Балабуха Андрей
Предисловие к 'Чудо человека'
Балабуха Андрей
Памяти мамы -
первого слушателя,
читателя,
машинистки и редактора, -
так и не дождавшейся этой книги
ПРЕДИСЛОВИЕ
Полагаю, дело самих читателей, а также критиков-рецензентов оценивать новую книгу -- в меру собственных основательности и вкуса разбирать ее особенности, отмечать достоинства, вскрывать явные и неявные просчеты, словом -- дифференцировать, чтобы потом вывести интеграл(
Полагаю также, в данном случае нет особой нужды и в том, чтобы дотошно перечислять достижения, приводить полностью "послужной список" автора книги, которую вы держите в руках. Те, кого по-настоящему интересует фантастика, и без моей подсказки вспомнят другие его книги. Многочисленные публикации в коллективных сборниках, альманахах и журналах, а возможно, даже и то, что писатель Андрей Балабуха охотно выступает и в роли критика: в соавторстве -и без оного -- им написаны десятки статей, обзоров, предисловий и послесловий к книгам других писателей-фантастов.
Потому -- в непосредственной связи с этой новой его книгой -ограничусь немногим. Новая-то она новая( а вообще-то -- должна бы она была быть первой, выйти лет на пятнадцать раньше. Ибо в шестьдесят четвертом году написан "Аппендикс" -- самый ранний из дюжины рассказов, эту книгу составивших, в семьдесят третьем -- "Антигравитатор Элькинда", самый поздний из них, -- оттого-то, по-видимому, эту дюжину и замыкающий.
Парадокс? Ежели и оный, то вполне, увы, объяснимый (хотя, тем не менее, и противоестественный).
Вспомним. пышно выражаясь, контекст эпохи: не такова же ли судьба и других пишущих (и писавших: не у всех достало мужества продолжать, многие -бросили!) ровесников Андрея Балабухи, почти безразлично -- фантастов ли, прозаиков ли реалистов или поэтов. Это ведь их -- нынешних сорокалетних -уже окрестила ярлыколюбивая наша критика "потерянным" для литературы, "молчаливым" поколением(
Впрочем. воздержимся от пережевывания прописных истин сегодняшней критики. Тем более, что к Андрею-то судьба -- в облике типографского станка -- была все-таки достаточно милостива.
И первая его публикация состоялась, когда (едва ли не рекорд по тем временам!) автору только-только стукнуло двадцать: был напечатан упомянутый уже "Аппендикс", да не где-нибудь, а сразу в "Фантастике-67"! Тогдашние-то сборники "Молодой гвардии" были куда презентабельны -- и читающей публикой воспринимались совершенно иначе, нежели нынешние( И даже "Предтечи", первая его книга, вышла всего лишь через десяток лет -- в семьдесят восьмом. Правда, -- еще один парадокс и тоже вполне в духе времени! -- не на русском языке: в Таллинне, в переводе на эстонский(
Но вот следующую, уже на русском, -- "Люди кораблей" -- пришлось ждать еще пять лет.
А теперь(
Или нам с тобою не о чем вспомнить, Андрей Дмитриевич, -- представляя друга читателю?
Перебирая недавно свой преизрядно-таки запущенный архив, скопившийся за четверть века работы в "Уральском следопыте" (есть такой экзотический журнал, на периферии издается -- в Екатеринбурге, неофициальной -- покамест? -- столице Урала: полумиллионного тиража достиг, ног неясно -- надолго ли, при нынешних на горизонте изменениях, диктуемых почтовыми и иными монополиями), я неожиданно быстро наткнулся на рукопись, которую искал и в сохранность которой, откровенно говоря, не верил(
(Забавная -- хотя и посторонняя -- деталь, о которой, приметив, просто не могу умолчать в наши дни полнейшего развала отечественной почты. Штемпель на конверте заказной бандероли: "Ленинград, 25.12.63". И второй: "Свердловск, 27.12.63". Судя по регистрационной карточке, в тот же день, 27 декабря, бандероль с рукописью доставлена в редакцию: чу-у-деса!.. Привычно-то уже -- иное. В 1990 году подобную же бандероль -- из того же Питера, от писателя Александра Щербакова, тоже заказную и даже оплаченную так же, двугривенным, -- украшают штемпели: "Ленинград, 21.05.90" и "Свердловск, 14.06.90"!!! Увы, прогресс -- вполне по Блоку -- нам только снится. Поневоле -- для пересылки хотя бы этого предисловия -- начнешь изобретать альтернативные оказии()
(То был рассказ-предупреждение, выразительно названный полустрокой из стихотворного эпиграфа А.Позднеева: "Чтобы вновь не начинать с амебы(" В рассказе варьировалась тема пришельцев: они оставляли в Баальбеке послание для нас -- тех, кто придет спустя тысячелетия. Ибо были они -- землянами, вернувшимися на родину из большой звездной экспедиции и заставшими лишь пепелище на месте своей -- допотопной -- цивилизации. О что это были за камни! Таких, наверное, никогда раньше не существовало на Земле: под действием чудовищной температуры атомного взрыва они "плакали" и "кровоточили". Это сразу бросалось в глаза, стоило только посмотреть на скол какой-либо каменной глыбы. Ее черное нутро, правда, сохранялось, но часть этого темного слоя просачивалась в наружные светло-серые слои так, что на их поверхности появлялось что-то вроде лишая. Странным и больным казался такой камень, словно пораженный паршой или проказой".
