Балабуха Андрей
На пороге
Балабуха Андрей
НА ПОРОГЕ
Чем больше времени проходит со дня, когда явилось вам "Усть-Уртское диво", тем чаше я вспоминаю и думаю о нем. Интересно: происходит ли то же с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об этом. Впрочем, все мы не соберемся никогда. Потому что( Наверное, это я должен был пойти туда, но тогда у меня просто не хватило смелости. Да и сейчас -хватит ли? Не знаю. К тому же это неразумно, нерационально, наконец, просто глупо, в чем я был уверен еще тогда, остаюсь убежден и сейчас. И все же( Если бы я знал, что "все же"!
"Усть-Уртское диво"( О нем говорили и писали немного. Была статья в "Технике-молодежи", под рубрикой "Антология таинственных случаев", с более чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил "Вокруг света"; "Вечерний Усть-Урт" опубликовал взятое у нас интервью, которое с разнообразными комментариями перепечатали несколько молодежных газет( Все это я храню. В общем, не так уж мало. И в то же время -- исчезающе мало. Потому-то я и хочу об этом написать.
Зачем? Может быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня, отделится, уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего беспокойства. Может быть, чтобы еще раз вспомнить -- обо всем, во всех деталях и подробностях, потому что, вспомнив, я, наверное, что-то пойму, найду не замеченный раньше ключ. Может быть, ради оправдания, ибо порой мне кажется, что все мы так и остались на подозрении( Впрочем, не это важно. Я хочу, я должен написать.
* * *
Как всегда, разбудил нас в то утро Володька. Хотя "всегда" это слишком громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что он первым вылезает из палатки -- этакий полуобнаженный юный бог -- и, звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:
-- Вставайте, дьяволы! День пламенеет!
И мы, ворча, что вот, не спится ему, и без того, мол, вечно не высыпаешься, так нет же, и в отпуске не дают, находятся тут всякие джек-лондоновские сверхчеловеки, выбирались в прохладу рассвета.
Но на этот раз нашему возмущению, ставшему, признаться, скорее традицией, принятой с общего молчаливого согласия, не было предела. Потому что день еще и не собирался пламенеть, и деревья черными тенями падали в глубину неба.
-- Ты что, совсем ополоумел? -- не слишком вежливо осведомился Лешка и согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.
Я промолчал. Не то чтобы мне нечего было сказать: просто я еще не проснулся до конца, что вполне понятно после вчерашней болтовни у костра, затянувшейся часов до трех. Промолчали и Толя с Наташей -- думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа -- это садизм.
-- Сейчас сам ополоумеешь, -- нагло пообещал Володька. -- А ну-ка, пошли, ребята!
Хотя Володька был самым младшим из нас, двадцатилетний студент, мальчишка супротив солидных двадцатисемилетних дядей и тетей, но командовать он умел здорово. Было в его голосе что-то, заставившее нас пойти за ним даже без особой воркотни. К счастью, идти пришлась недалеко, каких-нибудь метров сто.
-- Эт-то что за фокусы? -- холодно поинтересовался Лешка и пообещал: -Ох, и заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую(
-- А хороший проектор, -- причмокнул Толя. -- Где ты его раздобыл?
Действительно, первое, что пришло нам в головы, -- это мысль о проекторе. И естественно. Между двумя соснами был натянут экран, а на нем замер фантастический пейзаж я стиле Андрея Соколом. Четкость и глубина изображения вполне оправдывали Толино восхищение. Казалось, между соснами-косяками открылась волшебная дверь, ведущая в чужой мир, над которым багровое солнце заливало густым, словно сжиженным светом темный песок, волнами уходивший вдаль -- туда, где вычертились в изумрудно-зеленом небе горы, внизу неопределенно-темные, не то исчерна-синие, не то иссиня-зеленые, увенчанные алыми снежными шапками.
Справа высунулась из песка густо-фиолетовая скала, отбрасывавшая изломанную, изорванную даже, пожалуй, черно-зеленую тень. Формой она походила на морского конька, только сильно стилизованного. И в этой тени неощутимо чувствовалось что-то: не то куст, не то щупальца какого-то животного.
-- А впечатляюще( -- Наташа зябко передернула плечами. -- Молодец, Володька, днем бы это не смотрелось!
-- Да при чем здесь я! -- Володька обиделся. -- Я из палатки вылез, отошел сюда, увидел -- и побежал вас, чертей будить!
-- А проектор сюда Господь Бог принес? -- невинно осведомился Лешка.
-- В самом деле, Володька, хватит, -- поддержал я. -- Поиграли -- и будет. Мы не в обиде, картинка великолепная.
-- Дался вам этот проектор! Да где он? Где? И где его луч?
Луча и впрямь не было -- сразу это до нас как-то не дошло. Мы переглянулись.
-- Может, голограмма? -- неуверенно предположила Наташа.
Никто ей не ответил: представления о голографии у нас были примерно одинаково смутные. Кто его знает(
-- Или мираж( -- предположил я.
-- Мираж? -- переспросил Толя с убийственным презрением. -- Где ты видел мираж ночью! Да еще с таким неземным пейзажем?
