Валерий Гусев

Розыгрыш с летальным исходом

Аннотация

Яхта «Чайка» участвует в кругосветной гонке, но неожиданно отклоняется от курса и держит путь к одному из островов в Тихом океане. Почему именно туда? Плывущие на яхте бывший чекист, бывший мент и их спутник Нильс не могут догадаться, зачем их заманили на этот остров. Он населен, аборигены приветливо встречают путешественников. Только странные какие-то эти аборигены. Почти круглые сутки пляски, пир горой, очень вольные сексуальные нравы… И особое внимание - вовсе не годящемуся для всех этих дел старику Нильсу. Похоже, в нем кроется отгадка. Но какая? А когда бывший фээсбэшник Семеныч пытается сунуть нос в глубь острова, то сталкивается с хорошо поставленной, профессиональной охраной. Вот тебе и аборигены!…

– Как мы дрались! Как мы дрались!… А когда кончили драться, мы обнялись!…

Р. Мерль. Остров

ВВОДНАЯ

– Ты не обижайся, Серж, но я тебе все-таки скажу, по старой дружбе… Может, ты был неплохим ученым - не мне судить, но хорошим бизнесменом ты никогда не станешь…

– Хороший бизнесмен - это звучит… парадоксально. Даже с намеком.

– Хороший бизнесмен - это тот, кто всегда в творческом поиске…

– Где что плохо лежит…

– Вот именно! А ты таким никогда не станешь. Потому что не можешь усвоить одной простой, но очень главной истины.

– Это какую же, Витя?

– Называй меня Виктором. Я люблю, когда мне об этом напоминают. - Став депутатом Госдумы, он усвоил поучительный тон. Он имел на него право. Он говорил теперь так, будто не только взял бога за бороду, но и черта за рога. - И не двигай бровями, не пугай - твой скепсис на пустом месте.

– А твоя истина? Где она?

– Сейчас объясню. Скажи как бывший ученый: что главное в науке?

– Ты не поймешь.

– Я постараюсь. А ты постарайся не обижаться. И меня не обижай. Так что же?

– Кропотливый труд и элементы творчества.

– Вот именно! - Виктор поставил торчком указательный палец, перехваченный вросшим кольцом, как сосиска бечевкой. - Набираешь материал, накапливаешь факты, анализируешь и - бац! - делаешь открытие, так? То же и в бизнесе. Вечный поиск - внимательный и глубокий анализ - идея! Нужно неугомонной крысой шнырять по всем закоулкам - в поисках своего лакомого куска. Вынюхивать не тронутый еще никем надежный, обильный источник питания.

– Я полагаю, ты вовсе не ради этой лекции меня пригласил? Что-то разнюхал?

Виктор кивнул и довольно, сыто улыбнулся. Как кот, который еще не поймал мышку, но уже почувствовал ее будущий вкус.

– Помнишь, как мы пролетели прошлым летом с этой идиотской кокой в Тихом океане? Хорошо еще, что отделались малой кровью.

– Малой? Ты так считаешь? Конфисковали «Дефо». Погибли люди…

– Ну какие это люди? - поморщился Виктор.

– А судно?

– Да, лайнер жалко. Он нас неплохо кормил. Но у нас еще «Олигарх» остался…

– И что?

– А вот что, Серж. На эту идею меня один клиент натолкнул. Невольно, конечно. Когда мы на «Дефо» бардак свой потеряли, я организовал в лесной глуши… ну, как бы сказать… такой народный праздник. Правда, не для народа. А для его избранников.

– Что за праздник?

– Ну, такое интерактивное шоу. «Ночь на Ивана Купала». Представляешь? Раскованное до предела языческое такое гулянье. Серебристое лунное небо. Яркие костры, хороводы. Купание нагишом в ночной реке. Забавы всякие. Беготня по кустам за голыми девками с венками на распущенных волосах. Секс в охотку. С эротическими ведьмами. Седобородые колдуны с плошками, полными всякими приворотными зельями, виагрой всякой… В общем - улет! Крутое зажигалово. Такие люди у нас оттягивались!… Я уже подумывал на Украйне милой, на Лысой горе, подобное организовать - мистический секс со всякой нечистью, с атрибутикой соответственной… С хохлами уже договорился. Но тут вот один клиент, мой коллега дьяк думский, сказал мне наутро: «Здорово! И я бы, конечно, еще побегал за голыми девушками в венках, потаскал бы их за косы, но не в средней полосе, по колючим кустам». И выставил счет за порезанную осколком бутылки ногу.

– И где здесь идея? Очистить наши кусты и водоемы от битых бутылок?

– Слушай дальше… Но сначала ответь: в твоем ансамбле девицы без комплексов есть? Давалки без проблем?

– Без числа. Но не за деньги.

– Еще лучше. Слушай… Нет, ты вот что - тан-цовальщиц своих пощупай. Понял, на какой предмет? И сам подумай…

– Я подумаю… Но ведь, Виктор, чтобы развернуться, нужны большие деньги.

– Для начала кое-что есть. И кое-что у нас в Европе припрятано, в трех точках. Но это, как бы сказать, неприкосновенный запас. Только на крайний случай. Нам ведь главное - начать. А там - только успевай мешки подставлять и в сторону оттаскивать.

– Какие мешки?

