Амброз Бирс

«Словарь сатаны» и рассказы

Переводы с английского

Составление

Ф. Золотаревской и Н. Рахмановой

Вступительная статья

Р. Орловой

Амброз Бирс

Рассказ не приняли, сказали, что он слишком мрачен. Сколько раз зарекался — не отдавать на суд чужих людей свое самое личное, не выставлять на всеобщее обозрение. Пиши в стол, если не можешь не писать. Прячь рассказы под кипами статей, — статьи рвут из рук, их печатают мгновенно. Давно уже его называют королем калифорнийского журнализма. Слава. А ему кажется — главное не сказано. А если и сказано, то вот на этих пожелтевших листах, которых никто, почти никто не читал. Может быть, и правы те, кто отвергает?

Амброз Бирс медленно перечитывает свой рассказ «Случай на мосту через Совиный ручей». Память той, далекой, почти легендарной войны. Для него — главная память.

Герой рассказа Пэйтон Факуэр — южанин, враг. Его сейчас повесят. Бирс читает и ясно видит перед собой этот берег, железнодорожный мост, его стропила, этот ручей, видит, как расположена доска для казни. Так помнят карту-двухверстку, тот клочок земли, который сам прошел, прополз. Так помнят, когда малейшая неточность может стоить жизни.

Оборвалась веревка, герой упал в воду. «Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, вплоть до насекомых в листве, — цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке».

Пауза, толчок, снова пауза, — сам ритм прозы следует за движениями человека, чудом спасшегося от смерти. Только что все на берегу, в лесу было так ясно, так обычно, так нормально и вдруг — странный, чужой, пугающий пейзаж. Пейзаж — сигнал: «Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды, — они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими». Призрачный пейзаж вновь сменяется реальным, даже домашним, жена спускается с крыльца. «Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него — затем мрак и безмолвие!

Пэйтон Факуэр был мертв, тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей».

Вот они — эти строчки, развязка, ему кажется — нашел главное; а редакции рассказ не понравился.

Что было на самом деле? Уже трудно вспомнить. Так, конечно, не было. Много раз бывало хмурое утро. Стреляли. Ловили шпионов. Убивали — умирали. Не хотели умирать, надеялись до конца на чудо. Было еще и на войне и в мирной жизни нечто таинственное, странное, — как это выразить на бумаге?

Бирс часто думал о погибших друзьях, об однополчанах, все чаще возвращался в прошлое. А если бы они остались в живых? Часто «проигрывал» про себя чужие жизни. Мнимое спасение героя, мнимое возвращение — это, конечно, писательская фантазия.

В конце концов рассказ «Случай на мосту через Совиный ручей» опубликовали. Мог ли Бирс тогда думать, что этот рассказ будут читать и перечитывать разные люди в разных странах, переведут на многие иностранные языки, экранизируют?

Потому что писателю удалось выразить нечто важное, страстное стремление к жизни, способность человека до самого конца надеяться, — и мрачно-ироническую издевку над этой надеждой.

Удалось закрепить богатую и мгновенную изобразительную способность сознания — и выразить все это в емкой, единственной, художественно законченной форме.

«Случай на мосту через Совиный ручей» — один из лучших рассказов Бирса. Далеко не все написанное им — на этом уровне.

Амброз Бирс родился в 1842 году в маленькой деревушке штата Огайо десятым ребенком в семье обедневшего фермера. Его родители — шестое поколение переселенцев, стойкие, замкнутые, фанатично религиозные люди. Они жили с убеждением, что человек рожден на свет для горя, а всякая радость от лукавого.

У отца была небольшая библиотека, по тогдашнему времени это был человек начитанный, не без склонности к иронии. Всем своим детям он дал имена, начинающиеся с буквы «А», — Абигайл, Адиссон, Аурелин, Алмеда, Анна, Амелия, Августин, Андрью, Альберт. И десятый, младший, — Амброз.

Семья часто переезжала, — может быть, там, в соседней деревне, в соседнем штате, хлеб дешевле, кров дешевле, легче жить.

Родителям трудно было прокормить всех, Амброз рано начал работать. В пятнадцать лет он уже помощник типографщика антирабовладельческой газеты «Норзерн Индианиен». Потом он переменил много профессий: рекламировал пищевые продукты, служил официантом, рабочим на кирпичной фабрике. Поступил в военную школу в Кентукки. И всегда очень много читал.

Бирс — «человек, сам себя сделавший», «self made man», êàê ãîâîðÿò àìåðèêàíöû.

Важнейший из жизненных университетов Бирса — гражданская война, война между Севером и Югом. Он сражался в рядах северян, четыре года провел на фронте, был тяжело ранен, лежал в госпитале. Увидел, испытал войну не штабную, а настоящую, в окопах, на передовой. С войны остались головокружения и головные боли, которые мучили всю жизнь.

Мальчик, подросток, юноша жил в мире запретов. Почти все было «нельзя», многое было «надо». «Добродетель — некоторые виды воздержания», — горько сформулирует он потом в «Словаре Сатаны». Долг представал вездесущим, страшным, карающим, неизбежным От долга не уйдешь никуда. Долг мял, душил. И вдруг все это исчезло. Не надо было ни о чем думать. Не надо было выбирать. Рядовой девятого пехотного полка не выбирает.

Бирс храбро сражался, ему в первый и в последний раз в жизни было беззаботно и радостно жить. Даже радостно. Посреди насилия, крови, горя, смертей. Молодой солдат еще не думал о литературе, он лишь с жадностью, ненасытностью молодости, да и натуры артистической, вбирал, впитывал в себя все впечатления. А потом, много лет спустя это в нем очнулось, уже отстоявшимся и оформленным в рассказах. С теми серьезными поправками, которые вносились новыми представлениями о жизни.

На войне его повышали в чинах — от рядового до майора. Он стал топографом в армии Шермана. В 1865 году его демобилизовали.

После войны он участвовал, как представитель правительства США, в распределении оставленной южанами собственности. И послевоенное похмелье он увидел в самых отвратительных, мелочных, подлых проявлениях. Пытался сопротивляться, одерживал небольшие победы, но перед ним была стена.

Он начал писать стихи, рассказы, очерки, статьи. Его подписи к карикатурам появились однажды наклеенными на стенах в Сан-Франциско. Так пришел первый сладкий вкус славы. Он становится корреспондентом газеты «Ньюз Леттер» и потом, тридцать лет подряд, сотрудничает в разных газетах и журналах, от его пера многое зависит — слава или безвестность, богатство или бедность, созданные или поверженные репутации. Бирс — колумнист; русское слово «обозреватель» не вполне передает его смысл. Колумнист ведет постоянный раздел, рубрику, направляет газету, объясняет читателю, как надо расценивать очередной шаг правительства и мероприятия городских властей, новую книгу и политические перевороты в далеких странах. Колумнист очень силен.

В 1871 году Бирс печатает свой первый рассказ «Долина призраков» в журнале «Оверленд Мансли». На страницах этого журнала совсем недавно прославился Брет-Гарт. Двадцать лет спустя там же были опубликованы первые рассказы Джека Лондона, — и началась его мировая известность. Но в отличие от них и от других, более удачливых литературных собратьев, дебют Бирса, как и первый его сборник рассказов «Самородки и пыль» (1872), не был замечен.

После трехлетнего пребывания в Англии, где Бирс тоже успешно сотрудничал в прессе, он снова возвращается в Сан-Франциско. Становится одним из организаторов Клуба богемы, хотя пуританин в нем бушует страстно. Он издает книгу, в которой обличает... вальс как «открытое и бесстыдное проявление сексуальных влечений, проявление похоти...». Книга вызвала немалый шум.

Бирс ходит по улицам с револьвером в кармане и с палкой в руках, — это не бутафория и не причуды старого вояки. Порою дерется с обидчиками, лицемерами, лжецами.

Журналистика не приносит богатства. Семья не такая большая, как у отца, но все же требует денег. Как и Твен, Бирс пытается стать бизнесменом, но также безуспешно. Он много пишет, обличает могущественных властителей Америки. В одном из еженедельников он печатает статьи против корпорации «Сентрал Пасифик». «Мы считаем этих людей врагами общества и самыми настоящими преступниками», — заявляет Бирс в 1882 году. За двадцать лет до первых выступлений «разгребателей грязи» Бирс начал их дело, начал партизанские набеги на хозяев страны. «Он поражал молниями негодяев капиталистов и двуличных политиканов. Хотя многое в статьях Бирса было легковесным и маловажным, значительная часть состояла в обличении той подлости, которая, подобно раку, разъедала американскую жизнь взятками, подкупом, сделками, всем тем, что сопровождало путь разбойников капитала к власти», — пишет его биограф Фэтаут.

При этом, до конца жизни, Бирс скептически относился к любым попыткам переустройства общества, отрицательно относился к социализму, в статьях нападал на американских социалистов. Порою солидаризировался с правительством; так, например, он поддерживал империалистическую войну, которую Соединенные Штаты вели против Испании за владение Кубой и Филиппинами.

В 1887 году молодой Херст сделал Бирса фактическим редактором газеты «Сан-Франциско Экземинер». Растет известность, растет шумное и недолговечное — на один день — могущество газетчика. Его инициалы АГБ — Амброз Грегори Бирс — расшифровываются острословами как Almighty God Bierce — Всемогущий Бог Бирс. И все больше грязи видит вокруг себя журналист. «Моя религия — ненавидеть негодяев». Эту религию он исповедует с истовой страстью.