Ли Бреккет

Марсианский гладиатор

1

Бэрк Винтерс вышел из пассажирского купе звездолета «Старлайт», когда тот произвел посадку на космодроме Кахора-Порт. Бэрк не мог смотреть, как другой человек — пусть даже его ближайший друг Джонни Нильс — командует кораблем, который так долго был его, Бэрка, кораблем.

Бэрку даже расхотелось прощаться с этим блестящим молодым офицером, но Нильс уже ожидал его внизу у трапа. Бэрк улыбнулся, но не смог скрыть раздражения.

— До скорого, старик! — Нильс протянул ему руку, — Отдыхай. Ты заслужил эту пенсию.

Бэрк осмотрел огромный космодром, тянувшийся долгими километрами по красно— охряной пустыне. Машины, грузовики, переполненные платформы, звездолеты всех типов — рудничные транспорты, товарняки и элегантные пассажирские, вроде «Старлайта» — все это на первый взгляд громоздилось на космодроме в полном беспорядке под всевозможными флагами трех планет и десятка колоний, трепетавшими на марсианском ветру.

— Этот космодром производит впечатление, — сказал Нильс, проследив за его взглядом.

— Скорее, вгоняет в шок, — ответил Бэрк Винтерс.

За много километров отсюда, укрытый от оглушительных взлетов и посадок, поднимался гласситовый купол Кахоры — торговые ворота Марса, как драгоценное украшение, брошенное в груду краевых песков. Маленькое солнце устало висело над городом и древними холмами, пылевые ветры лениво проносились над ними — казалось, что старая планета терпеливо переносит присутствие Кахора и этого космопорта, как какую-то местную и не очень зловредную лихорадку, которая скоро пройдет, исчезнет.

Бэрк Винтерс был высоким, сильным и твердым человеком; его характер сформировался долгами годами полетов в открытом космосе. Жесткая радиация окрасила его кожу в стойкий темный цвет и добела обесцветила его волосы. Даже серые глаза Винтерса, казалось, взяли что-то жестокое от этого безжалостного излучения; легкого и сговорчивого нрава — как не бывало; а смешливые морщинки у глаз превратились в глубокие грустные складки много повидавшего человека. Сейчас он беспрерывно курил короткие венерианские сигаретки, но это неплохое успокаивающее средство не спасало от дрожанья рук и нервного тика в правой щеке.

Голос Нильса вернул Бэрка к реальности:

— Конечно, это не мое дело, Бэрк. — Извини, но зачем тебе понадобился этот Марс? — Не лучше ли тебе?

— Это мои проблемы, дружок, — перебил его Винтерс. — Лучше заботься о нашем «Старлайте», Джонни, и не суй свой нос в чужие дела.

Он ушел в космопорт, а Нильс еще долго смотрел ему в след.

— Старик сильно сдал, — сказал помощник командира, спускаясь по трапу. — Боюсь, он сейчас упадет.

Нильс кивнул. Он обожал Винтерса, поднялся в чинах под его командой и стал командиром «Старлайта» — и теперь чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ему не надо возвращаться сюда, — объяснил он помощнику, оглядывая Марс, который презирал от всей души. — Здесь пропала его возлюбленная — даже тела не нашли.

2

Такси космопорта умчало Бэрка в Кахор, и поверхность Марса наконец-то исчезла с глаз долой. Он снова вернулся в привычный мир космополитических Коммерческих Городов, которые принадлежали или сразу всем цивилизациям или никакой.

Виа на Венере, Нью-Йорк на Земле, Сан-Сан на сумеречной стороне Меркурия, гласситовые убежища Внешних Миров — все они были одинаковы, слеплены из одного теста — каждый из них был маленьким раем для обогащения и наживы, где с легким сердцем выигрывались, проигрывались, прожигались миллионные состояния, где мужчины и женщины из всех закутков Солнечной системы могли тратить свою лихорадочную энергию, ни о чем не заботясь — города предлагали им все удовольствия и пороки всех известных миров.

Винтерс презирал коммерческие города, он привык к простой честности Космоса — здесь же все казалось искусственным, ненастоящим, фальшивым… Но у него было еще одно, более веское основание для презрения…

Он с такой поспешностью покинул Нью-Йорк и прибыл в Кахор, что теперь не мог вытерпеть и минуты задержка Он выкуривал короткие сигаретки одну за другой прямо в такси и поспешно выскочил из машины, оставив шофера подбирать пластиковые жетоны с пола кабины.

Он на секунду остановился перед знакомым фасадом; над дверью мелкими буквами зеленоватым серебром было написано одно слово:

«ШАНГА»

«Возврат, — перевел Винтерс, — Ход назад».

Он толкнул дверь и вошел с застывшей улыбкой на лице.

Рассеянный свет, удобные диваны, тихая музыка… В приемной «Шанга» находилось пять-шесть землян, мужчин и женщин, с экзотическими прическами; одетые в простые и элегантные туники Коммерческих Городов с драгоценными лунными украшениями. Их лица, бледные и изнеженные, несли на себе отпечатки жизни в постоянном напряжении эпохи ультрамодерн.

