Джек Вэнс
Возвращение людей
Реликт украдкой спустился со скалы, неуклюжее тощее создание с уродливыми голодными глазами. Он двигался быстрыми толчками, используя полосы темного воздуха как укрытие, перебегая от тени к тени, временами припадая на все четыре ноги и пригибая голову к земле.
Приблизившись к последнему выступу скалы, он остановился, всматриваясь в равнину.
В дали возвышались низкие холмы, сливавшиеся с небом, испещренным и бледным, словно матовое стекло. Открывавшаяся внизу равнина простиралась ветхим бархатом, темно-зеленым и морщинистым, тронутым проплешинами и тлением. Фонтаны жидкого камня били высоко в воздух и разветвлялись черным кораллом.
Где-то посередине развернулось семейство серых субъектов, изменявшихся с целенаправленной стремительностью: сферы переходили в пирамиды, превращались в купола, распускались пучками громадных белых игл, вонзались в небо огромными мачтами и, наконец, в кульминации становились кубиками разноцветной мозаики.
Реликты было на это наплевать, он хотел есть и только, а на равнине виднелись какие-то растения, и на лье вокруг не было ничего лучшего.
Они росли на земле, иногда на плавающих островках воды или в сердцевине черного тяжелого газа.
Там были сырые черные лохмотья листьев, глыбы чахлой колючки, бледно-зеленые луковицы, стебли с листьями и изможденными цветами.
Там не было знакомых видов, да и Релик и не имел понятия, что листья и побеги, съедобные вчера, будут не ядовитыми сегодня.
Он попробовал поверхность равнины ногой.
Стекловидная поверхность, которая тоже на вид была создана красными и серо-зелеными пирамидами, напружинилась, приняла его вес и затем внезапно поглотила ногу.
В ярости он выдернул ногу назад, отпрыгнул и приземлился на корточки на зыбкую твердую поверхность.
В его желудке скрежетал голод, ему необходимо было наесться.
Он окинул взглядом равнину.
Не так далеко отсюда играла парочка организмов — катались, разбегались, танцевали, вставали в пылкие позы.
Если бы они приблизились, он убил бы одного из них.
Они напоминали людей и поэтому наверняка послужили бы хорошей пищей.
Он ждал.
Долго ли, коротко ли — не имело значения: оценивать было невозможно ни качественно, ни количественно.
Солнце исчезло, а с ним и естественный цикл смены дня и ночи.
Понятие времени перестало существовать.
Больше ждать было невозможно, так дальше продолжаться не могло.
У Реликта сохранилось несколько отрывочных воспоминаний о далеком прошлом, когда логика и система еще не безнадежно устарели.
Человек утвердился на земле только благодаря единственной возможности: следствию всегда предшествовала причина, а причине — следствие.
Умелое обращение с этим основным законом дало богатые всходы, остальные способы и возможности казались совершенно ненужными.
Человек сделал себя центром всей структуры.
Он мог жить в пустыне, в степи, на льду, в лесу, или городах, он перестал зависеть от окружающей среды.
Он не подозревал о своей уязвимости.
Логика оказалась чересчур узким полем деятельности, а разум — узко-специализированным инструментом.
А потом грянул урочный час, когда и Земля свалилась в мешок беспричинности и лопнули все прежние причинно-следственные связи.
Стали неприменимы узкоспециализированные инструменты, которые не потянули на новую реальность.
Из двух миллиардов людей выжило только несколько сумасшедших.
Они называли себя Организмами, хозяевами новой эры.
Их несоответствие настолько хорошо вписывалось в причуды мира, что вплеталось в общую дикую мудрость, или возможно, дезорганизовывало материю вселенной, возникшей из старой структуры менее чувствительной к психокинезу.
Осталась существовать и кучка других — Реликтов, но только благодаря счастливым обстоятельствам.
Они сами очень сильно изменились, судя по старым причинно-следственным связям.
Правда, те тоже частично сохранились, хотя бы для управления метаболизмом тел, но не более.
Они очень быстро вымирали, психика не предусматривала заслона против такого окружения. Иногда мозг Реликтов нагревался, и они, бессвязно бормоча, выпрыгивали на равнину.
Организмы же смотрели вокруг без тени любопытства, да и чему тут было удивляться?
Любой Организм мог запросто задержать обезумевших Реликтов, которые попытались бы продлить свое существование.
Как и Организмы, Реликт набивал полный рот растений, как и Организмы, Реликт натирал ноги толченой водой, но потом вскоре Реликт погибал, отравившись ядом, от заворота кишок или от язв на коже, а Организм тем временем спокойно продолжал нежиться в черной сырой траве.
Или же организму могло прийти в голову съесть Реликта, и тогда тому ничего не оставалось делать, как спасаться бегством.
Объятый ужасом, неспособный больше оставаться в этом мире, он бежал, прыгал, вдыхал густой воздух, широко раскрыв глаза, разинув рот и задыхаясь, пока не падал в омут черного железа или не грохался в вакуумный мешок, заметавшись в нем как муха в бутылке.