– Для зеленого золота, Серж…

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Наступила ночь - настало утро. И снова ночь, и снова утро.

Времена меняются. Меняются и люди. И те и другие, к сожалению, не в лучшую сторону.

Человек, конечно, тварь. Но далеко не божия.

Да, все в мире держится на правде и добре. Это так. Только пользуются этим ложь и зло.

Ложь повсюду. Грязно и напористо, бесстрашно и чудовищно лгут о прошлом. Нагло, в глаза, лгут о настоящем. Подло и лениво лгут о будущем.

И лгут, главным образом, те, кто совсем недавно говорил правду.

Лгут, не заботясь о правдоподобии.

Лгут в Кремле, с думских трибун. Лгут шуты с эстрады и актеры со сцены и с экрана. Яростно и грязно лгут на своих страницах писатели и журналисты. Лгут все, кому за это платят. И кто-то платит всем, кто лжет.

Лгут в делах, в дружбе, в любви.

Родители лгут детям. Дети - родителям. Взаимно лгут супруги и любовники.

Не стало зазорным взять чужое, не стыдно обмануть партнера, предать друга, обидеть слабого, ударить ребенка или старика.

Ложь в частностях становится криминалом. Ложь массовая - уже идеология.

И бороться этим невозможно. Неравные силы у Лжи и Правды.

И сколько еще сможет продержаться страна на обмане, на лжи?

– Сколь угодно долго.

Это сказала Яна - видимо, последнюю фразу я произнес вслух.

Я отошел от дел, не вписался в нынешнее взаимопонимание правоохранительных органов и криминала, выпал в осадок.

Яна, моя шальная супруга, тоже потерпела очередное поражение на полях сражений российского бизнеса. Виртуозно обматерила подставивших ее партнеров, надавала злорадных пощечин конкурентам и продала все, что у нее оставалось, чтобы с ними рассчитаться, вплоть до настольного календаря в ее жалком офисе: «А на хрена он мне нужен (календарь), ведь я все равно живу вне времени». И вне пространства, я бы добавил. Если я все эти годы был злобным цепным псом, то Янка - беззаботной птахой. На какой ветке чирикает, с той и нагадить может.

Мы трезво оценили ситуацию (в ресторане, который я когда-то бескорыстно крышевал), оставили «на пока» наших врагов без наказания, а друзей без надежды на возмещение убытков и укрылись от тех и других в славной деревушке из шести дворов, по имени Пеньки, где у меня под сенью старых берез прятался не менее старый дом. Все наше имущество по приезде состояло из моего старенького, нигде не зарегистрированного пистолета, Янкиной косметички и просроченного мобильника с безнадежно севшим аккумулятором.

Но зажили мы славно. Все прошлые годы мы не раз расставались. Иногда с сожалением, а чаще со взаимным облегчением. Но вновь встречались почему-то с радостью.

Прежняя любовь обрела новый, более глубокий и заслуженный, более нежный смысл. В ней не стало меньше сердца, но появилось больше ума.

Под неукротимым Янкиным напором помолодел и наш старый дом. В нем стало спокойнее и теплее, каждый угол разве что не кошачьим мурлыканьем отзывался на обаяние красивой и по-своему любящей женщины. Перестала коптить керосиновая лампа - она теперь горела ровным стойким огоньком, освещая старые, много повидавшие до нас стены. Быстрее застучали ходики в простенке. Веселее заскворчал за печкой сверчок. И сама печь гудела ровно, щедро бросала по стенам пятна яркого света через дырки вокруг дверцы. Даже мышки, что нагло топали под полом и по потолку, присмирели.

Дом приосанился, хотелось ему перед молодой хозяйкой и самому моложе глядеться. И теперь, в ночи, он поскрипывал старыми суставами тихонько, застенчиво, будто стыдился этого скрипа, будто скрипел не от старческой немощи, а по доброте своей пытался сказать на ночь старую сказку, промурлыкать забытую песенку детства. Чтобы нам спокойнее и крепче спалось.

Но иногда мы почему-то разом просыпались за полночь, вставали. Янка набрасывала на плечи старый тулуп, зажигала лампу и приносила из холодной кухни бутылку водки. И мы сидели порой до утра, глядя друг на друга. Курили, вздыхали, улыбались и почти не разговаривали, но многое умели сказать друг другу без слов. Было что вспомнить, заново пережить, безмолвно поделиться.

В такие ночи я с особой остротой начинал чувствовать, как нам не хватало друг друга все эти годы. Даже когда мы были вместе.

К утру Янка, смачно и заразительно зевая, убирала со стола; приложив ладошку, дула в ламповое стекло, гасила робкий, но уверенный огонек. В комнате не становилось еще светло, но окна уже голубели близким рассветом. И мы ложились спать, укрываясь поверх одеяла еще и тулупом.

Спать днем - это неведомое доселе счастье. Особенно для тех, кто до этого ни одной ночи не спал без тревог.

Иногда я просыпался - то ли от щебета синиц за окном, то ли от счастья. Янка горячо дышала во сне мне в шею, и ее дыхание долго не давало мне снова уснуть.

Так медленно проходила зима. Мы жили простыми повседневными заботами, которые не обременяли, а радовали нас: дрова, готовка, вечерние посиделки у печки или ночные за столом, где уютно теплился ровным язычком огонек лампы, играя в распахнутых Янкиных глазах.