За гласситовым письменным столом сидела секретарша-марсианка. Матовое лицо, поддельная красота; в коротком марсианском платье, старинном, но искусно подогнанным под современную моду, без всякого орнамента. Она взглянула на Бэрка Винтерса, ее топазовые глаза выразили только профессиональную любезность, но хорошо чувствовалась такие древние презрение и надменность, что рядом с ней утонченные земляне Коммерческих Городов выглядели неотесанными детьми.

— Рада видеть вас, капитан Винтерс! — сказала она.

— Я хочу повидать Кор Хала, — ответил тот. — И немедленно!

— Боюсь, что — хотела отказать секретарша, но снова взглянула в лицо Винтерсу, передумала и пригласила: — Входите Бэрк!

Винтерс вошел в огромный солярий со множеством маленьких пещер по бокам, с кварцевыми, потолками, излучавшими, как гигантские луны. Проходя вдоль прозрачных стен, Бэрк с презрительной гримасой разглядывал экзотический лес — деревья, папоротники, лианы, яркие цветы, зеленые лужайки со множеством птиц и с резвящимися фанатиками Шанга.

Сначала эти люди растягивались на мягких столах в камерах и отдавались радиации… Винтерс был в курсе дела: нейропсихическая термованна — так называли врачи это излучение. Наследство утерянной древней мудрости Марса — специальное лечение издерганной нервной системы современного человека, перевозбужденного слишком быстрым жизненным ритмом и хаосом взаимоотношений.

Вы лежите в камере, и радиация пронизывает все ваше тело. Равновесие желез чуть— чуть изменится, ритм жизнедеятельности мозга замедляется. В то время, как излучение приводит в порядок вашу нервную систему, рефлексы и метаболизм, в вашем теле происходят странные и удивительные метаморфозы — вы постепенно превращаетесь в РЕБЕНКА — если можно так выразиться с точки зрения эволюции.

ШАНГА — возврат к прошлому. Умственно и чуть-чуть физически возвращение к примитивной жизни — до тех пор, пока не прекратится влияние радиации, и человек не почувствует себя лучше и счастливее, и пока не восстановится равновесие, когда вы будете пользоваться священным отдыхом.

Новые ухоженные тела, одетые в звериные шкуры и в нелепые пестрые ткани — земляне Кахора играли здесь среди деревьев, и их заботы ограничивались пищей, любовью и разноцветными жемчужными побрякушками.

Но за ними тайно следили невидимые охранники с парализующим оружием — нередко случалось, что кто-нибудь слишком далеко заходил по эволюционной дороге «назад к обезьяне». Винтерс испытал это на себе в свой последний визит к Шанге и получил серьезное предупреждение: он пытался убить человека. По крайней мере, так ему сказали служители Шанга — обычно, в состоянии расторможенности человек почти ничего не помнил, что происходило с ним в периоде Шанга; тем она и ценилась — элегантный порок, одетый наукой в видимость респектабельности, возбуждение нового рода, новейший способ убежать от сложностей жизни…

Люди были без ума от Шанга — но только они, земляне. Венерианские варвары сами еще не вышли из состояния дикости, чтобы нуждаться в Шанга, а марсиане принадлежали к слишком древней цивилизации и слишком уж были изощрены в грехе, чтобы поддаться искушению воспользоваться Шанга.

«Кроме того, — вспомнил Винтерс, — они, марсиане, сотворили Шанга и знают его слишком хорошо».

Он вошел в кабинет с табличкой:

ДИРЕКТОР КОР ХАЛ

Кор Хал был тонким смуглым существом неопределенного возраста, его происхождение маскировала анонимная белоснежная туника — но можно предположить, что он был марсианином, и его вежливость была всего лишь бархатным футляром, ножнами, скрывающими ледяную сталь.

— Я помню вас, капитан Винтерс, — произнес он. — Садитесь, пожалуйста.

Винтерс сел. Кор Хал изучал его, пытаясь заглянуть в саму душу…

— Вы нервничаете, капитан… Хотите повторить курс лечения? Это опасно. Ваш атавизм рвется наружу. Вы ведь помните, что происходило в последний раз?

Винтерс кивнул.

— Со мной то же случилось в Нью-Йорке, — Винтерс доверительно наклонился к марсианину, — Я не хочу, чтобы меня лечили. Ваши методы недостаточны и не приводят к цели. Сэр Кэри сказал мне это в Нью-Йорке и посоветовал вернуться на Марс.

— Он поставил меня в известность, — ответил Кор Хал.

— Значит, вы заранее знали о моем возвращении? И уже подготовились к нему?

Кор Хал не ответил и откинулся в кресле. Полное спокойствие на лице — только зеленые глаза таят чуть заметную жесткую усмешку кота, который играет с парализованной страхом мышью. Наконец он спросил:

— Вы уверены в том, что делаете, Винтерс?

— Да.

— Люди очень разные, капитан. Эти марионетки, — Кор Хал указал на стены солярия, — не имеют ни сердца, ни настоящей крови. Они — искусственный продукт искусственного окружения. Настоящие люди — как вы, Винтерс, — играют с огнем, если играют с Шанга.

Винтерс закурил очередную венерианскую сигаретку, но руки продолжали дрожать.

— Послушайте, — сказал он. — Женщина, которую я любил, однажды летела над пустыней… Один бог знает, что с ней случилось. Я нашел геликоптер там, где он разбился — но что стало с ней?.. Никаких следов. И теперь для меня все неважно — кроме собственного забвения.