Книги в электронном варианте скачать бесплатно. Новинки

Скачать бесплатно книги в библиотеке booksss.org

расширенный список авторов: А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
A B C D E F G H I j K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Главная
Бизнес
Интернет
Юмор
Психология
Разное
Как читать скачанную книгу?

На перекрёстке литературных традиций

Автор(ы):Сергей Аверинцев

Аннотация книги


(Византийская литература: истоки и творческие принципы)

С. С. Аверинцев. Религия и литература. Ann Arbor: Эрмитаж, 1981.



Скачать книгу 'На перекрёстке литературных традиций' Сергей Аверинцев

Скачивание книги недоступно!!!




Читать первые страницы книги

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ

В начале жизни школу помню я…

А. С. Пушкин

Как известно, в начале путей нашей отечественной литературы была школа, и авторитетными наставниками в этой школе были византийские книжники. Школьный отпечаток не выветривался долго. Еще Нилу Сорскому на рубеже XV и XVI столетий приятно и лестно было начертать свое имя по-гречески[1]; и тот, кто изучал в подлиннике творения грекоязычной риторики, может не однажды пережить «радость узнаванья», читая таких древнерусских авторов, как Кирилл Туровский или Епифа- ний Премудрый, и ощущая в каждом извиве их витийства истинно средиземноморское отношение к благородному материалу речи. Когда, скажем, русский инок Сергий Старый на исходе XV века обращается к святому патрону своей обители: «О, священная главо!» — то в этих словах звучит отзвук «божественной эллинской речи»; эллинист вспомнит, что еще у Софокла Антигона кликала свою сестру: «О, родная сестринская глава Исмены…» Так на Руси перенимали тысячелетнюю остроту и притязательность южного словесного жеста. А связь с Византией — это связь с мировой культурой в самом ответственном значении этого слова, ибо Константинополь был именно «миром», целой культурной ойкуменой, постепенно сжавшейся и уместившейся в стенах одного города; от него исходили универсальные, общезначимые законы эстетического вкуса и эстетического творчества, высоко поднятые над какой бы то ни было провинциальной узостью и ограниченностью. То, что сообразно с нормами, принятыми в Константинополе, сообразно с тем, что мы назвали бы на нашем языке «мировыми стандартами». Недаром один из книжных людей византийской столицы носил титул «вселенского учителя» [2]; сам по себе этот титул в его конкретном употреблении значил не бог весть как много, но он символи- чен — весь Константинополь в целом был таким всесветным педагогом, у ног которого сидели поучающиеся. Для зачинателей молодой национальной литературы, а тем паче литературы средневекового типа, наиболее насущен поначалу один практический вопрос: как в литературе полагается себя вести? Если богатырь княжеской дружины стремился «по-ученому» и «по-писан- ному», по обычаям земли греческой перекрестить лоб и положить поклон, то для книжника та же забота распространялась и на его литературное «поведение». Надо было суметь пристойно и благообразно войти в духовное пространство книжной словесности, «по чину» отвесить поклоны всем святыням, в этом пространстве пребывающим, и затем с соблюдением всех правил творить обряд повествования, или поучения, или любомудр- ствования[3]. И вот византийцы, эти компетентнейшие мастера церемониала, посвящавшие церемониям константинопольского двора целые трактаты — достаточно вспомнить компендий Константина Багрянородного, — могли как нельзя лучше пойти навстречу этой потребности. Вся византийская литература, по преимуществу церковного содержания, которая переводилась на потребу древнерусского читателя, в целом являла собою как бы один основательный урок словесного «вежества». Чтобы оценить, как успокоительно и ободряюще действовал этот урок на книжников древней Руси, поучительно сравнить их умную наивность с тревожным и беспомощным самоутверждением литераторов той эпохи, которая пришла после Петровских реформ; ведь если чего недостает такому талантливому и духовно подвижному человеку, как Тредиаковский, то даже не вкуса, а того умения правильно «поставить себя» в творчестве, от которого зависит и вкус. Епифаний Премудрый знал отведенное ему место во вселенной несравнимо увереннее.

Наставническая роль, которую Византия сыграла в судьбах русской литературы, ясна сама собой; это можно сказать и о таких литературах восточноевропейского, православного круга, как грузинская, сербская или болгарская. Но и для латиноязыч- ного литературного творчества на средневековом Западе словесная культура Византии явила собой пример и образец, особенно значимый в пределах I тысячелетия нашей эры, но воздействовавший (хотя бы косвенно) и позднее. Теперь мы точно знаем, что Акафист Богородице, этот несравненный шедевр византийской церковной поэзии, плод подлинно ювелирной работы над словом, был не позднее IX века полностью переведен на латинский язык, вошел в обиход сент-галленских монахов и не мог не повлиять на поэтическую инициативу последних, приведшую к рождению классической формы западного средневекового гимна — так называемой секвенции[4]. Еще более заметно шедшее с востока влияние в области прозаических жанров, например апокрифа и агиографии. Каждый, кто читал знаменитую «Золотую легенду» (собрание житий святых, составленное для католического читателя в середине XIII века генуэзским доминиканцем Иаковом Ворагинским), знает, как много вошло в эту компиляцию пересказанного «близко к тексту» восточно-хрис- тианского материала.

