Ярослав Гашек

Урок закона божьего

Чудо св. Эвергарда

Отцы францисканцы в Бацкове далеко простирали свои святые загребущие руки. Из дальних деревень сюда тянулись крестьяне-словаки, чтобы пополнить щедрыми дарами монастырскую кухню и помолиться в церкви перед тусклым образом чудотворца Эвергарда. Святой этот для словаков весьма близок, ибо при жизни своей был королевским наместником, утеснял словаков и прочий мелкий народ и устраивал походы на негров, нумидийцев и других басурманов. После смерти воитель Эвергард был причислен к лику святых, ибо он:

1) не щадил живота и сил своих, дабы церковь святую огнем и мечом уберечь от ереси и безбожия;

2) для грешников, выхваченных им указанным надежным способом из пещи адовой, построил несколько монастырей;

3) изрядно ободрав басурманские земли, заложил во Франции пропасть церквей и богато одарил их из военной добычи;

4) преставился в 855 году от р.х.

И мужики регулярно приходили приложиться к образу св. Эвергарда. С незапамятных времен сюда тянулись паломники со всей округи и, помолясь перед чудотворным образом святого, оделяли смиренной лептой святой монастырь, И с незапамятных времен отцы францисканцы чтили образ св. Эвергарда, как источник всяческого благополучия, а мужички знай платили да кланялись, пока вдруг не случилась ужасная вещь: другой францисканский монастырь во Фриште потребовал образ назад.

Бацковский настоятель отец Парегориус мрачно глядел из окна своей кельи на зеленые кущи леса и перебирал в памяти все разнообразные венгерские ругательства, памятные ему еще со времени жизни в суетном свете, где святой отец был гусарским поручиком. Перед ним на столе лежало это распроклятое письмо фриштовского настоятеля, отца Данулиуса. Внизу по монастырскому саду жизнерадостно прогуливались монахи. Они беспечно беседовали, а брат садовник напевал развеселый чардаш – «Повеселимся мы от души». Братья еще ничего не знали о письме.

– Олухи! – выругался аббат, снова покосившись на письмо. – Ишь разрезвились. Закачу я вам внеочередной пост, сядете у меня на капусту...

Честно говоря, образ св. Эвергарда действительно принадлежал фриштовскому монастырю. Во времена королевы Марии-Терезы его спер оттуда монах Иеремия.

Брат Иеремия и тамошний настоятель отец Цезарь грешили в ту пору с маркитанткой гусарского полка, квартировавшего по соседству. После недолгих колебаний маркитантка полностью перенесла свой пыл на молодого брата Иеремию, а преосвященный получил отставку. За это он засадил Иеремию на хлеб и воду и наложил тяжкую епитимию: вызубрить наизусть толстый том сочинений епископа Кемпенского «Наставление к жизни благочестивой и праведной».

Искушенный в мерзостях брат Иеремия, не закончив даже первой главы, удрал ночью из монастыря, и вместе с ним исчез образ св. Эвергарда, который еще в те времена славился по всему краю. Кроме образа св. Эвергарда брат Иеремия захватил всю наличность из аббатовой шкатулки: 400 серебряных талеров. Образ он загнал в городе какому-то старьевщику, a сам навострил лыжи в Турцию, где принял ислам и, к чести его будь сказано, пленным христианам перед казнью никогда не отказывал в облегчении души святым причастием.

Образ св. Эвергарда немало помыкался по разным церквам. В то смутное время ему не приходилось долго задерживаться в одном месте. Мародеры, обиравшие церкви, продавали его из рук в руки, и, наконец, он достался графу Бартану де Шарон, который подарил его францисканцам в Бацкове. Такой подарок сердцам францисканцев был милее, чем целое угодье, ибо образ делал великую рекламу.

А теперь вот новый фриштовский настоятель пишет им:

«Вo имя бога великого и всеблагого.

Преосвященный отец! Не изволь гневаться, что пишу на тему о монастырской собственности нашей. В вашем братском монастыре пребывает образ св. Эвергарда, который, как явствует из записи св. архива, был дарован нашему монастырю в году 1715, при аббате Эмилиусе, и украден монахом Иеремией при аббате Цезаре в царствование ее величества Марии-Терезы.

Имущество церковное свято и неприкосновенно, и потому я надеюсь, что ты, высокочтимый отец и коллега, получив лично от меня доказательства правильности вышеизложенного, вернешь образ нашему монастырю.

Засим да хранит тебя бог. Данулиус, аббат ордена св. Франциска Ассизского во Фриште».

