Игорю,

без которого ни одна моя история

не была бы дописана.

«Водяная лилия – очаровательная

и нежная белая кувшинка – не

что иное, как знаменитая сказочная

одолень-трава» (с)

Берко склонился над прозрачной речной водой, позвал негромко:

– Черет!

Огляделся. Там, где прибрежные заросли уступали место свободному потоку, из реки показалась светловолосая голова. Щуплый мальчишка по-лягушачьи подплыл к берегу. Через миг они уже сидели рядом. И поглядывали друг на друга со сдержанным любопытством.

– Ты давно не приходил... – наконец вопросительно начал Черет.

– Отец брал меня с собой – за медом. Далеко. Мы с ним искали «пчелиные» деревья, обкуривали дымом, – степенно пояснил Берко, наблюдая, как у приятеля брови начинают ползти вверх.

И что за существо этот Черет? Понятно, водовик – не человек. Берко привык считать его сверстником, но не переставал удивляться, с какой беззастенчивой легкостью тот выказывает свои чувства. Ну, нельзя же так. Все знают, что мужчине пристала сдержанность. Это девчонкам можно без стеснения плакать, смеяться или таращить от удивления глаза. Хотя – Берко только сейчас пришло в голову – характер Черета такой именно от внешности? Она у него – самая что ни на есть девчоночья: волосы густые, ресницы длинные, а глаза прозрачные-прозрачные... Правда, рот некрасивый – тонкогубый, широкий. Говорят, люди с тонкими губами – коварные и злые. Но, может быть, у водяного народа все по-другому?

Берко вспомнилось, как прошлым летом он нашел Черета в сухой, поросшей колючей травой лощине. Поначалу принял за мальчишку, заблудившегося и погибающего от жажды: лето выдалось засушливым, все ручьи кругом пересохли. Вот и лощина, в которой лежал обессиленный Черет, стояла сухой, хотя весной здесь весело бежали талые воды. Тогда у Берко не было времени на раздумья: худого, белокожего найденыша не удавалось привести в чувство. Пришлось волоком тащить безжизненное тело к реке. На берегу Берко положил спасенного у воды, приподнял голову, помогая напиться с ладони. Мальчик шевельнулся, неуклюже пополз на мелководье. Берко, как мог, старался не дать ему захлебнуться. И обмер, когда спасенный выскользнул из держащих его рук, и, растворившись, исчез на глубине. Только здесь пареньку открылось, кого на самом деле он спас. Даже боязно стало – водяные жители слыли опасными и коварными существами. Но Черет оказался другим. Через несколько дней, когда Берко поил на реке деревенских коров, маленький водовик окликнул его. С тех пор они часто виделись. Хотя спаситель так и не добился ответа, что приятель делал так далеко от воды. От вопросов Черет хмурился и неохотно отвечал: «Нужно было».

Рассказывать о своих делах интересно, но слушать о жизни Черета нравилось Берко куда больше, поэтому он спросил:

– А у тебя что новенького?

– Я опять проглотил семена одолень-травы, – Черет сжал тонкие губы. Поглядел с тоской на воду.

– Как это?

– Не знаешь, что такое одолень-трава?

Водовик махнул рукой в сторону противоположного берега, где в тихой заводи покачивались на воде крупные белые цветы.

– Знаю, конечно, – протянул Берко, который удивился совсем другому. – Кто же не видел ее цветов. Девушки всегда своих парней подбивают: «Сплавай, добудь цветок одолень-травы». А старшие носят из нее оберег. Деда у меня одолень-трава спасла – вывела к воде от лесного пожара. Он уже не чаял, что спасется...

– Да, она защищает вас, людей. А таким, как я, не вредит и не помогает. Если не поглотишь случайно ее семена. Только... до моего рождения это случалось так редко, – Черет замялся и неохотно, будто размышляя вслух, продолжил: – Никто меня не предупредил. Да если бы и предупредили... Это для меня проглотить одолень-траву – несчастье, остальным-то все равно.

– Зачем вообще ее глотать? – удивился мальчишка. – Что она – в рот тебе лезет?

– Именно, что лезет, – насупился собеседник. – Другие живут и горя не знают. А я который раз... И теперь одолень-трава будет расти у меня внутри. Пока не заполнит мое тело от макушки до пяток. Тогда придется ее отдать...

– Кому? – неизвестно отчего встревожился Берко.

– Любому, кто подвернется. Можно роднику – и его вода станет либо живой, либо мертвой. Можно человеку – и он научится тому, чего раньше не знал. Только людям плохо ее отдавать. Я уже пробовал, у вас от этого сплошные несчастья... Мне даже посоветоваться не с кем: у водяного народа не принято людей жалеть. Для них вы – суетливы, как водомерки. И так же недолговечны. Только я не хочу людям вредить.

– А... что ты отдавал? Что получает человек, которому ты одолень-траву передашь? И как ты это проделываешь?

