Врочек Шимун

Последний романтик

1

Ноги под дерн не поместились. Пришлось рубить ветки и закидывать сверху. Теперь лежат, как медведи в берлоге. Мама и три детеныша. Обнялись и ждут весны. Капрал разве что лапу не сосет.

- Муау!

Я говорю: подожди, девочка. Еще немного. Папа почти закончил.

Беру еловую лапу и кидаю сверху. Потом сажусь на землю и говорю: сил моих больше нет.

...Я думал -- по дороге быстрее будет. Потому что морковка опять успела проголодаться. А в деревне можно было взять молока. И нажевать с хлебом. И она бы так не орала. Лежала бы и сосала "дулю". Важная, как китайский император.

А они тут как тут - верхом. Закричали:

- Вот он, сукин сын!

Окружили и стволы наставили. Капрал сверху смотрит. Синий мундир, усы сапожной щеткой и пистоль за поясом. Он его даже доставать не стал. Видит, у меня руки заняты. До шпаги никак не дотянуться. А пистоль я в лесу выкинул. Во-первых: пороха к нему не было, я в одной рубахе из окна выскочил. Во-вторых: пистолет тяжелый, пришлось выбирать.

Я говорю:

- Вы меня, как, арестовывать будете? Или на месте порешите?

Капрал говорит:

- Посмотрим.

Морковка открыла глаза и говорит: уа-у. Таким обиженным тоном.

Я подумал - надо было выбрать пистолет. А девчонку оставить. Все руки оттянула, даром что четыре месяца. Посреди леса, волков и лисиц. Тогда у нее был бы шанс.

Я говорю:

- Все хорошо, девочка.

- Ее скоро нужно кормить, - говорю.

Капрал усмехнулся и говорит:

- Не бойся, накормим. Ты давай -- одежонку скидывай! Только не дергайся, а то не ровен час...

Что получится, капрал не сказал. Но я и так понял. Потому что нетрудно догадаться. Особенно, если прошлой ночью это видел.

Я девчонку на землю положил и говорю:

- Вы там были?

- Нет, - отвечает капрал.

Я по глазам вижу, что врет. Они у него сделались отдельно от лица. Словно кто-то другой в капральской физиономии дырки проделал и выглядывает. И здорово ему стыдно, этому другому.

- Раздевайся, - говорит капрал. - Кому сказано.

Я расстегнул рубашку, чтобы его не злить.

- Моя жена жива?

- Конечно, - отвечает, не раздумывая.

А другой, который за капралом прячется и которому стыдно, говорит:

- Нет.

- Понятно, - говорю я.

Я говорю: мне нравится, как это звучит. Ты сама попробуй. Маленькая девочка. Маленькая девочка. Разве не здорово?

Жена говорит:

- Папина дочка.

Я говорю:

- Зато характер твой.

Я пошел в лес. Сначала пытался резать дерн шпагой, но ничего не получилось. Потом мне дали нож. Я выкраивал куски травы и относил к яме. Художественно так вокруг нее раскладывал. Замерз, как собака и весь перемазался. А потом капрал говорит:

- Хватит.

Я посмотрел на яму и говорю:

- Еще немного. Кажется, я выше ростом. Пятки будут торчать.

Один говорит:

- А ты без головы меряй.

И засмеялся. Остальные тоже. Все, кроме меня и капрала. Он перед этим, как мои шрамы увидел, сказал:

- Это откуда?

- Рамбург, - ответил я. Без одежды стало холодно. Мурашки высыпали по всему телу. - Палашом.

- А это?

- Под Несвижем... картечью.

- А вот это?

- Когда маленьким был, расшибся.

Поэтому сейчас капрал сказал:

- А ну, заткнули пасти!

Морковка смотрела какой-то сон и молчала в тряпочку. Я вообще думал, что такое невозможно. Такая тишина. Все время, что морковка не ела - она кричала. Не переставая. Я думал - свихнусь. Или оглохну. Так что выбор между ней и пистолетом был достаточно трудным.

Я стою голый и говорю:

- Что будет с ней?

Капрал говорит:

- Отвезем князю.

Я говорю:

- Мне нужно попрощаться.

Он перевел взгляд на девочку. Потом говорит:

- Ладно.

Я девчонку прижал, она -- раскаленная. Как уголек. Вернее, мне так с холоду почудилось. Морковка "дулю" выплюнула и проснулась. Смотрит на меня. Глаза серые, рожица серьезная.

- Гу, - говорит.

Потом выгибаться начала. Потому что я-то холодный.

Я говорю:

- Цок, цок, лошадка! - она улыбается. Взял морковку и подкинул вверх. И еще раз. Она смеется. Я даже согреваться начал. Потом прижал девчонку к себе. От нее тепло и молоком пахнет.

- Ты наша принцесса, - говорю. У капрала такое лицо сделалось, словно он луком подавился.

И тут морковка описалась. Вообще горячо стало. Я даже глаза зажмурил. Стоим, греемся...

