Бенфорд Грегори
Под Леннона
ГРЕГОРИ БЕНФОРД
ПОД ЛЕННОНА
Пер. с англ. В. Баканова
По мере того как отступал леденящий холод, постепенно возвращались чувства. Он обрел уверенность в себе: все получится. И открыл глаза.
- Привет. - Голос немного хрипит. - Спорю, что вы меня не ждали. Я - Джон Леннон.
- Кто? - удивляется склонившееся над ним лицо.
- Ну, Леннон... Из "Битлз".
Профессор Херманн - это ему принадлежало лицо, которое увидел Филдинг, выйдя из "долгого сна", - пока не называет точную дату. То ли 2108, то ли 2180... Все шутит насчет инверсии. Потолок сияет мягким зеленым светом, и Филдинг покорно дает себя колоть, отмывать от питательного раствора, массировать. Он знает, что наступил решающий момент - их надо сразить именно сейчас.
- Я рад, что все получилось.
Филдинг говорит с безупречным ливерпулским акцентом.
Пер. изд.: Benford G. Doing Lennon: в сб. Best SF of the Year: 1, ed. by Terry Carr.- London: Peacock, 1975. c 1975 by the Conde Nast Publications, Inc. с перевод на русский язык, "Мир", 1990
Он долго его отрабатывал, этот подъем в конце носовых звуков.
- Очевидно, в журнал вкралась ошибка, - педантично констатирует Херманн. - Согласно записям, вы - Генри Филдинг.
- Небольшая уловка... - улыбается Филдинг.
Херманн по-совиному моргает.
- Обман "Корпорации бессмертия"?..
- Я хотел избежать политической травли... Понимаете, песни против насилия, загрязнения среды, о простых рабочих людях... Почувствовав, что меня обложили, я решил улизнуть...
Слова льются потоком: имена, события, мелкие детали. Он готовился аккуратно, все тщательно продумал и выучил наизусть. История дьвольски правдоподобна. Он продолжает говорить, пока Херманн и несколько ассистентов в белых халатах помогают ему сесть, сгибают его ноги, проверяют рефлексы. Их окружают какие-то чаны и баки. С пола поднимается густой белый туман - там находится азотная ванна.
Херманн внимательно выслушивает рассказ, время от времени согласно кивая, и вызывает представителей властей. Филдинг повторяет свою историю, умышленно описывая события в другом порядке, чуть в ином свете. Он продолжает выдерживать акцент, хотя насморк мешает произношению высоких звонких. Ему приносят что-то поесть: вроде мороженого со вкусом цыпленка. Через некоторое время Филдинг видит, что всех убедил. Все же конец двадцатого века - бурное время, время выдающихся свершений и великих людей. Не удивительно, что стареющая рок-звезда, растерявшая поклонников и навлекшая гнев правительства, решила заморозить себя.
Официальные лица удовлетворены, и Филдинга выкатывают на тележке. "Корпорация бессмертия" скорее похожа на церковь, чем на деловое предприятие. В коридорах стоит кладбищенская тишь, все прислужники сдержанны и сухи. Ученые слуги в храме жизни.
Филдинг попадает в роскошную комнату, и там механический голос начинает бубнить приветствие. Голос сообщает, что Филдинг принадлежит к числу тех немногих, кто в свой невежественный век разглядел слабую надежду, открытую наукой для больных и умирающих. Теперь его прозорливость вознаграждена. Затем следуют общие слова о боге, смерти, вечном ритме и равновесии жизни. Все завершается показом ретушированной голографической фотографии отцов-основателей. Это горстка биотехников и инженеров, сгрудившихся вокруг иммерсионной ванны. Они носят очки и вяло улыбаются, словно только что разбужены. Короткие стрижки и белые рубашки с шариковыми ручками в карманах.
- Я голоден, - говорит Филдинг.
Весть об оживлении Леннона распространяется молниеносно. "Общество редких анахронизмов" устраивает пресс-конференцию. Филдинг входит в помещение, сжав кулаки, чтобы никто не заметил, как дрожат руки. Это начало. Он должен сразу добиться успеха.
- Как вы нашли будущее, мистер Леннон?
- Поворот направо в Гринленде.
Может, они догадаются, что это из "Ночи трудного дня". Пока многие еще не вспомнили, кем был Джон Леннон. Толстяк спрашивает Филдинга, почему он решился на анабиоз, и Филдинг загадочно отвечает: "Роль скуки в человеческой истории весьма недооценена". Фраза попадает в вечернюю сводку новостей и через два дня - в еженедельный обзор печати.
Любитель двадцатого века интересуется разрывом с Полом, подробностями смерти Ринго, судьбой Аллана Клейна. "Вам нравится Дилан? Правда ли, что в "Эббироуд" вошел не весь первоначальный состав? Что вы думаете о теории Аарона, будто бы "Битлз" могли остановить вьетнамскую войну?"