Экспрессивно написанный, со впечатляющими деталями и минимальными сбоями в стилистике, рассказ был вполне "публикабелен" по тем временам, разве что в некоторой прямолинейности упрекнуть автора -- но: не задним ли числом? не с высот ли прошедших десятилетий?.. Однако портфель журнала был переполнен: шел конкурс на лучший НФ-рассказ, редакция купалась в непривычном изобилии вполне приличной фантастики( Впрочем, укажи тогда автор в сопроводительном письме свой возраст, -- думаю, мы почти неременно дали бы ему место в подборке "Слово нашим юным авторам". Но нет -- он подписался со взрослой солидностью: "Андрей Дмитриевич Балабуха", --тем самым оставив мне лишь призрачную возможность сочувственно процитировать его рассказ в итоговом обзоре(
То был первый рассказ, посланный Андреем в редакцию. А вообще-то, вспоминает он, "сколько себя помню, я всегда что-нибудь сочинял". Приведенную выше цитату из рассказа -- в отредактированном, естественно, виде -- вы можете найти в "Аппендиксе"; она -- единственный пока для меня реальный след того рассказа, хотя в нем было и иное кое-что -- не устаревшее и сегодня( Сравнение же этих первых двух рассказов с необычайной наглядностью говорит о быстроте, с которой школьник Андрей Балабуха избавлялся от упомянутой выше прямолинейности в разработке своих замыслов.
Правда, этот школьник -- едва ли не с отроческих лет! -- регулярно посещал компанию профессионалов-фантастов, собиравшихся в те годы в Ленинграде в клубе журнала "Звезда"(
(Через несколько лет, в шестьдесят девятом, состоялось наше очное знакомство.
Крепкий, широкоплечий молодой человек, без намека -- эт(уж точно! -- на нынешнее импозантное брюшко, с крупным, выразительным лицом, с интеллигентными ("парнем" не назовешь, эт(уж точно) манерами петербуржца, причем не в первом поколении.
Уверенный в себе (до самоуверенности(), весьма общительный, со всеми и везде знакомый, знающий едва ли не все обо всем, -- я многажды в дальнейшем убеждался в совершенно неистощимой и всеадресной его любознательности и абсолютной (хотя ныне он изволит в этом сомневаться -- однако ж покамест не верю я ему!) памяти.
Разница в возрасте -- всего неполный десяток лет -- постепенно сошла между нами на нет за эти годы, тем паче, что и в плане чисто житейском он тоже явно "рожден был хватом". В разумном и добром, естественно, понимании(
Как мало кто из моих знакомых, умел он -- и посейчас умеет -- обжить занимаемое пространство, устроиться с максимумом созданных им самим удобств -- и я, не скрою, всегда с удовольствием селился и селюсь вместе с ним. В Москве ли, в семьдесят шестом, в обшарпанной донельзя, но зато и просторной комнате общежития Литинститута, на Первом Всесоюзном семинаре писателей-фантастов (о котором, странное дело, почти не вспоминают( а между тем участниками его были и Ольга Ларионова, и Геннадий Прашкевич, и Борис Штерн, и Виталий Бабенко. И совсем юный тогда Слава Рыбаков, и еще многие, чьи имена сегодня на слуху у любителей фантастики; мощный был семинар -эт(уж опять-таки точно!); в Николаеве ли, на Первых Ефремовских чтениях восемьдесят восьмого года. В очень пожилой, но хранящей следы былой респектабельности гостинице, где наш уютный (стараниями Андрея) двухместный номер чаще кого бы то ни было навещал душа этих чтений Анатолий Федорович Бритиков; или в Николаевской же глубинке, в пансионате под Коблевом, на берегу моря, где в восемьдесят девятом во время первого (и по всему видать, последнего) Соцкона мы хотя и бедствовали в течение нескольких дней по причине полного отсутствия воды, но куда менее других, в том числе и самых маститых отечественных и зарубежных фантастов, ибо -- по наводке Андрея же -- своевременно умыкнули полнехонький трехведерный бак из-под уличной трубы водопровода, в придачу к коему закупили оптом еще и ящик минералки; да и во многих других местах -- признаюсь -- нам было хорошо! В том числе -- и благодаря презренным сим удобствам, кои позволяли (вот ведь в чем штука!) и чай изготовить, и кофе, и прочее иное -- чтобы собрать в данном (лишь единицу времени назад -- пустом и неприглядном даже) пространстве уютную компанию, за столом которой, и вновь эт(уж точно, "никто у нас не лишний" -"и старики, и молодежь", как пелось в одной популярной некогда песенке. А раз и те, и другие -- какую же вам еще избрать методу общения, чтобы и стариков порасспросить, и опыта поднабраться, и не заскучать притом?
Благодаря Андрею, его напористой общительности, успел побывать и я, неискоренимо -- вследствие натуры -- застенчивый провинциал, у тех, кого иначе и не застал бы. В Ленинграде -- у Владимира Ивановича Дмитревского, Александра Александровича Меерова, у "Деда" -- Ильи Иосифовича Варшавского, светлая всем им память( И на заседаниях знаменитой ленинградской секции фантастической и научно-художественной литературы, на обсуждениях рукописи "Отеля(" братьев Стругацких, или нового -- тогда -- романа Меерова "Право вето", или малопонятной и потому особенно привлекательной гипотезы живого еще тогда Н.А.Козырева(-- А уж на квартире у Андрея (столь же, в моем представлении, общедоступной, как и любой его или наш гостиничный "полулюкс" или "совсем не люкс") с кем только я не перезнакомился за эти годы! В том числе -- и с несколькими поколениями "молодых", каждому из которых так хотелось -- да не всегда удавалось -- хоть чем-то помочь на предстоящем тернистом пути(