Багрицкий Эдуард

Стихи

Эдуард Георгиевич Багрицкий

- Арбуз

- Баллада о Виттингтоне

- Бессоница

- Весна

- Весна, ветеринар и я

- Вмешательство поэта

- Возвращение

- Встреча

- Голуби

- Джон Ячменное Зерно

- Контрабандисты

- Креолка

- Можайское шоссе

- Ночь

- О Пушкине

- Осень

- От черного хлеба и верной жены…

- Папиросный коробок

- Песня о рубашке

- Птицелов

- Разбойник

- Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым

- Смерть пионерки

- Стихи о соловье и поэте

- Суворов

- Тиль Уленшпигель (Весенним утром…)

- Тиль Уленшпигель (Монолог)

Тиль Уленшпигель

Весенним утром кухонные двери Раскрыты настежь, и тяжелый чад Плывет из них. А в кухне толкотня: Разгоряченный повар отирает Дырявым фартуком свое лицо, Заглядывает в чашки и кастрюли, Приподымая медные покрышки, Зевает и подбрасывает уголь В горячую и без того плиту. А поваренок в колпаке бумажном, Еще неловкий в трудном ремесле, По лестнице карабкается к полкам, Толчет в ступе корицу и мускат, Неопытными путает руками Коренья в банках, кашляет от чада, Вползающего в ноздри и глаза Слезящего… А день весенний ясен, Свист ласточек сливается с ворчаньем Кастрюль и чашек на плите; мурлычет, Облизываясь, кошка, осторожно Под стульями подкрадываясь к месту, Где незамеченным лежит кусок Говядины, покрытый легким жиром. О царство кухни! Кто не восхвалял Твой синий чад над жарящимся мясом, Твой легкий пар над супом золотым? Петух, которого, быть может, завтра Зарежет повар, распевает хрипло Веселый гимн прекрасному искусству, Труднейшему и благодатному… Я в этот день по улице иду, На крыши глядя и стихи читая, — В глазах рябит от солнца, и кружится Беспутная, хмельная голова. И, синий чад вдыхая, вспоминаю О том бродяге, что, как я, быть может, По улицам Антверпена бродил… Умевший все и ничего не знавший, Без шпаги — рыцарь, пахарь — без сохи, Быть может, он, как я, вдыхал умильно Веселый чад, плывущий из корчмы; Быть может, и его, как и меня, Дразнил копченый окорок, — и жадно Густую он проглатывал слюну. А день весенний сладок был и ясен, И ветер материнскою ладонью Растрепанные кудри развевал. И, прислонясь к дверному косяку, Веселый странник, он, как я, быть может, Невнятно напевая, сочинял Слова еще не выдуманной песни… Что из того? Пускай моим уделом Бродяжничество будет и беспутство, Пускай голодным я стою у кухонь, Вдыхая запах пиршества чужого, Пускай истреплется моя одежда, И сапоги о камни разобьются, И песни разучусь я сочинять… Что из того? Мне хочется иного… Пусть, как и тот бродяга, я пройду По всей стране, и пусть у двери каждой Я жаворонком засвищу — и тотчас В ответ услышу песню петуха! Певец без лютни, воин без оружья, Я встречу дни, как чаши, до краев Наполненные молоком и медом. Когда ж усталость овладеет мною И я засну крепчайшим смертным сном, Пусть на могильном камне нарисуют Мой герб: тяжелый, ясеневый посох — Над птицей и широкополой шляпой. И пусть напишут: «Здесь лежит спокойно Веселый странник, плакать не умевший.» Прохожий! Если дороги тебе Природа, ветер, песни и свобода, — Скажи ему: «Спокойно спи, товарищ, Довольно пел ты, выспаться пора!» Э.Г.Багрицкий. Стихотворения. Ленинград, «Советский Писатель», 1956.

 От черного хлеба и верной жены…

От черного хлеба и верной жены Мы бледною немочью заражены… Копытом и камнем испытаны годы, Бессмертной полынью пропитаны воды, — И горечь полыни на наших губах… Нам нож — не по кисти, Перо — не по нраву, Кирка — не по чести И слава — не в славу: Мы — ржавые листья На ржавых дубах… Чуть ветер, Чуть север — И мы облетаем. Чей путь мы собою теперь устилаем? Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут? Потопчут ли нас трубачи молодые? Взойдут ли над нами созвездья чужие? Мы — ржавых дубов облетевший уют… Бездомною стужей уют раздуваем… Мы в ночь улетаем! Мы в ночь улетаем! Как спелые звезды, летим наугад… Над нами гремят трубачи молодые, Над нами восходят созвездья чужие, Над нами чужие знамена шумят… Чуть ветер, Чуть север — Срывайтесь за ними, Неситесь за ними, Гонитесь за ними, Катитесь в полях, Запевайте в степях! За блеском штыка, пролетающим в тучах, За стуком копыта в берлогах дремучих, За песней трубы, потонувшей в лесах… 1926. Путешествие в Страну Поэзия. Ленинград: Лениздат, 1968..

Возвращение

Кто услышал раковины пенье, Бросит берег и уйдет в туман; Даст ему покой и вдохновенье Окруженный ветром океан… Кто увидел дым голубоватый, Подымающийся над водой, Тот пойдет дорогою проклятой, Звонкою дорогою морской… Так и я… Мое перо писало, Ум выдумывал, А голос пел; Но осенняя пора настала, И в деревьях ветер прошумел… И вдали, на берегу широком О песок ударилась волна, Ветер соль развеял ненароком, Чайки раскричались дотемна… Буду скучным я или не буду — Все равно!         Отныне я — другой… Мне матросская запела удаль, Мне трещал костер береговой… Ранним утром Я уйду с Дальницкой. Дынь возьму и хлеба в узелке, — Я сегодня Не поэт Багрицкий, Я — матрос на греческом дубке… Свежий ветер закипает брагой, Сердце ударяет о ребро… Обернется парусом бумага, Укрепится мачтою перо… Этой осенью я понял снова Скуку поэтической нужды; Не уйти от берега родного, От павлиньей Радужной воды… Только в море Бесшабашней пенье, Только в море Мой разгул широк. Подгоняй же, ветер вдохновенья, На борт накренившийся дубок… Э.Г.Багрицкий. Стихотворения. Ленинград, «Советский Писатель», 1956.

Тиль уленшпигель (монолог)

Я слишком слаб, чтоб латы боевые Иль медный шлем надеть! Но я пройду По всей стране свободным менестрелем. Я у дверей харчевни запою О Фландрии и о Брабанте милом. Я мышью остроглазою пролезу В испанский лагерь, ветерком провею Там, где и мыши хитрой не пролезть. Веселые я выдумаю песни В насмешку над испанцами, и каждый Фламандец будет знать их наизусть. Свинью я на заборе нарисую И пса ободранного, а внизу Я напишу: «Вот наш король и Альба». Я проберусь шутом к фламандским графам, И в час, когда приходит пир к концу, И погасают уголья в камине, И кубки опрокинуты, я тихо, Перебирая струны, запою: Вы, чьим мечом прославлен Гравелин, Вы, добрые владетели поместий, Где зреет розовый ячмень, зачем Вы покорились мерзкому испанцу?