Ахматова Анна

Чужое небо

А Н Н А

А Х М А Т О В А

Чужое небо

I.

117. АНГЕЛ?ХРАНИТЕЛЬ

Он мне шепчет: лСвоевольный, Что ты так уныл? Иль о жизни прежней, вольной, Тайно загрустил?

лПолно! Разве всплески, речи Сумрачных морей Стоят самой краткой встречи С госпожой твоей?

лТак ли с сердца бремя снимет Голубой простор, Как она, когда поднимет На тебя свой взор?

лТы волен предаться гневу, Коль она молчит, Но покинуть королеву Для вассала ? стыд?.

Так и ночью молчаливой, Днем и поутру Он стоит, красноречивый, За свою сестру.

118. ДВЕ РОЗЫ

Перед воротами Эдема Две розы пышно расцвели, Но роза ? страстности эмблема, А страстность ? детище земли.

Одна так нежно розовеет, Как дева, милым смущена, Другая, пурпурная, рдеет, Огнем любви обожжена.

А обе на Пороге Знанья... Ужель Всевышний так судил И тайну страстного сгоранья К небесным тайнам приобщил?!

119. ДЕВУШКЕ

Мне не нравится томность Ваших скрещенных рук, И спокойная скромность, И стыдливый испуг.

Героиня романов Тургенева, Вы надменны, нежны и чисты, В вас так много безбурно-осеннего От аллеи, где кружат листы.

Никогда ничему не поверите, Прежде чем не сочтете, не смерите, Никогда никуда не пойдете, Коль на карте путей не найдете.

И вам чужд тот безумный охотник, Что, взойдя на нагую скалу, В пьяном счастье, в тоске безотчетной Прямо в солнце пускает стрелу.

120. НА МОРЕ

Закат. Как змеи, волны гнутся, Уже без гневных гребешков, Но не бегут они коснуться Непобедимых берегов.

И только издали добредший Бурун, поверивший во мглу, Внесется, буйный сумасшедший, На глянцевитую скалу

И лопнет с гиканьем и ревом, Подбросив к небу пенный клок... Но весел в море бирюзовом С латинским парусом челнок;

И загорелый кормчий ловок, Дыша волной растущей мглы И, от натянутых веревок, Бодрящим запахом смолы.

121. СОМНЕНИЕ

Вот я один в вечерний тихий час, Я буду думать лишь о вас, о вас,

Возьмусь за книгу, но прочту: лона?, И вновь душа пьяна и смятена.

Я брошусь на скрипучую кровать, Подушка жжет... нет, мне не спать, а ждать.

И крадучись я подойду к окну, На дымный луг взгляну и на луну,

Вон там, у клумб, вы мне сказали лда?, О это лда? со мною навсегда.

И вдруг сознанье бросит мне в ответ, Что вас, покорной, не было и нет,

Что ваше лда?, ваш трепет, у сосны Ваш поцелуй ? лишь бред весны и сны.

122. СОН

Утренняя болтовня

Вы сегодня так красивы, Что вы видели во сне?

? Берег, ивы

При луне. ?

А еще? К ночному склону Не приходят, не любя.

? Дездемону

И себя. ?

Вы глядите так несмело: Кто там был за купой ив?

? Был Отелло,

Он красив. ?

Был ли он вас двух достоин? Был ли он как лунный свет?

? Да, он воин

И поэт.

О какой же пел он ниже Неоткрытой красоте?

? О пустыне

И мечте.

И вы слушали влюбленно, Нежной грусти не тая?

? Дездемона,

Но не я. ?

123. ОТРЫВОК

Христос сказал: убогие блаженны, Завиден рок слепцов, калек и нищих, Я их возьму в надзвездные селенья, Я сделаю их рыцарями неба И назову славнейшими из славных... Пусть! Я приму! Но как же те, другие, Чьей мыслью мы теперь живем и дышим, Чьи имена звучат нам, как призывы? Искупят чем они свое величье, Как им заплатит воля равновесья? Иль Беатриче стала проституткой, Глухонемым ? великий Вольфганг Гете И Байрон ? площадным шутом... о ужас!

124. ТОТ ДРУГОЙ

Я жду, исполненный укоров: Но не веселую жену Для задушевных разговоров О том, что было в старину.

И не любовницу: мне скучен Прерывный шепот, томный взгляд, ? И к упоеньям я приучен, И к мукам горше во стократ.

Я жду товарища, от Бога В веках дарованного мне За то, что я томился много По вышине и тишине.

И как преступен он, суровый, Коль вечность променял на час, Принявши дерзко за оковы Мечты, связующие нас.

125. ВЕЧНОЕ

Я в коридоре дней сомкнутых, Где даже небо тяжкий гнет, Смотрю в века, живу в минутах, Но жду Субботы из Суббот;

Конца тревогам и удачам, Слепым блужданиям души... О день, когда я буду зрячим И странно знающим, спеши!