Педагогическое воздействие византийской культуры, в частности культуры словесной, распространилось как в пространстве, так и во времени необычайно далеко, повсюду утверждая более или менее устойчивые каноны. Этого не могло бы быть, если бы эта культура не обладала, наряду со зрелостью, богатством и безусловным превосходством ее «уровня» над всем, что ее окружало, еще и некоторыми особыми внутренними свойствами.

Речь идет вот о чем. Вообще говоря, далеко не всякая культура, достигнувшая первенства и превосходства в пределах обозримой из ее круга ойкумены, годится на то, чтобы стать предметом школьного освоения для окружающих. До тех пор пока она отыскивает свои фундаментальные ценности и переживает драматические перипетии решения и выбора, она еще не может сама облечь себя в авторитетно-доктринальную, абстрактно- общезначимую форму и в таком виде поучать всех желающих поучаться. Скажем, феномен эллинизма (имеющий к генезису Византии столь прямое касательство) оказался возможен не только благодаря завоеваниям Александра Великого, но еще и потому, что как раз ко времени этих завоеваний греческая культура успела окончательно выбрать самое себя; во времена Эсхила и Пиндара греки не взялись бы обучать восточных варваров тому, что такое изящная словесность, — им еще надо было поначалу выяснить это для себя, и притом силами лучших своих гениев. Не стоит говорить, будто культура, достигшая академической стабильности своих основных ценностей и потому способная к миссии учительствования, расплачивается за это тем, что вступает в «нетворческий» период. Разве философы, поэты, ученые эллинизма не «творили»? Но они работали внутри готовой «философии», готовой «поэзии», готовых «наук» и, главное, внутри готовой системы «образованности». Что есть «образованность», было выяснено; пришло время налаживать образование в надэтническом масштабе и покрывать ойкумену сетью «эллинских» школ, создавать для этих школ учебники — и какие учебники! (Вспомним, что в основе наших элементарных руководств по грамматике до сих пор лежит «Искусство грамматики» Дионисия Фракийца, в основе наших элементарных руководств по геометрии — «Начала» Евклида; то и другое — плод эллинизма.)

Попробуем взглянуть с этой точки зрения на византийскую культуру. Когда ей начали заниматься сразу после времен Гиббона, она с непривычки показалась «неподвижной» — и это было, конечно, обманом зрения. Когда к ней пригляделись получше, она оказалась прямо-таки на редкость подвижной, на редкость разнообразной и переменчивой; один современный специалист даже усматривает в «страсти к новшествам» одну из кардинальных черт византийского эстетического темперамента[5]. Но, не будучи ни «неподвижной», ни «нетворческой», византийская культура представляется уже с самого начала в некотором смысле слова существенно «готовой»; ей предстоит тончайшее варьирование и всесторонняя реализация изначально данных возможностей, но не выбор себя самой. Она подвержена тончайшим дуновениям моды и являет весьма динамичную смену «периодов», но не эпох, которые отличались бы друг от друга по своей глубинной идее, как романская и готическая эпохи; а если мы будем рассматривать все византийское тысячелетие в целом как одну великую эпоху истории культуры, нас должно поразить полное отсутствие чего-либо похожего на плавную траекторию, идущую от зарождения стиля к его расцвету и затем упадку. Разве эпоха Юстиниана — это «архаика»? Разве время Палео- логов — это упадок стиля? И когда именно византийская культура пережила свою кульминацию? Положительно, историческое время византийской культуры не так необратимо, как время античной культуры или культуры средневекового Запада, не говоря уже о новоевропейской эпохе. Литература и искусство Византии[6] используют щедро отмеренное им тысячелетие не столько для неотменяемых решений, сколько для постепенного развертывания своих возможностей, великолепных, как павлиний хвост (византиец не обиделся бы на такое сравнение — для него, любителя праздничной роскоши, павлин символизировал не порок тщеславия, а нетление святости). «Вчера» и «сегодня» здесь удивительно легко меняются местами. Приведем два знаменательных примера.

