Фантастика, 1965 год. Выпуск 3
Сборник
ОТ РЕДАКЦИИ
Читатель, вероятно, обратил внимание на рубрику “Новые имена” в предыдущих сборниках “Фантастика, 1965”. В третьем выпуске “Фантастики, 1965” эту рубрику можно было бы вынести на титульный лист, потому что все наши авторы - дебютанты в фантастике, выступающие с первым или - самое большее - вторым произведением. Это не означает, однако, что они вообще новички в литературе. Напротив, за плечами у каждого многолетний писательский и журналистский опыт.
Поэтическое творчество Риммы Казаковой пользуется широкой и заслуженной известностью, и нам очень приятно видеть имя поэтессы на страницах нашего сборника фантастики, хотя это и будет, возможно, некоторой неожиданностью для читателей.
Наталья Соколова, автор самого крупного произведения в сборнике, повести “Захвати с собой улыбку на дорогу…”, - литератор более старшего поколения, чем Римма Казакова. Перу Натальи Соколовой принадлежит несколько книг. Повесть “Захвати с собой улыбку на дорогу…” традиционная, “беляевская” по форме, что вовсе не мешает ей быть сугубо современной, более того - злободневной. Написанная с большим мастерством, повесть отличается и хорошим знанием капиталистического Запада.
Зато остроумная хроника-шутка, почти пародия Натана Эйдельмана “Пра-пра…” сделана весьма своеобразно, ей трудно подыскать близкие параллели. Этот автор выступал в журнале “Знание - сила” и в некоторых других научно-популярных изданиях под псевдонимом Н. Натанов. Его статьи о поисках русских корреспондентов герценовского журнала “Колокол” читаются как увлекательный детектив. То, что Н. Эйдельман - профессиональный историк, читатели без труда поймут по богатству и достоверности фактического материала, собранного в “Пра-пра…”.
А вот Михаила Анчарова, пожалуй, можно назвать начинающим писателем. Фантастическая повесть “Сода-солнце” - его третье опубликованное произведение. Две предыдущие повести напечатаны тоже в 1965 году. Михаил Анчаров был участником Отечественной войны, потом стал профессиональным художникои, пробовал свои силы в кинематографе. Его литературный дебют оказался удачным. Повесть “Золотой дождь” и роман “Теория невероятности” были тепло встречены читателями, замечены литературной критикой. Мы надеемся, что и это новое произведение Михаила Анчарова, кстати сказать, связанное общими героями с первыми двумя, встретит добрый отклик.
Пятое произведение сборника принадлежит молодому алмаатинскому прозаику Герману Максимову. Его рассказ тяготеет к жанру научно-фантастической сказки. Несмотря на всю парадоксальность этого словосочетания, такой вид фантастики все увереннее пробивает себе дорогу (к юмористической разновидности этого жанра можно отнести и помещенный здесь рассказ Всеволода Ревжча “Штурмовая неделя”). Но если это и сказка, то сказка очень серьезная, философская, даже, пожалуй, трагическая. Как и во всякой сказке, зло в ней наказано, но ошибется тот, кто решит, что зло здесь персонифицировано в талантливом, но несколько недальновидном механике Велте или в сконструированной им машине. Рассказ Германа Максимова направлен против тирании, против фашизма.
Обычно в наших сборниках фантастики публикуются статьи о проблемах фантастической литературы.
Юлий Кагарлицкий уже не впервые выступает с раздумьями о судьбах западной фантастики. Ему принадлежит интереснейшая книга о Герберте Уэллсе. В нашем выпуске Юлий Кагарлицкий делится с читателями своими мыслями о Свифте-фантасте, о Свифте - великом провидце развития человеческой мысли, прогресса.
Видимо, сборник можно упрекнуть в том, что в нем почти не представлены действительно молодые, вступающие в литературу фантасты, растущая смена ведущим мастерам. Так уж получилось. Будем надеяться, что эта недоработка компенсируется в последующих выпусках.
Итак, слово новому пополнению семьи советских фантастов!
Наталья СОКОЛОВА Захвати с собой улыбку на дорогу…
Если я не за себя, то кто же за меня?
Но если я только для себя - тогда зачем я?
(Надпись на старом могильном камне)
1. ЧЕЛОВЕК И ЗВЕРЬ
Человек создал Зверя.
Зверь был из металла. Его так и звали: Железный Зверь.
Хотя на самом деле Зверь, конечно, был вовсе не из простого железа - на изготовление его костяка пошло 53 различных сплава, в том числе: пермендюр (с высокой намагниченностью насыщения), перминавр (с постоянной магнитной проницаемостью), с е н д а с т или альсифер (этот сплав хрупок, не прокатывается в лист, применяется в виде литых деталей), викэллой, хромаль (жароупорное ф е х р а л я), а также сплавы кунифе и кунико и многие другие, которые вы можете найти во всех энциклопедиях мира и, в частности, в Большой Советской Энциклопедии (том 40, стр. 318-321).
По металлическим трубкам внутри Зверя текла искусственно созданная синтетическая жидкость, по составу близкая к составу крови, теплая, ярко-зеленого цвета, которая двигалась по замкнутому кругу. Чтобы поддерживать жизнедеятельность Зверя, его надо было кормить сырым мясом.
Вы скажете - такого не бывает. Не торопитесь судить.
Я ведь честно предупредила - эта повесть немного сказочная.
А в сказках чего только не бывает?
Дело происходило в… Ну, как бы вам сказать, где? Говорят - в “некотором царстве, в некотором государстве”. Но я скажу точнее: дело происходило в Европе. Европа - одна из частей света; составляет западную часть единого материка Европы и Азии. Расположена в центре материкового полушария, почти целиком в умеренном поясе (южные окраины - в субтропиках, северные - в субарктике, некоторые острова - в Арктике). Географические координаты крайних точек Европы: на Севере - 71° 08' северной широты (мыс Нордкин на Скандинавском полуострове), на Юге - 35° 59'50" северной широты (мыс Тарифа на Пиренейском полуострове у Гибралтарского пролива), на Западе - 9°34' западной долготы (мыс Рока на Пиренейском полуострове), на Востоке - 67° восточной долготы (полярный Урал). Название “Европа” происходит от финикийского слова “ереб” или “ириб”, что значит - заход солнца.
Человек, который придумал, рассчитал и вычертил Железного Зверя, жил в большом промышленном городе, на берегу широкого, спокойного серо-стального залива. Это был известный конструктор. Его кабинет находился на тринадцатом этаже узкого, похожего на обелиск, сплошь стеклянного дома, который называли Дом-Игла, - тут он работал, тут и жил.
В нижних этажах дома и под землей располагались мастерские, день и ночь работали станки, и дом мелко, равномерно дрожал от их непрекращающегося, как бы застывшего на одной ноте глухого гула.
Рядом с Домом-Иглой помещался ангар Зверя, обнесенный высокой стеной, спрятанный от посторонних глаз.
Улица, где стоял Дом-Игла, круто спускалась к порту, заканчиваясь ступенями каменной лестницы, и с тринадцатого этажа были хорошо видны доки, громады складов и элеваторов, уходящие вдаль причалы, темные пятна судов на рейде.
Суда приходили из Америки, Австралии, из далеких африканских портов со странными короткими названиями: Дакар, Лагос, Дурбан. Резкие ветры дули с моря, они несли насыщенный парами воздух, который при малейшем охлаждении давал облачность, рождал туманы. Часто шли дожди, и тогда толпа внизу на улице покрывалась сплошной броней черных зонтиков. Зонтики, как черепахи, медленно ползли и ползли - сплошной безостановочный поток черных черепах с мокрыми, лоснящимися спинами.
В городе было много банков, которые могли финансировать все, что угодно, вплоть до полета в соседнюю галактику, и много гигантских заводов, которые могли осуществить все, что угодно: выстроить новое солнце или потушить старое.
Завод Машин делал великолепные умные машины-автоматы, которые, говорят, были сообразительнее многих министров (и, несомненно, стоили народу дешевле); а Завод Металлов выпускал качественную и высококачественную сталь, тонкий горяче- и холоднокатаный лист, белую жесть и чушковый чугун, все прочное, надежное, проверенное, - говорят, надежнее многих лидеров реформистских профсоюзов. В городе было много великих инженеров и много красивых женщин с очень белой кожей, с дымчатыми глазами (в которых словно отразилось здешнее небо, низко нависшее над землей, серое, полное испарений) и с пышными рыжеватыми волосами - да, рыжеватыми, если каприз последней моды не заставлял окрашивать волосы в лиловый цвет или осыпать их серебряной пудрой. Днем город варил сталь, а вечером танцевал. Танцевали везде. На плоских крышах шикарных гостиниц - те, кто побогаче. В полуподвальных кабачках - те, кто победнее. Прямо на площадях, под мелким дождичком - те, у кого нет ни гроша: простоволосые девчонки с развевающимися огненными гривами, в разлетающихся пестро-клетчатых юбках и их кавалеры в бархатных штанах, куртках и беретах, в грубых ботинках на толстой подметке.
И новая песенка, родившаяся где-то на асфальте, - родившаяся только вчера, чтобы завтра умереть, - песенка-однодневка, прилипчивая, как корь, звучала повсюду.
Сегодня - задорная, частая, точно дробь каблуков:
Хоть режь меня,
Хоть ешь меня,
Все равно я на танцы убегу…
А завтра - лирическая, протяжная, словно поцелуй влюбленных на городском бульваре, замедленная:
Пусть ночь подает в серебристых ладонях
Прохладную дольку луны.
А мне не нужны ни чины, ни миллионы,
Ресницы твои мне нужны!
Человек, когда начал создавать Зверя, был молод, он любил бродить до рассвета по улицам родного города, запахи порта тревожили и обжигали его, рассыпчатый женский смех где-то за углом дома отдавался во всем теле. Теперь ему было сорок. Он остался одинок. Зверь поглотил двадцать лет. Железный Зверь 17П (семнадцатая попытка).
