Дмитрий Вересов

Завещание ворона

(Черный Ворон-6)

Рас — стояние: версты, мили...

Нас рас — ставили, рас — садили...

По трущобам земных широт

Рассовали нас как сирот.

Глава первая

Кусала бы локти, если бы дотянулась

(июнь 1995, Колорадо)

Миссис Сесиль Вилаи, в девичестве Дерьян, глубоко вздохнула.

— И все-таки, я не знаю... Мы ведь раньше полуночи не вернемся. Оставить детей на целый вечер... Лучше поезжай один.

Крис даже ответить не успел, как волна детского протеста обрушилась словесным потоком на их чуткие, родительские уши.

— Но, мамочка, ты же обещала, сама нас учила, что обещания надо выполнять.

— Мамочка, не беспокойся, все будет хорошо, мы с Дейвом будем строить железную дорогу, а Джуди — рисовать.

— А Кончита лазогреет нам ужин в микловолновке!

— А мы поможем ей выкупать и уложить Джимми.

— И посуду сами помоем...

— И ровно в десять ляжем спать.

— В полдесятого! И не забудем почистить зубы...

— И проветрить спальню...

— И помолиться пелед сном...

«И на мордашках — ни тени лукавства, — усмехнулась про себя Сесиль. — Глаза правдивы и невинны — можно подумать, прямо ангелочки...» Мать четверых детей, которую не проведешь их хитростями, переводила взгляд с одного на другого. Чистенькие, здоровенькие, благовоспитанные до кончиков ногтей, до оттопыренных ушек первенца Дейва, до розового проборчика умницы Заки, до аккуратно причесанных каштановых кудряшек очаровашки Джуди... Сесиль перехватила гордый взгляд мужа и сразу поняла, о чем он сейчас думает... Да, Крис, да, дорогой, разумеется, именно из таких детей получатся настоящие люди будущего, люди двадцать первого века. Воспитанные в атмосфере строгой любви и разумной дисциплины, взаимного уважения и ответственности за ближнего, в доме, где более не властвует грех, и абсолютно неприемлемы ложь и сквернословие, где каждый стремится удаляться от духовной распущенности, где нет и не может быть праздности, а табак, алкоголь, кофе, чай — это, если уж называть вещи своими именами, то самое непотребство, о котором и говорится в апостольском учении... Ей давно уже не составляло ни малейшего труда читать мысли своего обожаемого супруга.

— Дорогая, дети абсолютно правы. Мы же дали слово Аланне и Алексу. К тому же, вспомни, с самого рождения Джимми ты выезжала из дома только в Собрание, в магазин, к доктору и в фитнес-центр. Конечно, ждать полноценного, «отдатливого» общения, как с братьями, не стоит. — Крис взял ее руку и прижал ладонью к своей груди. — Но ведь каждый день Бог посылает нас, как агнцев среди волков и...

Голос его звучал все выше и убедительней, но Сесиль уже не слушала мужа. Перед ее мысленным взором отчетливо предстала чашка горячего, крепкого эспрессо, рядом — дымящаяся в пепельнице сигарета и коньячный бокал, на донышке которого призывно плещется... непотребство!!!

— Да, муж, ты как всегда прав. Едем.

Она осторожно высвободила свою руку и поспешила наверх переодеваться.

Покорная жена и добропорядочная мать, Сесиль будто слышала, что ее муж сейчас уже молится, в благодарении Создателю за нее, которая в эту минуту не хочет, до чертей собачьих не хочет присоединиться к его молению искренне и смиренно. Потому что ему не объяснишь, что «все человеку можно, но не все полезно, что все человеку дозволено, но ничто не должно обладать им». Вверни она ему эти слова в каком-нибудь разговоре — головоломка Святого Петра поставила бы его в тупик, хотя Крис наверняка наизусть знает их... с Библией в руках.

— Черт! — с хрустом оторвалась пуговица на манишке. — Вот дерьмо!

Блуза разошлась на груди и Сесиль, сжав кулачки, зло уставилась в стойку гардероба.

— Сесиль, дорогая!.. Чмок-чмок... Сколько же мы не виделись? Прекрасно выглядишь...

Ответить на сладкую ложь Сесиль сумела лишь натянутой улыбкой. Четверо детей и месячная задержка, фигуру, мягко говоря, не усовершенствовали. Никакие сауны, массажи, диеты, пробежки и гимнастики не сумели поспособствовать обретению былой изящности. Сама себе Сесиль напоминала теперь глупый шарик на очаровательных туфельках. Ножек даже не видно. Слава Богу, еще не вылезли пигментные пятна — неизбежные спутники ее перманентной беременности.

В сравнении с ней Аланна казалась Дианой-охотницей, а Таня Розен — вообще Венерой Милосской. И это было особенно несправедливо — Аланна, по крайней мере, бездетна, природные обстоятельства не мешают ей сохранить девичью стройность до глубокой старости, а вот у Тани у самой трое, причем младший всего на два года старше Джимми.

— Стаканчик вина? Отличное калифорнийское... Ой, прости, я и забыла... Тогда сока?

— Можно и сока, — понуро согласилась Сесиль и подставила стакан.

В саду за домиком супругов Кайф было прохладно и очень уютно. Дамы сидели на плетеных стульчиках вокруг садового стола, поставленного под старой, раскидистой грушей, а мужчины колдовали над жаровней, где вместо привычных сосисок-гриль изготовлялось мясо, нанизанное на металлические прутья. Сесиль вспомнила, что у арабов это блюдо называется шиш-кабоб, а в России как-то иначе, кажется, шешлик... «Надо же, начисто забыла русский язык, а скоро начну забывать и родной французский...»

