Биленкин Дмитрий Александрович
Практика воображения
Дмитрий Биленкин
Практика воображения
Темин проснулся легко, быстро, с чувством счастья. Лежа, отдернул полог палатки и близко увидел травяные джунгли, зеленый мир с солнечными прогалами, в которых радужно блестели росинки, темную чащу стеблей и на ближнем - жука с фасеточными глазами марсианина.
- С добрым утром! - приветствовал его Темин. Слова качнули ветерок, жук колыхнулся и неодобрительно повел усами.
Темин, сам не зная чему, радостно улыбнулся и выскочил из палатки.
- Наконец-то! - прогудел Игин. Круглые очки профессора укоризненно блеснули. Голый по пояс и косматый, держа в руке нож, он восседал перед плоским камнем, на котором был аппетитно разложен завтрак. Розовую спину профессора окуривал дымок полупотухшего костра.
Темин легко сбежал к берегу, в лицо ему плеснулось отраженное гладью солнце. От босых ног врассыпную брызнули мальки. Холодок воды чулком стянул икры.
- Знаешь, чего в такое утро недостает? - крикнул Темин. - Полетать перед завтраком. Просто так, без ничего. Жаль, что это невозможно.
- То есть как невозможно?! - Темин не видел профессора, но знал, что и очки его, и руки, а если в руке был нож, то, значит, и нож пришли в движение. - Полетаем без ничего, очень даже полетаем!
- Силой мысли, что ли? - Темин плеснул воду на уже нагретые солнцем плечи и блаженно поежился.
- Именно так! Ключ ко всем сокровищницам - мысль. Это Бальзак, читать надо классиков! Представь у себя за плечами шарик вроде детского...
- С водородом? Не потянет.
- Классический пример инерции мысли! - донеслось сзади. - Почему водород? Возможен куда более легкий газ. Протон и электрон - вот что такое атом водорода. Протон - тяжелая частица, так заменим ее! Построим газ из менее массивных. Мюонный газ, а? Чувствуешь, какая будет подъемная сила! Ого-го!
- Все равно не потянет. Закон Архимеда!
- А крылья, крылышки на что? Наших мускульных усилий чуть-чуть не хватает, чтобы свободно парить на крыльях. Нужна подъемная сила. Тогда полетаем!
- Да будет так, - благосклонно согласился Темин.
В два прыжка он достиг каменного стола с выбитыми на нем полустертыми рунами (на этой плите не иначе как трапезовали варяги) и принялся уплетать завтрак.
Третий день они стояли на берегу укромного лесного озера, где все было наслаждением - еда, солнце, рыбалка, шум сосен, само дыхание, наконец. Как это, оказывается, замечательно - дышать! Или валяться в траве. Ходить босиком. Пить родниковую воду. Подставлять тело солнцу. Удовольствия каменного века, черт побери, не жаль ради них машину, которая прошла сюда, как танк, и теперь стоит, отчужденно глядя на все белесыми фарами.
Зорьку они проспали, ну да ладно. Их уже сжигало нетерпение. К счастью, сполоснуть кружки и протереть миски песком было делом нескольких минут.
- Проклятье... - беззлобно выругался Темин. Сталкивая лодку, он оступился и нога ушла в вязкий ил. - Почему нам так неприятна эта жижа? сказал он. - Герр профессор, нет ли у вас случайно гипотезы и на сей счет?
- Есть, - отозвался Игин. Он сидел на корме и рассеянно улыбался. - В нас живет память тех существ, которые триста с лишним миллионов лет назад выбирались из моря на сушу. Бедняги столько раз задыхались на топких берегах, что эти муки запечатлелись в генотипе потомков...
- Ну, знаешь! - Темин налег на весла. - Обычное объяснение, по-моему, куда справедливей. Мы не любим топь, потому что в ней опасность. Поражаюсь твоей способности превращать очевидное в тайну и простое объяснение подменять невероятным.
