Лев Аскеров

Растрелянный дважды

— Милая, меня не казнят. Москва не сдаст. Кроме того, вспомни, что я рассказывал тебе, — крепко обняв жену, прошептал он.

Серые глаза его светились озорным смехом. Ничего так гипнотически на нее не действовало, как эти глаза. Она им верила больше, чем какой-то мифической Москве её большевикам и мерзкому начальнику тюрьмы, прошипевшему: «Иди, прощайся с мужем…»

И еще она верила в то, что с Рихардом произошло в детстве.

…Однажды на бакинских промыслах близ Сабунчей, прямо посреди вышек люди увидели цыганские шатры. «Пришел табор… Жди убийств и воровства», — ворчали обуянные страхом обыватели. Детям строго-настрого запрещалось не то что заговаривать, даже подходить к цыганам. И вот Рихард на спор с такими же, как и он, пятнадцатилетними сверстниками пошел к кострам грозных пришельцев. И там старая цыганка гадала ему: «Ты станешь военным, — шамкала она, — тебя дважды будут убивать, но, вопреки всему, ты жить будешь очень долго».

…Пролетели годы. И в ночь на 20 января 1990 года по центру оледеневшего от ужаса Баку, под канонаду флотских пушек и визг трассирующих пуль шла, лязгая гусеницами, колонна танков. На их бортах мерцали красные звезды, а у башен, с автоматами наперевес — стояли бравые советские солдаты.

— Замыкающий! — раздалось в наушниках командира последней машины. — Смотри налево. Там вокруг какого-то памятника куча черножопых. Пальни по ним!

И они пальнули…

— Кто-нибудь сбегайте, гляньте — что это за надгробье, — приказал командир. — Может, заодно снесем и его.

И спрыгнул один из них. И переступив через тела убитых, засветил фонарь. И глянуло на него могильной чернотой каменное лицо незнакомца… «Благодарные земляки, — читая, кричал он в грохочущую ночь, — Герою Советского Союза Рихарду Зорге».

По каменному челу, прошитому свинцовой строчкой пуль, стекала — как собственная — кровь вновь расстрелянного легендарного Зорге.