Булыга Сергей
Убей меня ! (Черная сага - 5)
СЕРГЕЙ БУЛЫГА
Черная сага
Книга пятая
Убей меня!
1.
Дромон, конечно, хороший корабль. На нем при желании можно расположить целую когорту и расставить не меньше десятка огнеметных орудий. Да и вид у него устрашающий. Но дромон слишком уж неповоротлив и медлителен. А я должен был спешить. Вся моя надежда была на внезапность! И потому я потребовал, чтобы вверенные мне легионы были посажены не на дромоны, а на монерии. Конечно, у монерий всего один ряд весел и они не столь вместительны, как дромоны, зато легки и быстроходны, у них очень малая осадка, и потому они равно пригодны как для морского, так и для речного плавания. Таким образом, отправившись в поход на монериях, я, пересекши море, не должен буду ссаживать войска на топкий, трудно проходимый берег, а, беспрепятственно поднявшись по Дикой Реке, быстро достигну Ерлполя, а там...
Конечно, там будут свои трудности. Но за внезапность я готов платить! И первая подобная плата - это полное отсутствие у меня кавалерии, ибо не стоило даже и пытаться располагать на монериях лошадей.
Второю платой оказался... хлеб! Наши сборы были столь поспешны, что уследить за всем самому не представлялось никакой возможности. И Тонкорукий этим воспользовался. А, может, и не он, потому что чего-чего, а уж подлецов у нас и без него предостаточно. Кругом одно ворье, гнилье. И хлеб нам выдали гнилой! Он не ломался и не разрезался, а разваливался прямо в руках, крошился в серую вонючую труху. Узнав об этом, я пришел в неистовство и, вызвав старшего эпарха, потребовал, чтобы он прямо у меня на глазах съел целый каравай. Он съел. Потом его... Не стало! Я так повелел. Но хлеб как был гнилым, так гнилым и остался. Мерзавцы! Хлеб для дальних экспедиций пекут особым способом - его дважды сажают в печь, и от этого он сильно теряет в весе и покрывается особой коркой, по которой его потом легко отличить. Но, к сожалению, точно такая же корка может оказаться и у весьма сырого хлеба, если отнести его в общественные бани и подержать там на пару на медленном огне - и тогда этот обманный хлеб зарумянится, набрякнет, и первые три дня все как будто бы будет нормально, но зато потом... Еще раз говорю: мерзавцы! Мало того, что из-за приближающейся зимы я должен был спешить и потому отказался от кавалерии, так мне еще и подсунули гнилой хлеб. Две платы враз!
А третьей платой был абва Гликериус. На первый взгляд, это была не такая уж большая и обременительная плата. Абва был тих и никуда не совался; тихо сидел себе в своем углу, читал, что-то записывал. Он даже пользу приносил - учил меня варварскому наречию. Быть может, кому-то это и покажется бесполезной тратой времени и даже в некоторой степени бесчестием, ибо, мол, для переговоров с чужеземцами есть толмачи, да и к тому же варварское наречие обладает опасной способностью проникать в наше сознание и заставляет нас мыслить и рассуждать по-варварски... Но если это даже и так, то что в этом, подумайте, плохого? Ведь если я смогу мыслить как варвар, то я, значит, смогу поставить себя на место варварского архонта в тот самый момент, когда он расставляет свои отряды на поле битвы и задумывает, как бы это ему меня лучше всего одолеть - и тут-то я, обладающий варварским разумом... Х-ха!
Ну а если серьезно, то я не люблю пользоваться услугами толмача, ибо никакой толмач никогда не передаст, не исказив, всего того, что было сказано, как было сказано и, главное, что при этом было недосказано. Вот почему я, не жалея времени, учил наречие ерлпольцев.
И, надо вам сказать, учил весьма успешно! Правда, особой радости мне это не доставляло. Ибо одно дело, когда ты что-то постигаешь сам, пусть даже и с большим трудом, и совсем другое, когда кто-то посторонний берет и закладывает в тебя все то, что посчитает нужным. Да-да, именно закладывает, словно в пустой мешок! Ибо когда абва Гликериус, неотрывно глядя на меня, произносил новое варварское слово, я явственно чувствовал, как оно беспрепятственно проникает в мою голову и укладывается на дне моей памяти, а вслед за этим словом укладывается и второе, третье, пятое, десятое. А абва смотрит на меня и улыбается! А если он вдруг пожелает вложить в меня...
И потому-то я время от времени резко вставал и говорил:
- На этот раз достаточно!
Абва не спорил, отводил глаза. Я уходил, командовал и принимал подчиненных с докладами. Мы шли невдалеке от берега. На берегу мы покупали хлеб. Да, покупали! Хотя, конечно, можно было просто брать, но, во-первых, мы шли еще мимо подвластных нам и, следовательно, союзных нам берегов, а во-вторых, у меня был свой, особый расчет на будущее - и поэтому я приказал не скупиться. И нам давали дважды, трижды пропеченный хлеб. А от сигнальщиков я получал депеши. Потом, когда мы дошли до чуждых берегов, я начал расставлять на них свои сигнальные посты - и снова получал и отправлял депеши.
А тех, кого еще весной расставил Полиевкт, уже и в помине не было. Их кто-то снял. Возможно, скоро снимут и моих...