- А что мы знаем о простом и невероятном? - Профессор уже размотал удочки, но ему никак не удавалось насадить верткого червя, и ответ прозвучал чуточку раздраженно. - Вода под нами - это просто? В корнях деревьев она имеет одну структуру, в листьях - другую, здесь - третью. Без нее нет жизни, но чистую, совершенно чистую воду пить в общем-то нельзя. И так во всем. А ты мне говоришь... Ай!
Последнее восклицание относилось к банке с червями, которая выскользнула из рук профессора. Банка была стеклянной и, естественно, треснула.
- У меня есть тесьма, обвяжи, - сдерживая улыбку, посоветовал Темин. Не хочу рассуждать о высоких материях! - объявил он внезапно. - Хочу просто подставлять бока солнцу, просто ловить рыбу...
- Ты не ценишь удовольствий контраста, - кротко возразил Игин. - Все утопии на тему "как сделать людей добродетельными и счастливыми" считали контраст злейшим врагом добродетели и вводили - посмотри у Платона! жесточайшую регламентацию, забывая...
- Ш-ш... Приехали.
Нос лодки ткнулся в крохотную бухточку, над которой склонился куст черной ольхи. Тут было глубоко. А чуть в стороне, в пределах заброса находился песчаный перекат, где любили крутиться юркие окуни. Темин заякорил лодку и поспешно размотал удочку. Профессор все еще возился с банкой, и первым закачался поплавок Темина. Теперь в мире ничего не существовало, кроме этого настороженного поплавка, кроме длинного удилища и лески, чутко связавшей человека с темной глубиной озера.
Поплавок слабо притопило. "Ну, ну..." Весь подавшись вперед, Темин слился с удочкой.
На воде плясали блики. Поплавок дернулся, нырнул. Темин подсек, рука, ликуя, ощутила чудесную тяжесть сопротивления. Леска описала дугу, и в ногах Темина запрыгала серебристая плотва.
- А у меня не клюет, - огорченно заметил профессор. Он пожирал взглядом поплавок.
Тщетно. Теперь перестало брать и у Темина. Он уменьшил спуск, попробовал и на перекате, и у берега, в глубине и на мелководье. Сонно сверкала вода. Чуть шевелилось переломленное зыбью отражение осоки. На поплавок уселась стрекоза.
- Хоть бы вы, наука, - в сердцах сказал Темин, - придумали такую приманку, чтобы рыба кидалась на нее, как кошка на валерьянку.
- Можно, - подумав, ответил Игин. - Можно, но не нужно.
- Почему?
- Во что бы тогда превратилось ужение? В вытаскивание. В дело. Прелесть любого занятия - в его неопределенности.
- Темно вы говорите, герр профессор!
- Куда ясней! Почему интересно искать грибы и скучно копать картошку? Потому что картошка - это верняк, а грибы - нет. Неисполнение желаний мы считаем злом. Но каким страшным злом было бы немедленное исполнение всех желаний!
- А я сейчас, кажется, минутами жизни платил за каждый клевок! Сменим место?
- Не возражаю.
На новом месте, у камышей, их удочки также поникли над ослепительной водой, как и на старом. Темин и наживку менял, и поплавок шевелил, и хлебные крошки сыпал - все напрасно. Глубины, казалось, вымерли.
Не выдержав, он повернулся к удочкам спиной и вытянул ноги.
- Ведь ходит же! - сказал он возмущенно. - Ведь много же ее! Неужели она так сыта, что на вкусного, свежего червя ей и глядеть неохота?
- А может, ей сейчас интересней созерцать, - спокойно заметил профессор.
- Кого созерцать - червя?
- Хотя бы.
- Да зачем ей созерцать-то?
- А зачем животным спать?
- Ну, это понятно. Для восстановления сил.
- А тебе не приходило в голову, что сон - весьма странное явление? Во сне животное беззащитно. Так? Так. Быть может, сон неизбежен физиологически? Доказано, однако, что такой неизбежности нет. А раз у бессонных, так сказать, существ есть преимущество над сонями, то почему эти последние не погибли? И даже резко преобладают? Потому, очевидно, что сон дает какие-то особые преимущества, куда более существенные, чем недостатки. То же самое, очевидно, и с созерцанием.
