I

Петер Нья вышел с сестрой из кино. После душного кинозала, где воняло еще не просохшей краской, приятно было вдыхать свежий, чуть пахнущий лимоном ночной воздух. Показали глубоко безнравственный мультфильм, и Петер Нья был так разъярен, что стал размахивать курткой и нанес телесное повреждение одной пожилой, еще совсем не тронутой даме. Людей на улице опережали запахи. От света фонарей, фар машин и огней кинотеатров слегка рябило в глазах. Толпа запрудила боковые улочки, и Петер с сестрой свернули к Фоли-Бержер. В каждом втором доме – бар, перед каждым баром – по паре девиц.

– Сплошь сифилитички, – пробурчал Нья.

– Неужели все? – спросила сестра.

– Все, – заверил Нья, – я вижу их в больнице. Иногда они предлагают себя: мол, они уже выздоровели.

Сестра поежилась:

– А как они это определяют?

– Они считают, что вылечились, когда реакция Вассермана становится наконец отрицательной, но это еще ни о чем не говорит.

– Видно, мужчины не очень-то разборчивы, – сказала сестра.

Они повернули направо, потом сразу налево; из-под тротуара доносилось мяуканье, и они остановились посмотреть, в чем дело.

II

Сначала коту вовсе не хотелось драться, но каждые десять минут петух пронзительно орал. Петух этот принадлежал даме со второго этажа. Его откармливали, чтобы съесть, когда придет время. По праздникам евреи всегда едят кур, у них губа не дура, что и говорить. А у кота петух уже в печенках сидел; если бы еще он просто забавлялся, так нет, ходит на двух ногах и воображает о себе невесть что.

– Получай? – крикнул кот и как следует заехал ему лапой по голове.

События разворачивались на подоконнике у консьержки. Петух вообще-то драться не любил, но туг ведь дело чести… Он взревел и принялся обрабатывать клювом кошачьи бока.

– Сволочь, – возмутился кот, – что я тебе, какое-нибудь жесткокрылое?.. Ты у меня запоешь по-другому?..

Бах! Удар головой в куриную грудь петуха. Ну и скотина этот петух! Еще раз клюнул кота в позвоночник, а потом в крестец.

– Посмотрим, кто кого! – воскликнул кот и вцепился петуху в горло, но чуть не подавился перьями, и тут петух влепил ему два прямых крылом, и кот, не успев опомниться, покатился на тротуар. Прошел человек. Наступил коту на хвост. Кот подпрыгнул, упал на мостовую и, отскочив от мчащегося велосипеда, установил, что глубина канализационного колодца около метра шестидесяти, что на расстоянии метра двадцати от земли есть уступ, но что колодец очень узок и полон нечистот.

III

– Это кот, – сказал Петер Нья.

Вряд ли какой-то другой зверь стал бы так коварно подражать крикам кота, обычно называемым по принципу ономатопеи мяуканьем.

– Как он туда свалился?

– Это все из-за чертова петуха в сообществе с велосипедом, – пояснил кот.

– Вы первый начали? – спросила сестра Петера Нья.

– Вовсе нет, – ответил кот. – Он сам меня вынудил своими бесконечными воплями, ведь знает, что я этого не перевариваю.

– Не надо на него сердиться, – сказал Петер Нья. – Ему скоро перережут горло.

– И поделом, – сказал кот, злорадно ухмыляясь.

– Нехорошо радоваться несчастью ближнего, – сказал Петер Нья.

– Вот еще, – возразил кот, – ведь я и сам попал в переплет. – И он горько заплакал.

– Мужайтесь! – строго сказала сестра Петера Нья. – Вы не первый кот, которому довелось свалиться в люк.

– Да плевать я хотел на других, – проворчал кот и добавил: – Может, вы попробуете вытащить меня отсюда?

– Конечно, попробуем, – сказала сестра Петера Нья, – но если вы снова начнете драться с петухом, так не стоит и стараться.

– О! Я оставлю петуха в покое! – сказал кот равнодушным тоном. – Он свое получил.

Из комнаты консьержки донесся радостный вопль петуха. К счастью, кот его не услышал. Петер Нья размотал шарф и лег на живот посреди улицы.

Вся эта суматоха привлекла внимание прохожих, и вокруг люка собралась толпа. Здесь была проститутка в меховой шубе, из-под которой виднелось плиссированное розовое платье. От нее чертовски приятно пахло. С ней были два американских солдата, по одному с каждой стороны. У того, что справа, не было видно левой руки, и у того, что слева, – тоже, но он был левшой. Были здесь также консьержка из дома напротив, судомойка из соседнего бистро, два сутенера в мягких шляпах, еще одна консьержка и старая кошатница.

– Какой ужас! – сказала проститутка. – Бедное животное, я не могу этого видеть.

И она закрыла лицо руками. Один из сутенеров предупредительно протянул ей газету с шапкой: "Дрезден разрушен до основания, около ста двадцати тысяч убитых".

– Люди-то ладно, меня это не трогает, – сказала, прочитав заголовок, старая кошатница, – но я не могу видеть, как страдает животное.