Я душу обрету иную, Все, что дразнило, уловя. Благословлю я золотую Дорогу к солнцу от червя.

И тот, кто шел со мною рядом В громах и кроткой тишине, ? Кто был жесток к моим усладам И ясно милостив к вине;

Учил молчать, учил бороться, Всей древней мудрости земли, ? Положит посох, обернется И скажет просто: лмы пришли?.

126. КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Еще близ порта орали хором Матросы, требуя вина, А над Стамбулом и над Босфором Сверкнула полная луна.

Сегодня ночью на дно залива Швырнут неверную жену, Жену, что слишком была красива И походила на луну.

Она любила свои мечтанья, Беседку в чаще камыша, Старух гадальщиц, и их гаданья, И все, что не любил паша.

Отец печален, но понимает И шепчет мужу: лчто ж, пора?? Но глаз упрямых не поднимает, Мечтает младшая сестра:

? Так много, много в глухих заливах Лежит любовников других, Сплетенных, томных и молчаливых... Какое счастье быть средь них!

127. СОВРЕМЕННОСТЬ

Я закрыл Илиаду и сел у окна, На губа трепетало последнее слово, Что-то ярко светило ? фонарь иль луна, И медлительно двигалась тень часового.

Я так часто бросал испытующий взор И так много встречал отвечающих взоров, Одиссеев во мгле пароходных контор, Агамемнонов между трактирных маркеров.

Так, в далекой Сибири, где плачет пурга, Застывают в серебряных льдах мастодонты, Их глухая тоска там колышет снега, Красной кровью ? ведь их ? зажжены горизонты.

Я печален от книги, томлюсь от луны, Может быть, мне совсем и не надо героя, Вот идут по аллее, так странно нежны, Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.

128. СОНЕТ

Я верно болен: на сердце туман, Мне скучно все, и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган.

Мне чудится (и это не обман), Мой предок был татарин косоглазый, Свирепый гунн... я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян.

Молчу, томлюсь, и отступают стены ? Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит,

И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там... Ах, да! я был убит.

129. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ

В узких вазах томленье умирающих лилий. Запад был меднокрасный. Вечер был голубой. О Леконте де Лиле мы с тобой говорили, О холодном поэте мы грустили с тобой.

Мы не раз открывали шелковистые томы И читали спокойно и шептали: не тот! Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы, Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.

Так певучи и странны, в наших душах воскресли Рифмы древнего солнца, мир нежданно-большой, И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле Резкий профиль креола с лебединой душой.

130. ОНА

Я знаю женщину: молчанье, Усталость горькая от слов, Живет в таинственном мерцаньи Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно Лишь медной музыке стиха, Пред жизнью дольней и отрадной Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый, Так странно плавен шаг ее, Назвать нельзя ее красивой, Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий И смел, и горд ? я к ней иду Учиться мудрой сладкой боли В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений И держит молнии в руке, И четки сны ее, как тени На райском огненном песке.

131. ЖИЗНЬ

С тусклым взором, с мертвым сердцем в море броситься со скалы, В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря, Иль в темнице стать свободным, как свободны одни орлы, Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря! Да, я понял. Символ жизни ? не поэт, что творит слова, И не воине твердым сердцем, не работник, ведущий плуг, ? С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва, Забывающий игрушки между белых усталых рук.

132. ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА

Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью. А думал забавницу, Гадал ? своенравницу, Веселую птицу-певунью.

Покликаешь ? морщится, Обнимешь ? топорщится, А выйдет луна ? затомится, И смотрит, и стонет, Как будто хоронит Кого-то, ? и хочет топиться.

Твержу ей: крещеному, С тобой по-мудреному Возиться теперь мне не в пору; Снеси-ка истому ты В Днепровские омуты, На грешную Лысую гору.

Молчит ? только ежится, И все ей неможется, Мне жалко ее, виноватую, Как птицу подбитую, Березу подрытую Над счастью, Богом заклятою.

---------------------------------------------------------------------------------------------

II.

Посвящается Анне Ахматовой ---------------------------------------------------------------------------------------------

133. Я ВЕРИЛ, Я ДУМАЛ ...

Сергею Маковскому

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец; Создав, навсегда уступил меня року Создатель; Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец, И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Летящей горою за мною несется Вчера, А Завтра меня впереди ожидает, как бездна, Иду... но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора. Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

И если я волей себе покоряю людей, И если слетает ко мне по ночам вдохновенье, И если я ведаю тайны ? поэт, чародей, Властитель вселенной ? тем будет страшнее паденье.

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, Оно ? колокольчик фарфоровый в желтом Китае На пагоде пестрой... висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов, Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

134. ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ

Я тело в кресло уроню, Я свет руками заслоню И буду плакать долго, долго, Припоминая вечера, Когда не мучило лвчера? И не томили цепи долга;

И в море врезавшийся мыс, И одинокий кипарис, И благосклонного Гуссейна, И медленный его рассказ, В часы, когда не видит глаз Ни кипариса, ни бассейна.