Джордж Гордон Байрон

Ирландская аватара[1]

…И Ирландия становится на колени, как под палкою слон, чтобы принять ничтожного всадника.

[ «Жизнь Куррана»,[2] т. 2, стр. 336] Не зарыта Брауншвейга умершая дочь,[3] Не свершен еще скорбный обряд похорон, А Георг уже мчится ирландцам помочь: Как жену свою, любит Ирландию он. Правда, канули в вечность былые года, Тех недолгих, но радужных лет благодать, Когда в Эрине[4] Вольность жила — и когда Не умели ирландцы ее предавать; Нынче Вольности нет: уничтожен сенат,[5] Хоть осталась сенатского замка стена, На отрепьях католика цепи звенят, Голодна и нища островная страна; Эмигрант, покидая родимый очаг, Под цепей ниспадающих тягостный звон Застывает на бреге с тоскою в очах: Жаль оставить темницу, в которой рожден! А Георг? Как невиданный Левиафан, Он всплывает, крутую волну поборов; Высылайте ж навстречу, почтив его сан, Легионы рабов и полки поваров! Вот он, юный монарх на десятке шестом, Он трилистник[6] на шляпу свою нацепил; О, когда б этим свежим зеленым листом Он не шляпу, а душу свою осенил! Если б сердце сухое могло расцвести, Если б радости цвет он из сердца исторг, Я сказал бы: «О Вольность, ирландцам прости Эту пляску в цепях, этот рабский восторг!» За ирландцев не в силах печаль побороть, Я стыжусь, что их дух так смутился и пал! Будь хоть богом Георг, — а ведь он не господь! От такого холопства и он бы бежал! Верноподданный Эрин, беги по пятам За монархом, и славя его и хваля! Нет, не так поступал твой суровый Граттан,[7] Нет, не так бы он встретил теперь короля. О Граттан! Солнце славы взошло над тобой, Сердцем прям ты и прост был, делами велик, Демосфен[8] преклонился бы перед тобой, Побежденным признал бы себя напрямик! В Риме некогда мудрый сиял Цицерон, Но не Туллий[9] один был реформы творцом, А Граттан твой, восстав из могилы времен, Был один твоего возрожденья отцом. Как Орфей, он искусством зверей укрощал, Прометеев огонь зажигал он в сердцах, Злобный голос тиранства пред ним умолкал, Гнусных чудищ порока он втаптывал в прах. Но вернемся же к деспотам вновь и к рабам. Вон он, пир средь голодных, безумство средь мук. Но к чему этот праздничный шум? Или вам Столь приятен цепей чуть ослабленных звук? Бедный Эрин! Украсивши стены дворца Мишурой позлащенной твоей нищеты, Ты напомнил мне траты банкрота-купца! Царь грядет! Но дождешься ли милостей ты? Если ж вырвешь уступку, — какой же в ней толк! С бою Вольность берут, добывают в бою: Никогда не бывало, чтоб яростный волк Отдавал добровольно добычу свою. Тварь любая живет по природе своей, Угнетать и царить — королевская роль, В том друг другу сродни властелины людей И блистательный Цезарь и жалкий король. В свой парадный мундир облачайся, Фингал,[10] Ты ж, О'Коннел,[11] таланты монарха хваля, Докажи, что напрасно народ презирал Своего новоявленного короля. О Фингал, о железе ирландских оков Не напомнил тебе твоей ленты атлас? Иль той лентой прочнее, чем толпы рабов, Прославлявших Георга, ты связан сейчас? О, давайте хоромы ему возведем! Всяк пусть лепту несет — даже нищий с сумой… За усердье Георг вам отплатит потом Новым домом работным и новой тюрьмой! Накрывайте ж Вителлию[12] стол для пиров, Чтобы он обжирался, не лопнет пока! Чтоб в веках прославлял собутыльников рев Из Георгов — четвертого дурака! Стонут крепкие доски под бременем блюд, А кругом — разливанное море вина. И столетьями стонет Ирландии люд, Хлещет кровь, как хлестала и прежде она! Не один этот деспот страною хвалим! Одесную воссел его верный Сеян;[13] Это Кэстелри![14] Идолом станет другим Проклинаемый всеми подлец и тиран. Чем гордишься, Ирландия?! Лучше красней: Это ты породила такое дитя! Ты ж ликуешь, за гибель своих сыновей Славословьями гадине этой платя. Нет в нем мужества, чести, хоть проблеск один Был бы в темной душе, но и проблеска нет! Неужели и впрямь он Ирландии сын, На Ирландской земле появился на свет? О Ирландия! видно, пословица лжет, Будто гадов твоя не рождает земля: Вот гадюка, что кольца холодные вьет, Пригреваясь на жирной груди короля! Пей, пируй, подольщайся к имеющим власть, Много лет твои плечи сгибала беда, Но теперь еще ниже решилась ты пасть, Прославляя тиранов своих без стыда. Я свой голос за Вольность твою поднимал,[15] Мои руки готовы к суровой борьбе, Я всем сердцем не раз за тебя трепетал, Эрин, знай — мое сердце открыто тебе! Да, тебя я любил, хоть отчизной своей Край иной называл… Не померкла любовь! Патриотов твоих, твоих лучших людей, Я оплакивал прежде — не плачу я вновь. Пала ты, но покой твоим воинам дан: Не проснутся, позор искупившие твой, Шеридан[16] твой, и Кэрран, и славный Граттан, Вожаки отгремевших ораторских войн! Им в английской земле, под доской гробовой, Не слышна свистопляска дневных твоих злоб: Свежий дерн не раздавит тяжелой стопой Ни тиран, ни лобзающий цепи холоп! Я завидовал, Эрин, твоим храбрецам, Хоть в цепях был их остров и гений гоним; Я завидовал жарким ирландским сердцам, А теперь я завидую мертвым твоим! Я тебя презираю, ирландская чернь! Трепеща, пресмыкалась ты, множа грехи! Гнев мой правый способны развеять теперь Только слава Граттана да Мура[17] стихи!

Равенна. 16 сентября 1821

КОММЕНТАРИИ

Написана 16 сентября 1821 г., в связи с поездкой английского короля Георга IV в Ирландию. Впервые опубликована в Париже Т. Муром 19 сентября 1821 г.

Примечания

1

Аватара — в древнеиндийской мифологии воплощение божества в образе человека.

2

Курран (Кэррен), Джон Филпот (1750–1817) — ирландский общественный деятель, поэт и оратор, в своих выступлениях отстаивал независимость Ирландии.

3

Не зарыта Брауншвейга умершая дочь… — Каролина, дочь герцога Брауншвейгского, жена английского короля Георга IV, умерла 7 августа 1821 г. Ее прах еще не был предан земле, когда Геирг IV отправился в путешествие по Ирландии.

4