– Животное! – возмутился кот. – Сами вы животное!

Но пока только Петер Нья, его сестра и американцы понимали кота, потому что он говорил с сильным английским акцентом, который у американцев вызывал отвращение.

– The shit with this limey cat!1 – сказал тот, что

повыше. – What about a drink somewhere?2

– Да, дорогой, – сказала шлюха. – Его, безусловно, оттуда вытащат.

– Сомневаюсь, – сказал Петер Нья, поднимаясь, – у меня слишком короткий шарф, и он не сможет за него уцепиться.

– Это ужасно! – простонал хор голосов.

– Заткнитесь! – процедил кот сквозь зубы. – Дайте ему сосредоточиться.

– Ни у кого нет бечевки? – спросила сестра Петера Нья.

Бечевка нашлась, но было ясно, что коту за нее не уцепиться.

– Не годится, – сказал кот, – она проскальзывает у меня между когтей, и это очень неприятно. Попадись мне сейчас скотина петух, я бы ткнул его носом в это дерьмо. Здесь отвратительно воняет крысами.

– Бедняжка, – сказала судомойка из бистро. – От его мяуканья прямо сердце разрывается. На меня это так действует…

– Как будто ребенок плачет, даже жалостней, – заметила шлюха.

– Это слишком тяжело, я ухожу отсюда.

– To hell with this cat3, – сказал второй американец.

– Where can we sip some cognac?..4

– Ты и так перебрал, – проворчала девица. – Вы тоже несносны… Пошли, не могу больше слышать этого кота.

– О! – возмутилась прислуга из бистро. – Вы могли бы немного помочь этим господам!..

– Я бы с удовольствием! – сказала шлюха, разрыдавшись.

– Эй, потише вы там, наверху, – повторил кот. – И поторопитесь, не то я простужусь…

С противоположной стороны улицы подошел человек без шляпы, без галстука, в тапочках. Видно, вышел покурить перед сном.

– В чем дело, госпожа Пьешь? – обратился он к одной из женщин, по всей видимости консьержке.

– Бедный котик, его, видно, мальчишки сбросили в эту канаву, – вмешалась кошатница. – Ох уж эти мальчишки! Будь моя воля, я бы всех их отправила в исправительные дома до совершеннолетия.

– Петухов бы туда отправить, – откликнулся кот. – Мальчишки хоть не орут весь день напролет под тем предлогом, что, может быть, взойдет солнце…

– Я сбегаю домой, – сказал человек в тапочках. – У меня есть одна штука, которая поможет вытащить его оттуда… Подождите минутку.

– Надеюсь, он не шутит, – сказал кот. – Я начинаю понимать, почему в сточных канавах всегда застаивается вода. Попасть сюда легко, а вот обратный маневр чуточку сложнее.

– Не знаю, что и придумать, – сказал Петер Нья. – До вас никак не доберешься, уж очень место неудобное.

– Сам знаю, – ответил кот, – если бы я мог, то вылез бы и без вашей помощи.

Приближался еще один американец. Он твердо держался на ногах. Петер Нья объяснил ему, что происходит.

– Can I help you?5 – спросил американец.

– Lend me your flash-light, please6, – попросил Петер Нья.

– Oh! Yeah!..7 – сказал американец и протянул ему свой карманный фонарик.

Петер Нья снова лег на живот, и ему удалось краем глаза увидеть кота. Тот воскликнул:

– Вот, вот, посветите мне этой штуковиной… Похоже, что так что-нибудь выйдет. Она что, америкашкина?

– Да, – сказал Петер Нья. – Я вам спущу свою куртку, попробуйте за нее уцепиться.

Он снял куртку и опустил ее в канаву, держа за один рукав. Люди начинали понимать кота. Они привыкали к его акценту.

– Еще немножко, – сказал кот и подпрыгнул, чтобы уцепиться за куртку. Послышалось страшное ругательство – на этот раз на кошачьем языке. Куртка выскользнула из рук Петера Нья и исчезла в водостоке.

– Что случилось? – взволнованно спросил Петер Нья.

– А, черт побери! Я только что стукнулся башкой о какую-то штуковину. Чертовски больно!..

– А моя куртка? – поинтересовался Петер.

– I'll give you my pants8, – предложил американец и начал снимать брюки, чтобы помочь делу спасения.

Сестра Петера Нья его остановила.

– It's impossible with the coat. Won't be better with your pants9, – сказала она.

– Oh! Yeah, – согласился американец, застегивая брюки.

– Что он делает? – возмутилась шлюха. – Он в дымину пьян!.. Не давайте ему снимать штаны посреди улицы. Ну и свинья!..

Толпа вокруг все росла. Освещенная электрическим светом, дыра водостока приняла странный и зловещий вид. Кот чертыхался, и эхо его ругательств, странно усиленное, доносилось даже до последних прибывших.

– Мне бы хотелось получить назад свою куртку, – сказал Петер Нья.

Человек в тапочках протискивался сквозь толпу. Он нес длинную палку от швабры.

– Вот теперь, может, что-нибудь получится, – сказал Петер Нья.