Капрал сказал:

- Ну все, пора.

Я глаза открыл, говорю:

- Еще одно. Сейчас я скажу дочери пару слов, а вы все отойдите.

Капрал подумал немного и говорит:

- Ладно.

- Анна-Фредерика! - говорю я громко. Чтобы они разобрали. - Слушай мое завещание...

И перешёл на шепот.

Она слушает и будто все понимает. Как большая. На левой щеке - грязное пятно. Это я рукой задел, когда обнимал.

Потом я девчонку последний раз поцеловал и говорю:

- Мы готовы.

Потому что я не знаю -- зачем князь это сделал. Если, конечно, это был он. Его люди. Они не сказали.

С этими всегда так. Забывают представиться. Профессиональная этика. Что-то вроде "кодекса наемного убийцы".

Мне до ямы шагов десять. Или восемь - если не мельчить.

Я огляделся. Один из тех, что надо мной смеялись, у ямы встал и на меч опирается. Другой траву в мешок напихивает. Это чтобы моей голове там помягче было.

- Опять все в последний момент, - говорю, - да?

Капрал дернул щекой:

- И не говори. Оболтусы.

Тут морковка на руках заворочалась. Кулачками глаза трет и куксится. Такое ощущение, что сейчас заплачет.

Я говорю капралу:

- Можешь дать мне слово? Это вместо последнего желания.

Он говорит:

- Какое слово?

Я говорю:

- Возьми девчонку. Только сам - без этих твоих... Передашь князю на руки. Скажешь: Утрехт все дочке завещал. Пусть князь растит, как свою. Сделаешь?

Капрал лицом стал, как апостол. Такой же суровомордый. Словно ему ответственность за человечество какую-то жилу перекрыла. И теперь с выдохом проблемы. Говорит:

- Сделаю.

Я говорю:

- Слово?

Он говорит:

- Слово.

И тогда я протянул ему девчонку.

Все-таки там был мой дом. Что сводило на нет их численное преимущество. Или мой кураж сводил? Не знаю. Когда вокруг темнота, грохот и вой, через который пробивается детский крик, а фоном - истошный визг нянек... А еще где-то за стеной убивают твоих людей...

Тут становится не до выяснений.

Наверное, надо было спросить: за что? Что мы вам сделали? Поймать одного урода и задать вопрос. Но я сразу не догадался, а потом некогда стало.

Потому что я взял шпагу и начал убивать их в ответ.

А потом я добрался до девчонки. И руки оказались заняты. Пришлось прыгать в окно.

А сейчас руки совершенно свободны. Только грязные и под ногтями земля. Поэтому я выдернул пистолет у него из-за пояса. И курок взвел. У капрала глаза сделались по чайнику. Но сделать ничего не может.

Потому что у него на руках морковка лежит и смотрит.

Я говорю:

- Держи крепче.

Повернулся и выстрелил.

Парень с мечом охнул и задохнулся. Я перехватил пистолет за ствол и бросил. Потом расправил руки и пошел убивать тех, что остались.

Пока я их убивал, он так и стоял с девчонкой в охапку.

Я подошел и ее из капральских рук вынул.

Говорю:

- Теперь уходи.

Капрал вздрогнул. Посмотрел на меня, на пистолет, который я у парня с мешком взял. Затем быстро -- в сторону. Туда, где лошади привязаны. Я говорю:

- Нет. Пешком иди.

А когда он повернулся, я поднял пистолет и выстрелил капралу в затылок.

Я говорю: Анна-Фредерика, слушай мое завещание.

Надо было сказать: девочка моя смешная. Твоя мама отошла в мир иной. Я ее очень любил. Но ты не волнуйся. Ангелы на небесах ее очень ждали. Они там сидят в белых одеяниях и играют на арфах. А Верена смотрит на них и улыбается...

И тому подобную чушь.

Я сказал: морковка, нашу маму убили. И я этих уродов собираюсь похоронить.

Такой вот, блять, не романтичный.

Пришлось их утрамбовывать. Потому что яма было на меня одного, а их целых четыре. Но я справился.

Встал сверху и прыгал, пока не влезли.

Потом укладывал дерн кусками, а когда его не стало хватать, накидал веток. Теперь лежат, как в берлоге. Потом я сел на землю и сказал:

- Сил моих больше нет.

Долго сидел. Потом встал и пошел к морковке.

2

Это еще ничего. Совсем голодная, она хуже. Откроет рот и вопит. Я ее поднимаю, а она плотная, как комок глины. И пальцами не разомнешь. Маленькая и красная, словно обварившийся гном.

Я говорю:

- У вас молоко есть?

Она смотрит на морковку, а та продолжает хныкать. Женщина говорит:

- Ты солдат?

Я говорю:

- Нет.

Она вздохнула и говорит:

- Заходите. Есть у меня молоко. И перекусить что-нибудь найдется.

Я привязал коня, вошел в дом и сел на лавку. И чувствую: сил подняться нет совсем. Она говорит: