Пэлем Гринвел Вудхауз

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА СВИРЕПОГО БИЛЛСОНА

I

«Королевский театр» находится в самом центре мерзлого крохотного городишка Ллунинднно. Против главного входа в театр стоит фонарный столб. Подходя к этому столбу, я увидел какого-то человека. Человек был высокого роста, и, судя по его внешнему виду, с ним только что случилась катастрофа. Пальто его было забрызгано грязью. Шляпу он потерял. Услышав мои шаги, он обернулся, и при свете фонаря я узнал знакомые черты моего старого друга Стэнли-Фетерстонго Акриджа.

— Господи! — вскрикнул я. — Что ты тут делаешь?

Нет, это не галлюцинация. Это живой настоящий Акридж, собственной персоной. Что может Акридж делать в Ллунинднно, в этом мрачном, грязном валлийском городишке, населенном угрюмыми, небритыми людьми с подозрительными глазами!

Акридж в недоумении глядел на меня.

— Старина, — сказал он, — сегодняшняя встреча — самый удивительный случай в мировой истории! Вот уж кого не надеялся здесь увидеть!

— Я тоже. Что с тобой случилось? — спросил я, разглядывая его забрызганное грязью пальто…

— Случилось? — переспросил Акридж и вдруг покраснел от внезапного гнева. — Меня выставили за дверь.

— Выставили за дверь? Кто? Откуда?

— Из этого проклятого театра, старина! Взяли с меня деньги выставили. Никогда, старина, не ищи правосудия, ибо его нет в этом мире. После первого акта я вышел подышать воздухом, а в это время какой-то негодяй занял мое место. Я взял его за уши и хотел поднять с кресла, как вдруг на меня набросилась дюжина наемных убийц и выставила меня за дверь. Меня! Ты понимаешь? Меня! Ведь это было мое место. Подождите, — закричал он, бросая яростные взгляды в сторону двери, — я вам еще покажу…

— Не стоит, — сказал я, стараясь его успокоить, — что ты горячишься? Это может случиться со всяким. Деловой человек должен уметь со смехом переносить подобные неприятности.

— Да, но…

— Пойдем выпьем!

Это предложение заставило его поколебаться. Пламень гнева потух в его глазах. Он погрузился в глубокую задумчивость и наконец произнес:

— Взять бы камень и перебить бы все окна в этом проклятом театре!

— Брось, не стоит!

— Пожалуй, ты прав.

Он взял меня под руку, и мы пошли на главную улицу, озаренную окнами кабаков. Кризис миновал.

— Старина, — сказал Акридж, ставя свою опустевшую кружку на столик. — Я до сих пор не могу опомниться. Как ты попал в этот гнусный город?

Я объяснил ему, в чем дело. В Ллунинднно приехал знаменитый проповедник Ивэн Джонс. Завтра он будет говорить проповедь. Лондонская газета, в которой я работаю, послала меня послушать его и написать отчет о его проповеди.

— А ты что здесь делаешь? — спросил я.

— Что я здесь делаю? — переспросил Акридж. — Кто, я? Неужели ты еще не слыхал?

— Чего?

— Ты не видел афиш?

— Каких афиш? Я приехал только час тому назад.

— Старина! Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что волнует весь город.

Он осушил еще одну кружку пива и вывел меня на улицу.

— Смотри!

Он показал мне афишу, висевшую на стене какого-то фабричного склада. Хотя улицы в Ллунинднно освещены очень плохо, я все же прочел:

ЗАЛ ОДДФЕЛЛО

Матч бокса в десять раундов

ЛЛОЙД ТОМАС

(чемпион Ллунинднно)

против

СВИРЕПОГО БИЛЛСОНА

(чемпион Бермондси)

— Матч состоится завтра, — сказал Акридж. — Скажу тебе по секрету, старина, это дело принесет мне кучу денег.

— Ты снова антрепренер Биллсона? — спросил я, удивленный его упрямой настойчивостью. — Я думал, что ты после первых двух неудач не захочешь с ним связываться.

— На этот раз он отнесся к делу вполне серьезно. Я отечески поговорил с ним.

— Сколько он получит?

— Двадцать фунтов стерлингов.

— Двадцать фунтов стерлингов? Где же твое огромное состояние? Ведь на твою долю достанется только десять фунтов.

— Нет, старина. Ты ничего не понял. На этот раз я веду дело по-другому. Я — устроитель матча.

— Устроитель?!

— Да, один из устроителей. Помнишь Исаака О'Бриена? Его настоящее имя Иззи Прэвин. Мы разделим с ним весь сбор пополам. Иззи приехал в Ллунинднно неделю тому назад, снял зал и развесил афиши. Мы с добрым Биллсоном явились сюда только вчера. Мы дадим ему двадцать фунтов, его противник тоже получит двадцать фунтов, а мы с Иззи разделим весь остальной доход пополам. Вот это капитал, старина! О таком богатстве не мечтал и Монте-Кристо. Благодаря этому проповеднику Джонсу город завтра будет полон крестьян, съехавшихся из всех окрестных деревень. Джонс проповедует утром, а вечером наш матч. Лучшие места по пяти шиллингов, места на галерке по два с половиной, «стоячие» места по шиллингу. Тут же буфет с лимонадом и копченой рыбой. Такого доходного предприятия не видано еще с основания мира.

Я поздравил его.

— А как чувствует себя Биллсон? — спросил я.