От некоторых вопросов Филдинг уклоняется, на некоторые отвечает. Он, естественно, умалчивает, что в начале шестидесятых работал в банке и носил очки. Потом стал маклером в "Харкум, Бренделс и сын" и в 1969 положил в карман пятьдесят семь тысяч восемьсот три доллара, не считая денег, тайно переведенных на два банковских счета в Швейцарии. При этом он с благоговением читал "Роллинг стоун", собрал все альбомы "Битлз" и книги о них и знал слова всех песен. Как-то раз он издали видел Пола. А один его приятель-буддист на уик-энде в Сюррее встретил Харрисона. Филдинг не рассказывает и о том времени, которое он провел в Ливерпуле, отрабатывая акцент и посещая памятные места: подвалы, где они репетировали, старые маленькие домики, где жили их семьи. Филдинг не делится и своими мечтами, в которых он был рядом с Полом, или Джорджем, или Джоном и проникновенно ворковал в микрофон, едва не целуя металл.
Стерильное будущее Стенли Кубрика. Постоянная численность населения, развитая техника, никаких признаков нехватки электроэнергии, бензина, меди, цинка. У каждого есть хобби. Чудовищно разросся бизнес развлечений, где особое место занимает ритуальное насилие. Филдинг несколько раз ходит на боевой гольф, присутствует на публичных экзекуциях. На его глазах электрический человек устраивает себе короткое замыкание; вспышка видна за горизонтом.
Генетически измененные ("генизмы" - говорит Херманн), худые, вытянутые, как струна,, люди - только прямые линии и узловатые суставы. Их сконструировали с какой-то непостижимой целью для включения в компыотерные сети. Мудреные объяснения Херманна он прерывает вопросом:
"Не знаете, где я могу раздобыть гитару?"
Филдинг о периоде 1950-1980 годов:
"В астрологию никто больше не верил, вы должны это понять, она отошла как буги-вуги. Другое дело, наука и рационализм - прогрессивные лабухи только это и толкали".
Он улыбается в камеру. Пластическая операция, наделившая его ленноновской ухмылкой, удалась на славу. Даже специалисты "Корпорации бессмертия" не заметили ее следов.
Филдинг страдает странными периодическими потерями сознания. Он перестает чувствовать прикосновение манжетов рубашки, дуновение прохладного кондиционированного воздуха у шеи. Окружающий мир будто растворяется в чернильной тьме... а через мгновение все вдруг приходит в порядок. Он слышит отдаленный шум транспорта. Судорожно, рефлекторно сжимает баллончик в руке и тонет в оранжевых парах. Набирает полную грудь воздуха, шумно выдыхает. Кисловатый привкус испарений придает ему сил, перед мысленным взором возникают картины.
"Каждая эпоха отмечена своими удовольствиями, - читает Филдинг на библиотечном экране. - Двадцатый век познакомил с высокими скоростями и искусственно вызванными галлюцинациями. И то и другое в конечном счете оказалось опасным и тем самым еще более притягательным. Двадцать первый - ввел невесомость, безвредную, если не считать проблем адаптации к весу в случае злоупотребления. В двадцать втором - появились акваформы и еще что-то", - но этого "что-то" Филдинг не в состоянии ни понять, ни произнести.
Он выключает экран и зовет на помощь Херманна.
Трудности в понимании.
У стойки вместо нормальной еды ему подают какую-то пасту. Он с отвращением отталкивает ее.
- Неужели у вас нигде нет гамбургеров?
Низкорослый мужчина за стойкой сгибает руку, недвусмысленно складывает пальцы и уходит. Сухопарая женщина рядом с Филдингом не сводит с него глаз, потирая большим пальцем страшный шрам у себя на боку. На ней только оранжевые шорты и туфли; под мышкой явно спрятан кинжал.
- Гамбургеров? - зло говорит она. - Так называют жителей Гамбурга. Ты что, людоед?
Филдинг не знает, как отвечать, и страшится последствий. Она снова энергично трет шрам и подает призывный знак. Филдинг спешит уйти.
Во время тривизионной передачи он ошибается в дате записи "Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера". Студент-историк с глазами хорька пытается за это ухватиться, но Филдинг небрежно откидывается на спинку и с неотразимым акцентом произносит: "В ужасе и оцепенении склоняю чело". Публика смеется, кризис позади.
Херманн стал его другом. Терминал библиотеки сообщает, что это нередкое явление среди сотрудников "Корпорации бессмертия", которые увлечены прошлым (иначе бы они там не работали). Кроме того, Филдинг и Херманн ровесники - им по сорок семь. Херманна не удивляет, что Филдинг частенько берет в руки гитару.
- Снова готовишься выйти? - спрашивает Херманн. - Хочешь быть популярным?
- Это мое дело.
- Но твои песни устарели.
- Все новое - хорошо забытое старое, - трезво замечает Филдинг.
- Возможно, ты прав, - вздыхает Херманн. - Мы изголодались по разнообразию. Люди, даже самые образованные, принимают то, что щекочет нос, за шампанское.
Филдинг включает запись и с ходу рвет "Восемь дней в неделю". Все удается с первого раза. Его пальцы танцуют среди гудящих медных струн.
Такое надо отпраздновать. Он заказывает алкогольный пар и печеного голубя. Херманн неодобрительно смотрит на кутеж, но голубя ест с благоговением, облизывая пальцы. Сдобренная специями корочка аппетитно хрустит. Херманн просит разрешения унести косточки домой, семье.
- Ты привлек к себе не лучших, - мрачно говорит Херманн, когда ведущий начинает представление. Воздух буквально искрится от возбуждения.