- Уф! - Темин помотал головой. - Никак не могу понять твоей страсти фантазировать по любому поводу. Ты же ученый.
- Вот именно.
- Что именно?
- Ученый и должен фантазировать.
- А я-то думал, что он должен ставить эксперименты, логически выверять каждый свой шаг и все такое прочее.
- И это тоже, конечно. Но фантазия - метод, далеко не второстепенный.
- Метод?
- А как же! Ты согласен с тем, что наука пытается познать всю бесконечную вселенную, а не просто какую-то ее часть?
- Разумеется.
- Но в бесконечной природе и число явлений должно быть бесконечно, не так ли?
- Да, очевидно.
- Тогда вспомни, как ты ищешь грибы или ягоды.
- Как я ищу? Брожу, высматриваю, наклоняюсь.
- Это внешнее действие. А есть внутреннее. Бессознательно ты вызываешь в памяти нужный образ, настраиваешь глаз на выделения объекта из множества прочих. Ну а как быть с объектом, чей образ неизвестен, в памяти не хранится и выделен быть не может? Вот камыши. Видел ты когда-нибудь личинку стрекозы?
- Нет, хотя слышал, что это хорошая наживка.
- Хорошая... Эх ты, рыболов! Отличная! Но дело не в этом. Сейчас личинка находится неподалеку от тебя, я ее вижу, и ты ее видишь. Попробуй найди.
Темин пожал плечами, но из любопытства взглянул на камыши. Вгляделся. Стебли, листья, синекрылая стрекоза, водомерки, отражения в воде, блики, коряга, кувшинки, снова стебли, какое-то мочало в стеблях - не то, мимо, прочь...
- Так, - удовлетворенно прокомментировал Игин. - Бьюсь об заклад, что вот эти желтые пятнышки на листве, к примеру, не удостоились твоего внимания. Еще бы! Ты сразу отбросил лишнее, чтобы сосредоточиться на небольшой группе признаков, которая позволила бы угадать - я не напрасно применил это слово? - нужный тебе объект. Нашел его?
Темин с досадой помотал головой.
- А ведь ты несколько раз скользнул по личинке взглядом. Да, да, я проследил! Между прочим, у нее очень выразительная внешность. Вот она. Каково страшилище? Но тебя почему-то больше интересовало то, что над водой, а она в воде - сидит там, на стебле.
- Положим, таким способом и я тебя могу подловить, - буркнул Темин.
- Не сомневаюсь. Но согласись, что даже в такой простой ситуации тебе пришлось туго, хотя ты заведомо знал, что личинка не может быть ни облаком, ни кувшинкой, ни водомеркой. А каково неизвестно где искать неизвестно что? Вот рассуди: могла бы при дворе фараона гореть электрическая лампочка? Не смейся. Для этого нужен источник тока; можно обойтись простым, но сильным гальваническим элементом. Необходимые электролиты, металлы египтянам были известны. Остается выковать проволочку, взять два угольных стержня, свести их - и вот вам, пожалуйста, электрическая дуга! Все в пределах тогдашних возможностей. Но надо искать "неизвестно где неизвестно что...". Внимание науковедов больше обращено на совершенные, чем на несовершенные, открытия. На то, что им предшествовало, а не на то, что за ними последовало. Сменим точку зрения. О, тут открываются любопытные вещи! Стоит кому-нибудь обнаружить новое явление, как тотчас все замечают его повсеместность. Открытие радиоактивности урана быстро потянуло за собой открытие множества радиоэлементов и радиоизотопов в горных породах, воде, везде, всюду. Изобретение сонара раскрыло глаза на роль звуколокации в живой природе. Едва был создан мазер, как мазерное излучение обнаружилось в далях Галактики. Раньше глаз, что ли, не было? Они-то были, узнавания не было. Потому любой ищущий делает то же самое, что делал ты. Мы рисуем в воображении модель возможного явления, строим некий гипотетический образ и сверяем его с действительностью. Но разнообразие
