органов старых людей: старческие, уставшие, расширенные сердца и легкие, склеротические сосуды, гипертрофированные простаты... Целый ряд болезней, порожденных преждевременной, патологической старостью.
- Ну, вот и все!
Зайцев быстро выключил аппараты. Экраны погасли, открылись металлические шторы, солнечный свет залил комнату. Зайцев дал сестре несколько дополнительных указаний и, широко улыбаясь, повернулся к Никитиной.
- Еще раз здравствуй, Нина! Подсаживайся поближе.
Зайцев и Никитина - друзья с детства. Зайцев на шесть лет старше Нины. Он высок, худощав, черноволос.
- Ну, как решила? Сугубов или Лавров? Конечно, Сугубов? Да?
- Видишь ли...
- Так ты еще не решила? Колеблешься? Неужто опять повторять все сначала? Ну, слушай же...
* * *
В вестибюль вошел высокий, плечистый молодой человек с усами и остроконечной бородкой. На нем белый костюм, широкополая шляпа - панама.
Швейцар принял шляпу.
- Здравствуй, Миша. Когда рыбу удить поедем?
- В выходной день, Леонтий Самойлович.
- Профессор Лавров здесь?
- Нет еще.
Молодой человек взглянул на свои часы-браслет.
- Так. Ну, смотри, чтобы все было готово. Полетим на Чудское озеро.- И направился к лифту.
- Здравствуйте, Леонтий Самойлович,- поздоровался с ним научный сотрудник.- На последней олимпиаде в парке были?
- Нет, я теперь все свободное время за городом пропадаю. А кто победил? Разумеется, Самохин! Ведь это я указал ему настоящую дорогу. Раньше парень увлекался выжиманием тяжестей да бросанием диска!.. Ознакомился с особенностями его ног, с их строением, с влечениями самого Самохина. "Послушайте, товарищ Самохин,- говорю я ему,- да ведь вы самой природой созданы для бега и прыжков". Самохин послушался моего совета, а теперь, видите, в мировые чемпионы выходит.
Сугубов (это был он, известный профессор Сугубов) вошел в лифт, сел в удобное кресло, нажал кнопку и быстро понесся вверх.
Тем временем в вестибюль вошел новый посетитель - бодрый, жизнерадостный старик с большими нависшими усами. Казалось, все его лицо излучало улыбку. Улыбались голубые глаза, улыбались морщинки вокруг глаз, улыбались усы. Глядя на это румяное, оживленное лицо, молодой швейцар невольно улыбнулся.
- Здравствуйте, товарищ Лавров! - весело воскликнул он.
- Здравствуйте, маэстро! - ответил профессор и шевельнул правой бровью.- Когда реванш?
- Через выходной день, Иван Александрович, если вы свободны,- ответил "маэстро".
Швейцар был одним из лучших мастеров шахматной игры и нередко состязался с Лавровым.
- Почему не в следующий? - спросил Лавров.
- В ближайший выходной едем на рыбную ловлю с Леонтием Самойловичем.
- Вот и попадете под дождь за измену шахматам!
- Дождь нам не страшен, Иван Александрович. Мы с Леонтием Самойловичем закаленные рыболовы и охотники.
- А он здесь?
- Пришел.
- Точен, как всегда. А меня в пути девочка задержала. Маму, изволите ли видеть, потеряла. Ну, пришлось покататься с ней на моем электромобиле. Хорошо, хоть скоро маму нашли... Так через выходной день у вас на квартире?
Лавров поднялся на десятый этаж. Он шел по широкому светлому коридору, и все встречные уже издали начинали улыбаться, как будто ожидая, что профессор вот-вот отпустит одну из своих обычных шуток.
* * *
- Уверяю тебя, Нина, ты не пожалеешь. Сугубов не только крупный ученый, но и великолепный педагог. Вот мы и пришли...
