Алексей Витковский

Выбор воина

ТЕБЕ…

ВЕЛЕСОВЫЙ МЕД

Врат-листодер(1) плеснул листвой,выказывая власть.В стремнину света существо-планета понеслась!Коловоротами страстей,где птица Жар поет,а стража славна даже тем,что сквашивает мед,рождая солнце за дождем,размытым на лице…Спроси себя: чего мы ждем,пока имеем цель?!Стезею Прави проявипереворот босой…Какая пресна без любви,когда мы любим соль!На уродившуюся рожьщепоткою простойсажать в языческий балдежза хлебосольный стол.Пускай растет ветвями – в дом,корнями – в небеса,пока, видением ведом,раскручиваешь Сам —Тугой светящийся клубок, —Тропинку через лес…Брось мысли в небо. Там – не бог,и, сказано, – не бес,вращая триединство дня,дал голос всем, кто гол,и диким трением поднялиз дерева огонь!И доля идолов его —огнища вещий зов,да кладенец над головойузорами азов!Звеня у крепостной черты,на знамени воздев,Мечты, а значит – Меч и Ты вПеруновой грозе!Дмитрий Горячев.

1

ПРОЛОГ

Сурова земля Скандии. Путнику, идущему на северо-запад, преграждают путь быстрые холодные реки, текущие сквозь густые леса, населенные дикими зверями. Непроходимые мрачные болота заступают ему дорогу. Но если путник упорен и его стремление к цели велико, то он преодолеет все эти преграды… Чтобы столкнуться с самой сложной из них. Вдоль побережья Скандии тянется огромный горный хребет. Его заснеженные вершины купаются в тучах, его склоны круты, а перевалы опасны. Отроги хребта спускаются прямо к морю, обрываясь в холодную воду скальными уступами чудовищной высоты. Волны беснуются под ними, стараясь прогрызть основание скал, но скалы растут и с каждым столетием берега Скандии все выше возносят над седыми волнами свои несокрушимые утесы. Очертания берегов здесь прихотливо изрезаны морем и льдами…

Трудно путнику выйти к побережью. Перевалы почти непроходимы даже летом, а зимой… Зимой они смертельно опасны. И редкий удалец рискнет совершить такую попытку…

Сурова земля Скандии. Но еще суровее – люди, населяющие эту землю. Не вдруг и ответишь – чего больше приходится опасаться путнику. Слепого буйства стихий или людской ненависти и коварства…

Путников было двое. Они легко бежали на широких лыжах, отталкиваясь от плотного наста короткими копьями. Снежная пыль вихрилась за ними, засыпая и без того едва заметную лыжню. За спинами людей были приторочены объемистые мешки, ножны с мечами, а у одного из путников еще и лук со стрелами. Бороды и усы лыжников покрывал иней, но теплые меховые куртки и шапки берегли людей от холода…

Они бежали так уже давно. Бежали ровно и неутомимо. Им нужно было до весны успеть перебраться через горы, обойти стороной владения свирепых халогаландских ярлов и доставить Эорвис, жене хевдинга Стурлауга Трудолюбивого, срочное сообщение. По дороге вестники охотились, благо в лесах, несмотря на зиму, было много зверей и птиц. Иногда путники заходили в селения феннов, попадавшиеся на пути, чтобы купить хлеба и узнать новости. Угрюмые фенны неплохо принимали чужеземцев, ведь те были норманны, а не свей2 – извечные враги феннов. Один раз вестников все же попытались ограбить, польстившись на серебро, которым они расплачивались. Но путники отбились и ушли в леса. Оба они были опытными воинами, а тот, что с луком, Гюльви Сорвиголова, даже командовал десятком в хирде Стурлауга. Второго звали Видбьёрн Косматый. Он славился своим умением читать следы и прокрадываться незамеченным в стан врага…

Воины бежали все дальше и дальше. Горы вставали им навстречу исполинской крепостной стеной, выставив перед собой ополчение укрытых снегом темных лесов. Воины спешили – время утекало, как вино из опрокинутой чаши. Их товарищи, оставшиеся зимовать в далекой земле, были в опасности. И чем ближе весна, тем больше становилась опасность.

– Как думаешь, Гюльви, почему Стурлауг считает, что этот рус Ольбард опаснее халогаландцев?

Костер трещит, швыряя в ночное небо пригоршни искр.

– Разве ты малое дитя, Косматый? Халогаландцы даже не знают о том, что мы вернемся весной. Они не знают, как мало у хевдинга воинов и как много добычи. А Ольбард знает. Его хирд велик, а люди жаждут мести… Он видел, какая с нами добыча! А большой хирд – это много золота для хирдманов… Не удивлюсь, если узнаю: не случайно проснулся тогда славянин, что поднял сполох. Может, русы с самого начала хотели нас ограбить…

Оба воина хорошо помнили крик, разорвавший сонную темноту на дальнем зимовье, где спали вповалку хмельные после совместного пира норманны и русы. Как вспыхнул очаг и багровые сполохи отразились в кровавых лужах. Как дико выли умирающие, а холодная сталь выпивала души друзей и врагов. Как вцеплялись друг другу в глотки те, кто вчера поднимал чаши за здоровье и удачу. Как тесно было в воздухе от мечей…