Теперь Реликтов осталось очень мало.
Финн, тот, что забрался на скалу и оглядывал окрестности, жил с четырьмя другими особями.
Двое из них были старыми самцами, которым предстояло скоро умереть.
Если не найдется пища, Финну тоже придется разделить их участь.
Один из Организмов на равнине, Альфа, вдруг сел, зачерпнул пригоршню воздуха, шарик голубой жидкости, камень, смешал их вместе, взболтал, словно микстуру, и хорошенько согрел.
Раствор скатился с ладони, словно бечевка. Реликт. Сказать, что за чертовщина на уме у этого существа было невозможно. Действия его и всех остальных казались совершенно непредсказуемыми. Реликту нравилось есть их мясо, но случилось по-иному, они тоже не преминули им полакомиться. Правда, при такой конкуренции он оказался бы в весьма невыгодном положении. Их непредсказуемые действия явно сбивали его с толку. Ища спасения, он бросился бежать, и тут начался кошмар.
То, направление, которое лежало перед его взором, на редкость изобиловало почвой с самым различным сцеплением, что как-то позволило ему передвигать ноги. Сзади был Организм, случайный и незавершенный, как само окружение. Причем альтернатива заключалась в скопище причуд, иногда сливавшихся вместе, иногда нейтрализующих друг друга. В худшем случае Организм мог бы схватить его. Это было необъяснимо, а впрочем, почему бы и нет?
Слово «необъяснимо» давно потеряло всякий смысл. Организмы направились к нему. Ну, неужели заметили? Он припал к тусклой желтой скале.
Организмы невдалеке остановились.
Он услышал их крики и скрючился, раздираемый двумя противоположными чувствами — голодом и страхом. Альфа припал к коленям, и перевернулся на спину, раскинув как попало ноги и руки и посылая к небу серии мелодичных криков и гортанных стонов. Это был собственный язык, только что им выдуманный, но Бета, конечно, должен его понимать.
— Видение, — прокричал Альфа. — Я вижу былое небо, вижу скалы, свивающиеся круги. Они сжимаются в твердые точки, и их некогда больше не будет.
Бета перегнулся через пирамиду и вгляделся, откинув плечи, в испещренное небо.
— Интуиция, — пропел Альфа. — Картина другого времени. она тверда, безжалостна и непреклонна.
Бета перегнулся через пирамиду, нырнул под зеркальную поверхность, проплыл под Альфой, вынырнул и лег рядом с ним.
— Взгляни на Реликта на склоне холма. В его крови — вся древняя раса
— ограниченные людишки с тронутыми мозгами. Он повинуется инстинкту, Топорная работа, неудачник, — заключил Альфа.
— Они умирают! Все умерли! — громко прокричал Бета, — Осталось только трое или четверо.
Когда: сейчас, в прошлом, будущем — было неважно.
Эти символы относились к другой эпохе, словно лодки на высохшем озере
— с тех пор процесс не имел начала и конца.
— Это видение, — проговорил Альфа. — Я видел кишащих на Земле Реликтов, затем их смахнуло куда-то, словно ветром мошкару. Для нас это уже в прошлом.
Организмы лежали спокойно, обсуждая видения.
С неба упал камень или, может, метеор, ударился о поверхность пруда.
За ним медленно затягивалась круглая дыра. С другого конца водоема ударил в воздух фонтан жидкости и унесся прочь.
— Вновь интуиция усиливается! Скоро в небе будет много огней, — сказал Альфа.
Возбуждение его оставило.
Он указал пальцем в небо, поднявшись на ноги.
Бета лежал спокойно.
На нем ползали, скакали и множились жуки, паучки, муравьи и мухи.
Альфа понимал, что Бета мог бы подняться, стряхнуть с себя насекомых, пересесть в другое место, но Бета, казалось, предпочитал оставить все как было.
Ну и пусть, этого было вполне достаточно.
Он может создать другого Бету, какого только пожелает, даже целую кучу их.
Иногда мир буквально кишел организмами всех цветов и размеров, высоких, как колокольни, коротких и коренастых, как цветочные горшки.
Иногда они скрывались в глубоких пещерах, а иногда недолговечная субстанция земли и раз и тридцать раз сворачивалась в единый кокон, и все угрюмо ждали того времени, когда Земля развернется, и они смогут вылезти на свет, бледными и моргающими.
— Меня мучает потребность, — сказал Альфа. — Съем-ка я Реликта.
Он пригнулся и перекинул себя к подножью желтого утеса.
Реликт Финн в ужасе вскочил на ноги.
Альфа попробовал сообщить, что Финну давалась некоторая отсрочка перед тем, как его съедят.
Но Финн должно быть не уловил многочисленных обертонов Альфиного голоса. Он схватил камень и запустил им в Альфу.
Едва оторвавшись от руки, камень превратился в облако пыли, ударившее Реликта в лицо.
Альфа придвинулся, вытянув свои длинные руки.
Реликт ударил его. Его ноги поскользнулись, и он полетел на равнину.