Ну а пока мы шли вдоль берега. Гликериус учил меня, закладывал в меня все новые и новые варварские слова - и улыбался. Я перед ним робел. Я его ненавидел. И он, я думаю, об этом знал, ибо он, как мне уже тогда казалось, умел читать чужие мысли. И, возможно, я бы давно уже приказал выбросить его за борт... но каждый раз останавливал себя, убеждая, что если обуздать его и сделать своим послушным орудием, то...
Нет! И еще раз нет! Я просто думал об одном: как только Тонкорукий умрет, абва сразу же оповестит меня об этом. Он сам мне это обещал, лишь только мы отчалили от Наиполя. Он так сказал:
- Наш повелитель очень плох. Боюсь, он долго не протянет.
Я, побелев, спросил:
- И что тогда?
- Тогда, - сказал Гликериус, - я тотчас упрежу тебя.
Да вот не упреждает и не упреждает! Сперва остались позади берега подвластные, потом мы миновали чуждые, пустые, а вот уже и подошли к Дикой Реке...
Хотя какая она дикая? Я бы назвал ее ленивой. Она очень широкая и мелкая, а берега у нее невероятно низкие, течение едва заметное, вода прозрачная, безвкусная, а дно песчаное. Равнина, через которую протекает эта река, до самого горизонта покрыта пожухлой травой. Весной, сказал Гликериус, эта равнина сплошь усеяна бесчисленным множеством цветов, а сочная трава, еще не сожженная солнцем, привлекает в эти места огромные табуны низкорослых диких лошадей. Потом за этими лошадьми сюда приходят варвары. Варвары никогда между собой не ссорятся, ибо добычи хватает на всех.
- Они едят конину?! - спросил я.
- Да, - утвердительно кивнул Гликериус. - Ибо они считают, что лошадь - это самое чистое животное, ибо оно питается только травой, в то время как, например, свинья...
Я приказал ему молчать - и он молчал.
Молчал и Тонкорукий. Да! Ибо уже который день подряд мои сигнальщики принимали из Руммалии одно и то же сообщение: "Нет ничего". Нет ничего! Какая ложь! Я пребывал в великом гневе. И я уже хотел было остановить движение, а то и вовсе повернуть назад...
Но если это только лишь ловушка? А если...
Х-ха! И я не повернул, а шел и шел и шел вверх по реке. Берега становились все выше и круче, да и сама равнина по обеим сторонам реки стала понемногу оживать. Теперь она уже была там-сям покрыта довольно-таки обширными зарослями низкого и густого кустарника, ветки которого были буквально унизаны спелыми винными ягодами. Я отдал строгий приказ, чтобы этих ягод брали в строго ограниченном количестве. Хотя они были весьма приятными на вкус.
Но дикий хлеб! Вы можете себе представить поля никем не сеяного хлеба?! Мало того - на каждом стебле этого удивительного злака имеется не по одному, как обычно, а сразу по четыре колоса, а в каждом колосе содержится по двадцать восемь зерен! Мы собирали этот хлеб, мололи его и пекли, и из него получались весьма пышные и ароматные караваи. И не беда, что этот дикий хлеб был черен, словно души варваров, но зато вкус его был просто изумительный!
А варвары тот хлеб не жнут, они им брезгуют. Ну что ж, на то они и варвары. И так здесь и с золотом. Они, эти здешние дикие варвары, ходят по нему, топчут его своими грязными ногами, но вот чтобы склониться к нему, взять его - на это у них не хватает ни знаний, ни смекалки. А ведь они самозабвенно любят золото! Ради него они идут на смерть, ради него они продают в рабство своих единоплеменников, ради него они ввергают свои души в лапы диких и кровожадных божеств. А золото тем временем...
- Вот, посмотри, - сказал абва Гликериус, - оно уже в моих руках. Вот. Р-раз!
И с этими словами он обычной суповой чашей зачерпнул немного песка прямо у самых ног, - прополоскал его, потом еще раз и еще. А после накатал все, что там осталось, на загодя приготовленный ртутный шарик и показал мне...
Золото! Правда, всего каких-то несколько крупиц...
Но зато сразу! Прямо из-под ног! Я засмеялся и сказал:
- Сбылась твоя мечта. Ты наконец-то добыл золото. И даже не из свинца, а просто из песка.
- Н-ну, - улыбнулся абва, - это не такая уж и большая хитрость. Золото можно добывать и из воздуха.
- Как?! - поразился я. - Здесь разве золото и в воздухе?
- И здесь, - кивнул Гликериус, - и в Руммалии, и везде. Нужно только правильно сотрясать этот самый воздух, и тогда золото посыплется, польется, потечет к тебе со всех сторон! Разве не так?
Я помрачнел. Мне было не до шуток. И я сказал:
- Но самое чистое золото добывается острым мечом.
- О, нет! - сказал Гликериус. - Меч ничего не добывает, меч только вызывает страх, и это уже страх расплачивается с тобой золотом. Но если у меня нет страха, то ты от меня ничего не получишь - ни золота, ни...
- Хорошо! - сказал я. - Я с тобою согласен. Итак, вернемся к золоту. Ты для того и отправился вместе со мной, чтоб разыскать эти богатейшие прииски? Или...