— Нет, по работе не скучаю, слишком много дел по дому... А вы заглядывали бы. Кстати, через две недели моей Джуди исполняется пять, я всех приглашаю. Таня, тебя, разумеется, с малышами. Устроим детский праздник... Ой, прости, я и забыла, что вы все должны быть в Ленинграде... в Петербурге.

— Может быть, к тому времени и вернемся... Жаль, ты не сможешь полететь с нами, — проговорила Таня медленно, со смешным акцентом, чем-то напоминавшим французский.

— А мне не жаль... Я, конечно, понимаю, это твоя родина, и все такое, но лично у меня с этим городом, да и с этой страной, никаких приятных воспоминаний не связано, это вообще не место для нормальных людей.

Таня Розен прихлебнула вина и усмехнулась.

— Стало быть, нас ты нормальными не считаешь?

— Но вы-то живете здесь... Как-то, когда Нил, мой бывший, вконец извел меня очередным приступом ностальгии... я, помнится, говорила, что он у меня тоже был русский... Так вот, я ему посоветовала вернуться и пожить там с полгодика, желательно без французского паспорта, без валюты, без обратного билета. Это навсегда излечило бы его от тоски по родине...

— Ну да, — вставила Аланна. — В позапрошлом году моя мама съездила на Украину и полностью излечилась.

— И что он? Воспользовался советом? — спросила Таня.

— Не знаю. И, честно говоря, знать не хочу... Да, он был чертовски красив, обаятелен и неглуп. Но без характера, без амбиций, без цели и направления в жизни. Плыл себе по течению, к тому же, слишком много пил и слишком неразборчиво трах... я хотела сказать, спал с кем попало. Думаю, либо он окончательно спился, либо состоит на содержании у какой-нибудь богатой старухи... Повторяю, мне это совсем неинтересно! Она наполнила свой опустевший стакан.

— Сесиль, это вино!

— Да?.. Ну и пусть, только не говорите Крису...

С блюдом, полным дымящегося, аппетитно пахнущего мяса подошел Алекс.

— Что ж вы, девки, приуныли, вот и наши шашлыки! — пропел он по-русски, и Сесиль сразу вспомнила правильное название этого блюда. Шашлык! Именно шашлык. А место, где подают шашлыки, называется шашлычная. В одну такую, на Лермонтовском проспекте, ее водил ее бывший... Когда еще был будущим...

— А где же остальные наши мужья? — по-английски спросила Аланна. — Почему не идут?

— Вторую порцию заряжают. И обсуждают предстоящую поездку. Наш мормон что то втолковывает Пашке насчет инвестиционных рисков. — Алекс плюхнулся на свободный стул, извлек из-под отворота рукава мятую пачку «Мальборо», эффектно чиркнул спичкой об ноготь. Настоящий ковбой! — А вы, девочки, пока раскладывайте и разливайте.

— Знаешь, дорогой, засунь свой мужской шовинизм себе в задницу и обслужи себя сам.

Аланна хрипло рассмеялась. Алекс надулся.

— Не вредничай, — примирительно сказала Таня Розен, положила несколько сочных кусков на тарелку и придвинула Алексу. — В конце концов, мужчины все это приготовили.

— Хотя бы не кури за столом, — нашла асимметричный ответ Аланна. — Сесиль не переносит дыма.

— Нитшево, — вспомнила Сесиль еще одно русское слово, но тут же вернулась к английскому: — Главное, чтобы Крис не видел. Он так печется о моем здоровье, бедняжка.

Но Крис был поглощен беседой с Полем Розеном и не заметил, ни как Алекс Кайф — в прошлой жизни Шурка Неприятных — бессовестно обкуривал его дорогую Сесиль, ни как она сама, греховодница, в нарушение заповедей единственно истинной церкви Святых последних дней, украдкой осушила еще один стакан вина...

Потом все ели шашлыки и смеялись, потом Поль принес гитару, и Таня запела, а Аланна, по просьбе Криса, шепотом переводила ему:

— Мама, тебе не следует шить мне длинное красное платье...

Вечерело, с гор повеяло холодом, все перешли в гостиную, Аланна сварила глинтвейн и кофе, а для Криса с Сесиль — фруктовый отвар.

Однако вечеринке не суждено было закончиться мирно.

С противоположных сторон к дому Кайфов одновременно подкатили две машины. Из сине-желтого городского такси выбрался старый профессор Вилаи, отец Криса, а из черного джипа — похожий на борца-тяжеловеса громила в дорогом вечернем костюме. Аланна представила его, как своего старшего брата Кевина.

Облобызавшись со всеми на европейский манер, профессор взял Поля Розена под локоток, и они погрузились в какую-то высоконаучную дискуссию, то и дело прикладываясь к объемистым кружкам с глинтвейном. Кевин же принялся развлекать народ светской беседой.

— Сестренка всегда была из нас самая башковитая. Еще в младших классах на всех конкурсах призы брала, и кличка у нее была — Полли-колледж. А уж серьезная — ни свиданок, ни танцулек, матушка ей, бывало, даже выговаривала за это: мол, так в девках и помрешь. Честно говоря, со временем мы все так стали думать, а она, поди ж ты, такого волосатика оторвала. Ну что, академик, это там у вас не виски часом?