— Он великолепно тренирован. Одним ударом свалит с ног быка. Приходи к нам в гостиницу завтра утром.

— Утром не могу. Я пойду слушать Джонса.

— Ах, да! Ну, тогда приходи днем. Только не позже трех, потому что Биллсон должен отдохнуть перед выступлением. Наш адрес — Керлионская улица, дом семь. Спроси трактир «Шляпа с перьями» и поверни сразу налево.

II

На другой день, отправившись к Акриджу, я был в приподнятом состоянии духа. Я только что выслушал пламенную проповедь. Ивэн Джонс действительно прекрасный оратор. Его слова пронзали сердца крестьян, как пламень. Это был настоящий пророк, похожий на пророков, описанных в Библии. На меня, просвещенного столичного жителя, слова его, конечно, не действовали, но простодушные провинциалы внимали ему, как зачарованные. Он говорил больше часу, ни разу не замолкая. Когда он кончил, я встал и пошел искать трактир «Шляпа с перьями». Найти его было нетрудно. Огромная вывеска, изображавшая шляпу и перья, висела на самом видном месте улицы.

Это был сомнительного вида трактир в сомнительной части города. Из его открытой двери вырывались звуки, напоминавшие грохот битвы. Я ясно различал звон разбиваемых стаканов. Когда я вплотную подошел к двери, оттуда выскочил хорошо знакомый мне человек и пустился бежать без оглядки. Через секунду на пороге появилась какая-то женщина.

Это была маленькая женщина с огромной шваброй в руках. С швабры капала липкая грязь. Она потрясала ею, как пикой. Бегущий человек обернулся, взглянул на швабру и побежал еще быстрее.

— Эй, мистер Биллсон! — закричал я ему вдогонку.

Но я выбрал неудачное время для разговоров. Он помчался дальше, даже не взглянув на меня. Когда он завернул за угол, женщина сказала ему несколько грозных напутственных слов, победоносно встряхнула шваброй и скрылась за дверью трактира. Я пошел дальше. За углом ко мне подошел мистер Биллсон.

— Простите, я не узнал вас, — сказал он.

— Вы так торопились, — сказал я.

— Ы! — произнес мистер Биллсон и умолк.

— Кто такая эта ваша знакомая с шваброй? — бестактно спросил я.

Мистер Биллсон смущенно взглянул на меня. Ему совершенно не следовало смущаться. Даже самые храбрые герои не раз в страхе обращались в бегство при виде взбешенной женщины.

— Она вышла из задней комнаты, — сказал он в замешательстве. — Увидела меня и подняла скандал. Мне пришлось бежать. Не могу же я бить женщину, — галантно прибавил мистер Биллсон.

— Конечно, не можете, — согласился я. — Но за что она рассердилась на вас?

— Я делал добро, — благочестиво сказал мистер Биллсон.

— Делали добро?

— Да. Я выливал пиво из стаканов.

— Какое пиво? Из каких стаканов?

— Пиво тамошних пьяниц. В этом трактире целая толпа нераскаянных грешников. Все они сидели за столиками и пили пиво. Я вылил все пиво на пол. Ходил от столика к столику, брал стакан и выливал пиво. Эти бедные грешники нисколько не были удивлены.

— Не могу себе этого представить.

— Чего?

— Держу пари, что они были очень удивлены.

— Ы! — сказал мистер Биллсон. — Пить пиво грешно. Пиво — исчадие ада. Пиво шипит, как змея, и жалит, как ядовитая ехидна.

Я невольно причмокнул от одной мысли о таком прекрасном пиве, которое шипит, как змея, и жалит, как ехидна. За последнее время редко встретишь такое пиво, но в старину я пивал его часто. Почему ни с того ни с сего Биллсон невзлюбил этот прекрасный напиток? Я ничего не мог понять, но чтобы не раздражать его, решил переменить тему.

— Сегодня вечером я приду посмотреть, как вы будете драться, — сказал я.

Он с изумлением взглянул на меня.

— Кто? Я?

— Да. В зале Оддфелло.

Он покачал головой.

— Я не буду драться в зале Оддфелло, — ответил он. — Я нигде никогда больше не буду драться.

Он внезапно замолк и насторожился, как собака, почуявшая дичь. Мы стояли возле трактира, который назывался «Синий Кабан». Окна трактира были гостеприимно раскрыты, и оттуда доносилось миролюбивое бряцанье стаканов.

— Простите, — сказал мистер Биллсон и ворвался в трактир.

Нужно возможно скорее повидать Акриджа и рассказать ему о странном обращении Биллсона на евангельский путь истины. Я был потрясен до глубины души. Мне было жаль моего бедного друга. Если Биллсон откажется драться, Акридж будет разорен и уничтожен. Едва в «Синем Кабане» загремели разбиваемые стаканы, я сорвался с места и помчался на Керлионскую улицу, в дом номер семь. Я долго звонил у дверей. Мне открыла старая женщина. Акридж был в своей комнате и спокойно лежал на диване. Нельзя было терять ни минуты.

— Я только что видел Биллсона, — сказал я. — Он сегодня какой-то странный. Мне жаль тебя огорчать, дружище, но он мне сказал…

— Что не будет сегодня драться? — перебил меня Акридж со странным спокойствием. — Правильно, он сегодня драться не будет. Он только что был здесь и сказал мне об этом. У Биллсона есть одна хорошая черта — он всегда обо всем старается предупредить меня заранее, чтобы я имел время подготовиться и не погубил своего дела.