Зайцев и Никитина стояли перед дверью кабинета профессора Сугубова. Получив в микрофон разрешение войти, Зайцев открыл дверь и... Нина так смутилась, что быстро отступила назад, готовая вот-вот убежать. Оба профессора, Сугубов и Лавров, сидели в кабинете и горячо о чем-то спорили.
- Да входите же, чего вы испугались? - не совсем любезно крикнул Сугубов, недовольный тем, что спор прервался на самом интересном месте.
- Мы зайдем в другой раз...- дипломатично откликнулся Зайцев, но Сугубов настойчиво предложил им войти.
Зайцев учел обстановку и быстро изменил план действий. Никитина до последней минуты колебалась... Отлично, так и запишем!
- Я воспользовался тем, что вы здесь вместе, Иван Александрович и Леонтий Самойлович. Мне хочется, чтобы вы совместно решили один вопрос. Суд Соломона, так сказать. Вот эта аспирантка...
- Видал, видал,- перебил его Сугубов,- вы слушали у меня лекции? Ваша фамилия...
- Никитина.
- Так вот,- продолжал Зайцев,- Никитина не может решить вопроса, с кем ей работать: с профессором Лавровым или с профессором...
- Но мы же за нее решать не можем,- снова перебил Сугубов.- И соперничать нам не пристало. Кто ей кажется краше, пусть того и выбирает.
Лицо Лаврова, как всегда, излучало улыбку. Он по очереди переводил взгляд с одного собеседника на другого и, наконец, заговорил:
- Леонтий Самойлович! Мне кажется, что здесь самым правильным будет именно соломоново решение...
- Разрубить этого младенца пополам? - Сугубов насмешливо кивнул головой в сторону Никитиной.
- Зачем же рубить? Пусть поработает и у вас и у меня. Ну, скажем, по четным дням у вас, по нечетным у меня... или по пятидневкам. Когда она ближе познакомится с работой каждого из нас, ей легче будет сделать окончательный выбор. Правильно я говорю, товарищ Никитина?
Нина утвердительно кивнула головой.
- Как же это так, работать и у вас и у меня? - возразил Сугубов.- Вы что-то совсем странное предлагаете, Иван Александрович.
- Соглашайтесь, Леонтий Самойлович,- сказал Зайцев.- В самом деле, это лучший выход: Никитина только выиграет, ознакомившись с методами двух школ.
Сугубов широко развел руками.
- Ну ладно, пусть будет так. Соломоново решение принимаю, но за благие результаты не ручаюсь.
Так, неожиданно и вопреки обычаю, Никитина стала помощницей двух ученых, двух "друзей-соперников".
* * *
Сугубов правил сам. Никитина сидела с ним рядом. Маленький светло-серый, блестящий, как зеркальное стекло, аккумуляторный электромобиль бесшумно двигался по широчайшему проспекту, выложенному гладким настилом из желтых полос разных оттенков - от бледно-желтого до бурого. Каждая полоса была обсажена липовыми, каштановыми или сосновыми деревьями.
- Красота! - проникновенно сказал Сугубов. Он был в великолепном настроении.- Гляжу и не нагляжусь, не налюбуюсь на наш Ленинград.
Авто Сугубова двигалось со средней скоростью по светло-желтой полосе в липовой аллее. Профессор не спешил, он хотел подышать утренним воздухом. Рядом, по более темной полосе, в аллее каштанов (садоводы привили им благоухающие цветы белой акации и садовой сирени) быстро двигались более торопливые машины. Посредине улицы, в сосновой аллее, столь же бесшумно катились двухэтажные электрические вагоны на больших колесах с толстыми резиновыми шинами. Перекрестки не задерживали движения: автомобили и вагоны переходили перекресток, поднимаясь по пологому перекрытию-путепроводу или же спускаясь в пологую выемку пути под перекрытием. Для перевода машин с одной полосы скорости на другую были устроены подземные тоннели.