-- Неземным? -- настороженно повторял Володька. -- Ты сказал неземным? Верно ведь! А если это(
-- (мир иной? -- съязвил Лешка. -- Вогнуто-выпуклые пространства! Тоже мне, Гектор Сервадак! Робинзон космоса!
-- А я верю, -- тихо проговорила Наташа; наверное, женщины больше нас подготовлены к восприятию чуда. -- Это действительно "мир иной". Только -какой?
-- Бред, -- бросил Лешка, помолчал, потом развернул свою мысль более пространно: -- Поймите вы, я сам фантастику читаю и почитаю. Но зачем говорить об иных мирах, когда мы еще не выяснили, не галлюцинация ли это? Не мираж ли? Не какое-нибудь ли наведенное искусственное изображение? Мы не видим луча проектора? Но ведь есть и иные способы создания изображения. Мираж ночью? А вы точно знаете, что ночных миражей не бывает? Мажете за это поручиться? Ты? Ты? Ты? -- Он поочередно тыкал пальцем в каждого из нас. -Так зачем же зря фантазировать? Это всегда успеется.
Возразить было трудно. Мы стояли, молча вглядываясь в картину.
-- Стоп! -- сказал вдруг Володька. -- Сейчас мы все проверим. Я мигом, ребята! -- И он убежал к палаткам.
-- А ведь это( "диво" появилось недавно, -- сказал Толя; так родилось это слово -- "диво", "Усть-Уртское диво". -- Часа три назад. От силы -четыре. Когда сушняк для костре собирали, я как раз между этими соснами прошел, тут еще куст есть, я об него ободрался, о можжевельник чертов(
-- Любопытно( -- Лешка закурил, спичка бросила блик на стекла очков. -Знаете, чего мы не сообразили? Проектор, проектор( А экран? Мы ведь его только вообразили: есть проектор -- должен быть и экран. Ведь эта штуковина болтается в воздухе, как( Извини, Наташенька. Словом, висит. Правда, сейчас умеют создавать изображения и в воздухе, насколько я знаю.
-- Возможно. -- Толя похлопал себя по карманам. -- Дай-ка сигарету, я свои в палатке оставил. Спасибо! Как вы думаете, почему оно не светят? Ведь -- там день, а сюда свет не попадает( Слушайте, а что Володька задумал, а?
-- Увидим, -- коротко сказала Наташа. Лешка тем временем обошел сосну, ограничивавшую "диво" справа, и сразу же исчез.
-- А отсюда ничего не видно. Только сгущение какое-то в воздухе. Сейчас я его общупаю.
-- Давай вместе, -- сказал я и потел к нему. Уже начало светать, н мы ориентировались свободнее. Сразу же за деревом начиналось, как сказал Лешка, сгущение. Воздух быстро, на протяжении каких-нибудь двадцати сантиметров, уплотнялся, превращаясь в конце концов в твердую, идеально гладкую, прохладную на ощупь стенку, полукругом идущую от дерева к дереву. Дотянуться до ее верха мм не сумели, даже когда Лешка взобрался мне на плечи.
Вернулся Володька в сопровождении Чошки. Чошка -- полугодовалый кобелек; если верить Володьке, карельская лайка. Их два брата одного помета -- Чок и Получок, это охотничьи термины, значения коих я никогда не понимал. Чок -- интеллектуал. При любой возможности он садится и продается размышлениям, уставясь в одну точку и сосредоточенно морща нос и лоб. Наташка утверждает, что это у него "наружные извилины".
Володька притащил свою гордость и предмет общей зависти усть-уртских охотников -- скорострельный охотничий "маньюфранс", изящный, легкий, с полупрозрачным прикладом из какого-то пластика. В день восемнадцатилетия его подарил Володьке Трумин, сам заядлый охотник, купивший ружье во время не то конгресса, не то симпозиума в Лионе и потом два года сберегавший его для этого случая.
-- Смотрите! -- Он показал на какую-то точку в зеленом небе "дива". -Видите, птица, не птица, летает что-то такое, птеродактиль тамошний?
Приглядевшись, мы убедились, что это не просто точка, а крохотный черный треугольник, по-орлиному пишущий в небе круги. Володька вскинул ружье, прицелился. Грохнуло. Полет треугольничка сломался, на мгновение он замер, а потом наискось скользнул вниз. Володька опустил ружье.
-- Ну что, Лешенька? Мираж? Галлюцинация? Диапозитив?
Лешка смолчал.
-- Н-да, "диво"( -- раздраженно проворчал Толя.
И вдруг мы вздрогнули от Наташкиного истошного:
-- Чок! Чок!
То ли, пошевелив "наружными извилинами", Чок решил принести хозяину добычу, то ли ему просто захотелось посмотреть поближе, что там такое, -трудно сказать. По словам Наташи, он легко, одним прыжком проскочил между соснами -- туда, в экран, в картину, в "диво", -- на миг остановился обалдело и помчался вперед, оставляя ямки следов.
-- Чок! -- заорал Володька. -- Чок! -- Он пронзительно засвистел, но пес проигнорировал все призывы: характерец у него всегда был более чем самостоятельный.
В какой момент Володька рванулся вслед за ним, я не заметил. Только услышал сдавленное Лешкино: "Стой, кретин!" -- а потом меня сшибло, и мы оказались на земле -- все трое: Лешка, Володька и я.