Черет задумался, лицо словно затуманилось. Но мигом прояснилось:

– Передать легче легкого: вошел прохожий в воду, я до него незаметно дотронулся – и перетекла одолень-трава, свилась в человеке тугим клубочком. Тот и не узнает, что с ним случилось. А что я передаю?.. Наверное, умение. Только какое – я сам не знаю, пока до кого-нибудь не дотронусь. Может быть, все зависит от человека? Например, один путник научился отыскивать клады...

– И что? – Берко с легкой завистью подумал, что и сам не отказался бы разбогатеть.

– Сначала он нашел в лесу монеты, старый-престарый клад, зарытый разбойниками. Обрадовался. А потом решил отправиться туда... где много людей... очень много, – приятель запнулся, подбирая нужное слово.

– Слобода? Городище? – подсказал Берко. – Погоди, а как ты узнал, куда он пошел, если оставался в реке?

Глаза Черета блеснули – словно отразившийся на волнах лучик солнца:

– А проточная вода на что? Стоило ему глотнуть проточной воды, и я узнавал, что с ним происходит. Только... – он разом поскучнел: – ничего хорошего с ним больше не случилось. Какие-то люди... заперли его в темноте.

– В темнице?

– Наверное. Выпускали только отыскать новый клад. И опять запирали. Я слышал, как день за днем он проклинает свое умение. А потом... я перестал его слышать. Как думаешь, он освободился?.. Или умер?

Берко неопределенно пожал плечами, не желая огорчать приятеля. Кто ж его знает, что там случилось? Черет понял – прерывисто вздохнул:

– Я ведь пытался попасть к нему, чем-нибудь помочь. Только в сторону этого... городища не текут ни речка, ни ручей. А посуху мне туда не добраться, – он опять умолк, продолжил чуть слышно:

– Человека я не спас, и сам бы пропал, если бы ты не нашел меня... Это ему, последнему, я передал одолень-траву. А с другими людьми, теми, что были до него, получалось еще хуже. Одна женщина, она была знахаркой. И вроде ее одолень-трава могла бы научить чему-то хорошему. Например, поведать ей о тайной силе трав. А в женщине открылся дар предсказывать судьбы...

Черет вдруг заторопился, забормотал, проглатывая слова:

– Только люди боятся что хороших, что дурных предсказаний... И вот она... То есть они... собрались... Но я же не нарочно!

– И что... случилось с той женщиной? – Берко тоже побаивался ведуний. Даже знахарки стараются селиться особняком, ведь их частенько обвиняют в случившихся несчастьях. А уж ведуньи...

– Умерла... – мрачный голос водовика говорил о многом.

Черет понурился, прибавил:

– Так что нельзя одолень-траву людям отдавать. Им от этого хуже становится. А если не отдам, мне плохо будет.

Они помолчали, думая каждый о своем. Болтали в воде ногами. Смотрели на высокие стебли черета, от которого приятель Берко получил свое имя.

– А если все-таки поговорить... с кем-то из твоих? – предложил мальчишка. – С самой близкой родней. Есть кто у тебя – мать, отец?

– У нас каждый – сам по себе, – грустно улыбнулся Черет. – А мать – река. Но она не подскажет, только пожалеет, что глупый и маленький.

* * *

Всадников было много – как пальцев на четырех руках. Впереди на белом жеребце ехал крупный хмурый человек в богатых, отороченных куницей плаще и шапке. Носки его красных юфтяных сапог были продеты в серебряные стремена. На шее поблескивала золотая гривна. За ним на разномастных лошадях следовали вооруженные копьями воины в кольчугах и шлемах.

Увидев таких гостей, отец, всегда спокойный, громко охнул:

– Сам наместник пожаловал.

Берко, только что вернувшийся из леса, замер посреди двора, испуганно разглядывая приезжих. Предводитель отряда поймал его взгляд, и мальчик заледенел, словно выскочил голым на мороз. Не спуская с него глаз, всадник потянул повод: конь, фыркнув, остановился. Затем, не дав сбежавшимся крестьянам опомниться, гость задал вопрос. Тихо, но услышали все:

– Селяне, когда долг будете отдавать?

Отец Берко сглотнул:

– Осенью договаривались...

– Сейчас вернете, – перебил наместник. – Вот его отдашь.

Он указал плетью на Берко. И, когда отец растерянно заморгал, поторопил:

– Слова подсказать? Повторяй за мной: «Наместник Стригур отныне для тебя отец и мать».

Это была служба. Вечная. Мальчик с отчаянием посмотрел на родителя. Потому что – как же дом, сестры, лес, привычная жизнь, Черет? Его заколотило.

Отец опустил глаза, сказал ровно:

– Мой сын Берко, отныне наместник Стригур для тебя отец и мать.

Все. Незваный гость развернул коня. Кто-то из воинов подъехал, подхватил парнишку, как куль. Он не сопротивлялся. Он вообще не понимал, что происходит. Очнулся уже на знакомом берегу, у зарослей черета. Его спустили на землю, и наместник, тоже покинувший седло, приказал:

– Зови!

– Кого? – удивился Берко. И тут же получил по уху. Голова мотнулась, паренек отступил на шаг. И сообразил, кого ему приказывают вызвать. «Откуда он знает?» – подумалось с удивлением и обидой.

– Хочешь еще получить? – холодно поинтересовался Стригур.