Существует такой факт истории византийской литературы, как драма для чтения, известная под заглавием «Христос-Страстотерпец»[7] и представляющая картины евангельских событий в формах античной трагедии, сочинение это дошло под громким именем Григория Богослова, и вот исследователи по сие время спорят[8], принадлежит ли оно поре Григория, то есть второй половине IV века, или же его следует датировать примерно восемью веками позже и рассматривать как характерный продукт поздневизантийского классицизма XII века. И ведь речь идет отнюдь не о маленькой словесной безделушке (например, эпиграмме), в тесных пределах которой хитроумный стилизатор еще может как-то вытравить все приметы времени; нет, «Христос-Страстотерпец» — весьма объемистое произведение, создавая которое, кажется, нельзя не выдать себя, не проявить вкусов своего века. И все же спор о датировке до сих пор не решен, причем все надежды решить его связаны исключительно с языковым анализом текста, между тем как собственно литературоведческие, эстетические критерии оказываются бесполезными. Этому трудно поверить, и все же это правда: внутренняя установка и вкус поэта на закате Византии могли быть принципиально теми же самыми, что и в предвизантийскую («протовизантийскую») эпоху! Кто может вообразить столь же монументальное и репрезентативное произ

Книгу Сергей Аверинцев На перекрёстке литературных традиций скачать бесплатно,

Другие произведения авторов/автора



Между средневековой философией и современной реальностью
Между средневековой философией и современной реальностью
К истолкованию символики мифа о Эдипе
Несколько мыслей о «евразийстве» Н. С. Трубецког
Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы
Древнееврейская литература
Литературы византийского региона XIII—XV вв
История всемирной литературы: В 8 томах статьи
Беседы о культуре
Литературы византийского региона
Воспоминания об Аверинцеве Аверинцева Н. А., Бибихин В
Статьи не вошедщие в собрание сочинений вып 2 (О-Я)
Статьи не вошедщии в собрание сочинений вып 1 (А-О)
Воспоминания об Аверинцеве Аверинцева Н. А., Бибихин В
Две статьи и одна лекция
Два рождения европейского рационализма и простейшие реальности литературы
Мы призваны в общение
Эволюция философской мысли
СОФИЯ-ЛОГОС СЛОВАРЬ
Премудрость в Ветхом Завете
Вслушиваясь в слово
Британское зеркало для русского самопознания, или еще раз о «Сельском кладбище» Грея-Жуковского
Воспоминания об Аверинцеве. Сборник.
Cмысл вероучения и формы культуры
О страхе Божием и общем спасении
Истоки и развитие раннехристианской литературы
Как все ценное, вера — опасна...
Богословие в контексте культуры
Брак и семья: несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи
К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской
История Церкви в ХХ веке. Послесловие.
Поэтика ранневизантийской литературы
У истоков поэтической образности византийского искусства
Софиология и мариология: предварительные замечания
Было дело в доме Симона
Скворешниц вольных гражданин
Опыт петербургской интеллигенции в советские годы — по личным впечатлениямн
Похвальное слово филологии
Образ античности в западноевропейской культуре XX вь
Обращение к Богу советской интеллигенции в 60-70-е годы
Ритм как теодицея
Послесловие к энциклопедическому словарю
Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)
О Симоне Вейль
Попытка говорить спокойно о тревожаще
О духе времени и чувстве юмора
Христианская философия как проблема для себя самой.
AD FONTES!
Византийский культурный тип и православная духовность
К дефиниции человека
О перспективах христианства в Европе: попытка ориентации
Собрание сочинений
Воспоминания об Аверинцеве Аверинцева Н. А., Бибихин В
Воспоминания об Аверинцеве. Сборник.
Воспоминания об Аверинцеве Аверинцева Н. А., Бибихин В
Воспоминания об Аверинцеве Аверинцева Н. А., Бибихин В
Образ Иисуса Христа в православной традиции
Византия и Русь: два типа духовности
Христианство в истории европейской культуры
Образ Иисуса Христа в православной традиции
Эволюция философской мысли
На перекрёстке литературных традиций
От берегов Босфора до берегов Евфрата
Символика раннего средневековья
Христианство в истории европейской культуры
Византия и Русь: два типа духовности
Собрание сочинений. Переводы: Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы
Казусы «христианизации » немецкой поэтической лексики в русских переводах
Стихи о Рождестве
О некоторых константах традиционного русского сознания
α
Русское подвижничество и русская культура
Моя ностальгия
Тема чудес в Евангелиях: чудо как деяние и чудотворчество как занятие
Лекция "СРЕДНЕВЕКОВЬЕ" 16 апреля 1987
Две статьи и одна лекция
Роскошь узора и глубины сердца: поэзия Григора Нарекаци
Две статьи и одна лекция
Добрый Плутарх рассказывает о героях, или счастливый брак биографического жанра и моральной философии
Несколько соображений о настоящем и будущем христианства в Европе
Премудрость создала себе дом
Авторство и авторитет
Top-10
авторов книг
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я