Видбьёрн покачал головой:

– Не хочу я в это верить, Гюльви. Что-то должно быть святое в человеке… Что, если не дружба? Ведь они были друзьями – наш Ингольвсон и этот Ольбард! Неужели…

– Что значит для этих русов дружба по сравнению с богатой добычей?! Ты хороший человек и храбрый воин, но твоя вера делает тебя наивным. Твой Бог говорит, что все люди по своей природе добры, но их смущает дьявол. Но это не так! Мир жесток, а люди свирепы и алчны. И если у них есть возможность предать – они предадут. Верить можно только своим, побратимам. И больше никому в целом свете…

И снова вестники бежали навстречу горным вершинам. Те становились все ближе и ближе. Уже начинали редеть леса. Черные скалы выпирали из-под снега своими обветренными лбами. И близился перевал…

Часть первая

ЯСЕНЬ БИТВЫ(3)

Глава 1

Корабли

«Что ты видишь во взоре моем,В этом бледно-мерцающем взоре?»– «Я в нем вижу глубокое мореС потонувшим большим кораблем.Тот корабль… величавей, смелееНе видали над бездной морской.Колыхались высокие реи,Трепетала вода за кормой.И летучие странные рыбыПокидали подводный пределИ бросали на воздух изгибыИзумрудно блистающих тел…»Николай Гумилев

3

– Эге-е-ей!

Крик летит над водой, цепляясь за гребни волн. Волны качают корабли. Широкие паруса наполнены ветром.

– Эге-ге-е-е-ей! На «Пардусе»! Как вы там!

– Хорошо-о!!! – Ветер относит слова в сторону, и они, как птицы, несутся над морем, чтобы исчезнуть вдали. Корабли выходят в Баренцево море, которое здесь называют Студеным. Семь парусов крыльями огромных чаек распростерлись над седыми волнами. Одна чайка – цвета зари. Это «Пардус», – на нем главным Василько. Другая – с солнечным знаком на крыле – «Змиулан». Там Ольбард и Диармайд. Третья – с полосатым парусом – «Волк». Там Буривой, сын Ольбарда…

Сашка Савинов стоит на корме своей лодьи и смотрит назад. Туда, где пляшут на волнах еще три паруса. Пестрый – «Кречета», белый с синим – «Велета», и красный с желтым узором – «Тура». На последнем – побратим Храбр. Его, Сашки, лодья зовется «Медведем». Она тяжелее остальных, а в носу и корме ее установлены метательные машины. Пороки, как здесь говорят.

– Эге-ей! На «Медведе»! Олекса! Как у вас!

Сашка складывает ладони «рупором».

– Хорошо-о! – кричит он. Здесь Савинова зовут Олексой Медведковичем. Его голова выбрита, оставлен только длинный чуб посередине, и его треплет холодный ветер. Ольбард собственноручно сбрил Сашкину шевелюру, посвящая его в вожди. Князь Ольбард…

Год назад где-то в этих местах бесчувственное тело Савинова рухнуло в воду рядом с бортом «Змиулана». Варяги-русы спасли его и приняли в свою дружину. Спасли человека, неведомо как покинувшего свое время, летчика, погибшего в Великой Войне. И он, Герой Советского Союза Александр Савинов, стал одним из них, Олексой Медведковичем. Сначала воином, а потом и вождем. Сейчас на его лодье семь десятков бойцов. Из них пять десятков – его личная дружина. Здесь, в прошлом, которое стало для Сашки настоящим, он нашел свою любовь и дом. Но нет-нет и всплывают в памяти рев мотора и содрогание машины в миг, когда пальцы давят на гашетки и пушки изрыгают пламя. Вспыхивает круговерть воздушного боя и черные кресты на угловатых консолях «Мессершмитта». И лица друзей, которых он больше никогда не увидит… Чем кончилась та война?

Волна ударила в борт. Соленые брызги коснулись щеки. «Теперь у тебя другая война, Сашка».

Они шли требовать ответа за кровь погибших побратимов. Почти пять сотен мечей в дружине Ольбарда. Жди нас, Стурлауг Ингольвсон! Мы идем!

…Из-под бортов с треском вылетели подпорки. Заскрипели катки, принимая на себя вес могучего тела «Рыси». Хирдманы дружно заорали, упираясь плечами в нос корабля. Тот медленно двинулся, величаво выплыл из ворот корабельного сарая и, уже быстрее, заскользил вниз по пологому склону к воде. Волны вспенились, приняв на свои спины грозный шнеккер4. Борта цвета подсохшей крови, гордо изогнутый нос, увенчанный вырезанной из твердого дуба головой лесной кошки. Не корабль – творение человека, а хищный зверь, живой и прекрасный…

Стурлауг смотрел, как воины готовят «Рысь» к походу. Как ставят мачту, поднимают рей с парусом, вывешивают на борта щиты. Как таскают из зимовья заготовленные за зиму припасы, укладывают добычу, оружие, доспехи. Вот понесли мехи с пресной водой…