Бондарь Александр

Мертвый Штиль

Бондарь Александр

Мертвый Штиль

"Ужас, яма и петля для тебя, житель земли! Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто вылезет из ямы, попадет в петлю..."

Библия, Ветхий Завет,

Книга пророка Исаии,

Глава 24-ая, стихи 17- ый - 18-ый.

Игорь достал рукопись.

"Мертвый Штиль"

было написано на первом листе. И дальше:

Детективная повесть. Основана на правдивых событиях.

Игорь хмыкнул. Такое предупреждение, конечно же, еще ничего не значило. Автор мог быть стареющим следователем, которому наскучило вытряхивать из подопечных взятки, и он, ввиду скорой пенсии, решил заняться чем-нибудь более интеллигентным и уважаемым. А мог оказаться рядовым графоманом, прочитавшим несколько переводных детективов, и решившим теперь, что он тоже писатель.

Сорокасемилетний Игорь Романовский был вполне типичным редактором. Типичным в том смысле, что почти все редакторы - будущие писатели в прошлом. Игорь сам когда-то усиленно сочинял, пока, наконец, не понял, что пишет в корзину. Все его ощущения, переживания, мысли нужны и интересны ему одному. Как-то со временем, постепенно, сделалось ясно, что писателем он не родился. Игорь (или уже Игорь Васильевич) смотрел с тоскою на себя в зеркало и думал: это очень, очень и очень скверно - то, что с ним произошло в жизни. Разве хорошо, разве правильно, если цель, к которой шел, стремился долгие годы, вдруг оказалась вся из пустоты? Нехорошо, неправильно. Игорь был в этом уверен.

А шел он упорно. Оставив за спиной литературный институт, Игорь оказался сотрудником престижнейшего журнала "Советский Парнас". Игорю показалось уже, что мечты начали сбываться. Он увидел опубликованными свои произведения. Все шло как будто бы хорошо, но вдруг стало понятно, что окружает его серая армия самодовольных графоманов, которые писали о колхозах, заводах, о радостных буднях советских труженников, о больших высоких начальниках, заботливо думающих о простом человеке, о храбрых советских воинах и неподкупных милиционерах. Книги эти никто, или почти никто, не читал. Произведения выходили космическими тиражами и заполняли полки книжных магазинов - свежие, пахучие, в новеньких самоуверенных обложках; такие же гордые и такие же бессмысленные, как и их авторы. Отстояв положенный срок на полках магазинов и библиотек, все это количество дружно перемещалось в утиль.

Игорь бросил писать. Даже, наверное, не честность, а что-то совсем другое. Просто пропало желание писать не для кого. Игорь теперь углублялся в рукописи - те рукописи, которые ему приносили. Основная масса сочинителей, обивающих пороги литературных изданий - пациенты психдиспансера, и Игорь должен был теперь иметь с ними дело. Как правило, пары минут знакомства с рукописью ему было достаточно, чтобы понять, в здравом ли уме автор. Всегда проще было, если рукопись пришла по почте. Выбросив листы в корзину, Игорь не отвечал сочинителю. Хуже, если тот приходил за ответом лично: эти редакционные стены помнили множество трагикомических сцен.

Среди разнообразного мусора, правда, иногда выныривали очень даже прилично написанные вещи. Если автор был никому не известен, а рукопись приехала почтой, Игорь продавал ее кому-нибудь из знакомых литераторов. Автору отвечал, что произведения такого не припоминает. Пару рассказов он напечатал под своей фамилией. Был соблазн то же самое сделать и с большим историческим романом, который прислал в редакцию никому не известный сочинитель - откуда-то из Караганды. Игорь подумал, почесал лысину и затем продал рукопись известному романисту Петру Алексеевичу Головощекину - трижды герою социалистического труда, которого уже при жизни называли классиком советской литературы и собирались поставить памятник у него на родине.

А, вообще, талантливый автор раздражал Игоря. Когда такой приносил страницы с повестью или рассказом, и Игорь, прочитав, определял искру, жемчужинку... что-то недоброе поднималось в душе. Словно насмешка, словно укор. Игорь косо оглядывал будущего Достоевского или, может, Шолохова, улыбался виновно и, хоть совсем не было смешно, рассказывал все один и тот самый анекдот про чукчу, который "не писатель, а читатель" - любимый анекдот Игоря. И еще давал добрый дружеский совет - бросить подальше сочинительство и заняться другим чем-нибудь - к чему есть способности.

Таков был Игорь Романовский - лысый, толстенький человечек, с коротеньким носом и темно-зелеными, печальными, как у бездомной собаки, глазами. Сейчас он глядел в рукопись присланной кем-то детективной повести. Мыслей в голове никаких не было. Вообще никаких мыслей. Игорь просмотрел листы, оценил объем, потом нахмурился и начал читать.

"Глава 1. Лагерь.

- Чем пахнет? Чуешь?

Кулак пах потом. И грязью. Да и вообще, Дима боялся Андрея. Тот крепкий, здоровый. Прямо бандит из фильма. В кино Дима дал бы ему один раз чтоб харкнул кровью. Но это - в кино. Тут - жизнь. Харкать - Диме.

Р-раз! И - острая боль сквозь челюсть. Андрей посмотрел строго.

- Понял, чем пахнет? Понял?

Дима и так знал. Было страшно, и колени дрожали.

- Да че ты лезешь к придурку?

Это в комнату, где умываются, зашел Вова.

- Дрон, хорош! Идем, короче! Щас после завтрака сразу в город - местных мочить.

Дима с надеждой слушал. Может, его больше бить не будут? Вова подошел ближе.

- Он нормальный пацан. Калечный тока. Че его мучить?

- Так и быть.

Андрей похлопал Димину щеку.

- Живи. Я разрешаю.

В пионерском лагере "Красная Зорька" все завтракали. Стучали ложки. На каждой тарелке - манная каша. Она белая, и жидкий кусок масла плавает. Похоже на раствор цемента. И по вкусу похоже. Но если жрать хочешь сожрешь. Все едят. Только Дима не ест. Кто-то плюнул в его тарелку. Тяжело, смачно. Дима не видел -кто. Он пришел поздно. За столом все смеются.

Диме хочется плакать. Хотя уже поздно плакать - четырнадцать лет. Вот бы пистолет сейчас в руки. Замочил бы всех. Каждого бы замочил.

Подходит пионервожатая. Она толстая, грубая, с усами; морда, как у здорового мужика. Похожа на немецкую надзирательницу в концлагере - как их в кино показывают.

- Что тут случилось? - Спрашивает пионервожатая мужским голосом.

- Игорь в тарелку себе харкнул, - говорит Боря с соседнего стола.

Пионервожатая смотрит на Диму строго.

- Свинья какая!

И тут же уходит.

Когда завтрак был съеден, все разбрелись по лагерю. Сейчас выстроят и погонят на пляж.

На пляже горячо - солнце палит. Пионеры сидят и смотрят на воду. Часа два. Потом строятся и по команде бегут купаться. Две минуты. И снова потом сидеть и смотреть.

Незаметно для вожатых пионеры разбредаются. Младшие идут трусить у взрослых десять копеек на мороженое. А кто постарше - чуть дальше отходят и купаются себе втихоря.

Но это - на пляже. Дима туда не хочет. Он хочет есть.

На территории лагеря стоит котельная. Рядом - груши. Они - зеленые, но если зарыть в горячий уголь минут на десять, то есть можно..."

Игорь оторвался от чтения. Он чувствовал, как неприятные мурашки пробегали по телу. Ему уже ясно было, о каком уголовном деле пойдет речь в рукописи. И хоть ничего еще, по сути, не произошло, ничего еще не случилось, но у редактора уже не осталось никаких сомнений. Он пролистал дальше, заглянул в конец... Игорь проглотил тяжелый, неприятный комок. Точно! Все точно... То самое дело, та самая страшная и бессмысленная история, случившаяся очень давно... И пусть имена изменены, события все поданы довольно точно. Вроде бы, точно. Надо прочесть полностью.

Игорь закрыл глаза. Он увидел теплую ночь, море, белые звезды, маленький катер, тихо качающийся на спокойных черных волнах. Потом тревожной чередой пошли мертвые лица, оттуда, из незабытого прошлого, внимательно и неотрывно разглядывающие его, Игоря, разползшиеся пятна крови на деревянном полу катера. И ощущение ужаса, страха, смерти. Смерть - невидимая, неуловимая, безымянная, притаилась везде, в каждом темном углу. От нее можно спрятаться, но от нее нельзя убежать.

Игорь огляделся по сторонам. Ему показалась, что эта тихая смерть пришла теперь и за ним. Пришел его черед. Игорь протер рукой мокрый лоб.

Но... кто этот автор? Кто этот странный человек из прошлого? Зачем он появился здесь? Ведь прошло столько лет... Зачем эта рукопись?..

А, может быть, он и не знаком с Игорем, просто слышал от кого-то эту историю?.. Нет, вряд ли. Так подробно все описать мог только тот, у кого перед глазами это происходило. Но тогда кто же он?

Игорь пролистал рукопись. Потом пролистал обратно. Имени автора не было нигде. Игорь почесал ухо. Судя по стилю, по языку - написано непрофессионалом. Профессиональный писатель так не изъясняется.

Все это выглядело очень и очень странно. Ведь то уголовное дело так и осталось нераскрытым. Убийцу не нашли. Игорь опять перелистал рукопись, опять заглянул в конец. Хмыкнул. И тут вспомнил - повесть эту принес сегодня утром один посетитель. Он был немногословен. Просто отдал рукопись и что-то сказал. Что он сказал?.. Игорь напрягся. Да! Он сказал, что прийдет сегодня вечером в шесть. Игорь ответил ему, что это необязательно, но странный человек сказал, что все равно придет. Как не напрягал Игорь свою память, лицо этого человека он вспомнить не мог. Даже примерно.

Игорь снова отвлекся на рукопись. Написано не только не профессионально, но и без претензии на профессионализм. Где описания? Где внешность героев? Где предыстория? Где характеристики? Конечно, в век модернизма говорить, кто из писателей профессионал, а кто нет бессмысленно. Иные из графоманов умудряются даже получать нобелевские и всякие прочие ленинские-сталинские премии, некоторые из них прилюдно считаются гениями...

Однако Игорь был почему-то уверен: автор повести на литературную славу не претендует...