Юргис Балтрушайтис

ЛИЛИЯ И СЕРП

Марии Б.

Раа livsens natvej gennem frygten.

Henrik Ibsen[1]

Это суть две маслины и два светильника, стоящие перед Богом Земли.

Откровение св. Иоанна, 11, 4.

Есть хмель ему на празднике мирском.

Е. Баратынский

Nu har jag svalt

dеn bittra drycken som gor vis.

Рег Hallstrom[2]

Еn lefnads sorg, en lefnads lаngd.

Per Hallstrom[3]

Sunt lacrimae rerum.[4]

Dies Riickwirtsdenken, Vorwartsgrubeln.

N. Lenаu[5]

Des tiefen Meers verganglich bunter Schaum.

Und zeugt der Mensch, wie Faust, ein Kind,

Ein Traum dem andern sich entspinnt…

Und schlagt ein, wie Faust, den andern tot,

Ein Travm den andern'nur verwischt.

N. Lenau[6]

Sin el cielo у sin la tierra,

Entre la tierra у el cielo.

Tirsо de Molina[7]

Christo confixus sum cruci.

S. Paulus[8]

МОЙ ЩИТ

Iп hoc signo vinces.[9]

Витязь Тайной Дали, Стоек я в бою — Древний щит из стали Кроет грудь мою… В поясе средины Выкован на нем Строгий лик орлиный, Дышащий огнем… И над ним чеканно — Мой старинный герб — Свиты вязью странной Лилия и Серп. И вкруг них, вдоль края, Как венец литой, Тянутся, сверкая Огненной чертой — Ярче, чем средь мрака Ожерелье звезд, Три великих знака — Молот, Посох, Крест.

РАЗДУМЬЕ

Своеволен в вечной смене жребий дня, Сочетавший тайну тени и огня… Дышит миг, тужит, как может, весь в цвету, Весь — дробленье, реет, множит пестроту. Но в рассветных безднах Бога коротка Беззащитная дорога мотылька! И в рассветном море цвета бирюзы Безмятежно утро лета до грозы… Длится час, струит, торопит водомет, Сеет, строит, жнет и копит воск и мед. Но Строитель дней исчислил не на век, Что содеял, что замыслил человек… Вот и молкнут, рвутся струны в тишине, И все ближе трепет юный к седине. Вот и зыбок свет, раздвоен, мысль слепа, И непрочный стебель строен до серпа…

ВЕХИ

Будто ломкий стебель в поле, Что желтеет в краткий срок, Шатки вехи смертной доли В сокровенности дорог… Весь объят тревогой худшей Дух, познавший тайну дней — И беспечен ум заблудший Средь блуждающих огней! Ищут бури мир и нега. Стонет вихрь о благах сна, Точно скрыты два побега В темном жребии зерна. Час заката, час рожденья Тесно слит в волне времен — В каждом миге утоленья Миг алканий заключен… Снятся кормчим в час недоли В море нивы, их poca, Где, в бреду иной неволи, Светят сердцу napyca!

РАЗДУМЬЕ

Средь шума дня все чаще знаю Дыханье горней тишины, В чей вещий миг к земному краю Плывут зиждительные сны… И вместо горечи и страха — Унылых вех стези людской, Я различаю в смуте праха Лишь свет отрады и покой… И в воплях жалобы суровой, В проклятьи брошенных во мглу, Отсель вскрывает слух мой новый Благословенье и хвалу… Сквозь пестроту юдоли зримой, В прибрежном камне и в волне, Один чертеж нерасторжимый Все чаще четко снится мне… И вот, средь всех различий яви, Что длится век, что дышит миг, В пыли земной — в лазурной славе, Я вижу тот же знак и лик… И бренный свет, звезде подобный, В любви прозренья, мысль моя Венчает всякий жребий дробный В едином чуде бытия!

СОМЕ LE ONDEL

Цветет восторг, как вал. Как вал, Уходит прочь… И все, что к звону день призвал, Заглохнет в ночь… Приходит боль, как снег. Как снег, Растает вновь… Недолго дней весенних бег Объемлет кровь… И свет и цвет — на миг. На миг — Игра всех смен… И все, что смертный пыл воздвиг — Зола и тлен… Вся явь, вся дрожь — волна. Волна — Весь труд людской… И жнет земные семена Покой, покой!

ВИДЕНИЕ ПОЛУДНЯ

Была пора борьбы и крови, Час отягченных зноем век, Когда слепой игрою нови Был глухо движим смертный бег… Текли мгновенья ровным звоном, И были мерой дум дела, И в сердце, жаждой напряженном, Лишь дрожь свершения цвела… И ноше, принятой на плечи, Усилью сжавших молот рук, Равнялась твердость краткой речи, Сталь мышц, натянутых, как лук. И знак венчального удара Был дан — судьба была дина! И лишь предчувствием пожара Пылала глубь людского сна… Кaк влага в кубке, близясь к краю, Кипел и рос полдневный пир, И, как железный груз на сваю, Сверкнув, он пал на старый мир!

ЭЛЕГИЯ

Случайны сны и пыл ума… Обманчив миг и подвиг лет… Не знает день, что будет тьма,— Не верит ночь, что будет свет! Сверканье искры, блеск в огне, Готовит пепел под костром, И звон подвластен тишине — И тишину взрывает гром… И пыльный дол, и выси гор, И час весны, и час седой Сплетаются в один узор Непостижимой чередой. И цвет и тлен — в одном кругу… По мертвым веткам вьется хмель — На том суровом берегу, Где рядом — гроб и колыбель!

ПОЛНОЧНЫЙ ПАРУС

В полночный час, в моем уме холодном, От бега лет покорном и бесстрастном, Чуть дышит явь в броженьи первородном, Вплести в свой вихрь мой темный дух невластный. В полночный час, в моей груди звериной, В проклятии желанья ненасытной, Дробятся сны, как пламя сказки длинной, Средь вихрей праха горько беззащитной… И в ровной мгле все глуше мир неясный Струит свои невидимые волны, Рождая отзвук, смутный, но согласный, В моей душе, немого плача полной.