Ну кто, скажите, не лопнул бы с досады, получив такое мерзкое письмо?!

Отец Парегориус был мрачен целый день. Придирался, распекал проштрафившихся братьев, накладывал посты, покаяния и молитвы. Днем и ночью у него перед глазами стоял тусклый лик святого, этот образ, выцветший и туманный, на котором мало что можно было разобрать.

Монахи, без различия чина и святости, узнав мрачную новость, ходили подавленные и молились и пели, как автоматы. Еще бы – отнимают чудотворный образ! Образ, который так притягивает верующих. А ведь набожный люд хорошо платит. Доходы были изрядные. В стойлах полно скота, птичий двор кишит живностью. Монастырские угодья тянутся аж к Тематину. А сколько там зайцев, серн, куропаток и прочих тварей божьих, бегающих и прыгающих! Отцы-экономы умеют готовить из них десятки чудеснейших блюд...

И вот теперь образ возьмут другие монахи, и на чужой улице будет праздник. Паломники с гор не остановятся у них. Дальше, низиною они пойдут во Фришту...

«Суета сует и все суета. Суета отдаваться утехам плотским и забыть о том, что есть радость вечная». Так рассуждали монахи до поздней ночи и под конец сознались друг другу: «Да, но постом да молитвою сыт не будешь».

Эта истина их удручала. И, поглядывая на тучных поросят, кур и гусей, они вспоминали фриштовское письмо и подумывали о том, что ведь некоторые требования не выполняются.

И в один прекрасный день отец Парегориус хлопнул кулаком по столу, отменил все посты и велел заколоть полдюжины поросят. Наевшись до отвала и упившись церковным вином, он возвестил грозно:

– Так не отдам же св. Эвергарда! Пусть приезжает этот Данулиус.

Вскоре приехал аббат Данулиус из Фришты. Святые отцы сердечно обнялись, и началась обильная трапеза. Говорили на церковные темы. Отец Данулиус заявил, что точная высота вод при потопе составляла 17000 футов.

Отец Парегориус, разгоряченный вином, кричал, что нужно считаться с законами физики, ибо и они суть от господа бога.

Данулиус заявил, что бог сотворил мир из ничего наперекор всяким физикам.

Бывший гусарский служака Парегориус икнул и пробурчал, что сотворение мира явно шло походно-лагерным порядком: раз, два, три – и готово. «Честное слово, отче. А в общем пей, преосвященный, чего там!»

Они снова чокнулись, и до сих пор ни словечка о св. Эвергарде. Наконец, после долгого обеда фриштовский аббат отправился в покои хозяина и только там осторожно завёл речь про образ.

– Ну так вот что, отче, – отрезал разгоряченный вином Парегориус, – образ ты не получишь.

– Ан, получу, отче.

– Получишь не образ, а фигу.

– Преосвященный, я приехал за образом.

– Преосвященный, уедешь без него.

– Это хамство, образ – наш! – кричал возмущенный Данулиус.

– Веди себя приличнее, преосвященный, не то схватишь в ухо.

Отец Данулиус выскочил в коридор и завопил: «Лошадей!»

И через полчаса укатил домой.

На другой день, протрезвившись, он написал обстоятельную жалобу, где изложил историю образа и свои претензии на него. Приложил документы, в том числе дарственную грамоту графа Галла де Элемонте, и все это отправил в консисторию. Через месяц пришло заключение: требования Фриштовского монастыря правильны. Бацковский настоятель получил строжайший приказ выдать образ. В присутствии самого епископа образ св. Эвергарда был снят и с благоговением перенесен в бричку, где восседал торжествующий Данулиус.

Монахи плакали. Душераздирающее зрелище представлял собой отец-эконом. Его с трудом удержали от мученической кончины, которую он хотел добровольно принять под копытами лошадей, увозивших основу их процветания.

Подавленный отец Парегориус назначил трехдневный пост и всенощное бдение неделю напролет. Бушевал – аж страх, а вечером после скудной трапезы сказал монахам:

– Вот увидите, св. Эвергард сотворит еще чудо, от которого не поздоровится фриштовским блудникам!

Образ прибыл благополучно. Школьников вывели встречать его чуть ли не за 5 километров. Подъезжая к городу, тщеславный аббат сам взобрался на козлы, и в таком виде бричка въехала в ворота монастыря, разукрашенные гирляндами. Под малиновый перезвон колоколов образ св. Эвергарда был торжественно внесен в собор, к немалой радости монахов, которым уже надоело молитвами и воздержанием подготавливать себя к столь славному событию.

И вот образ помещен над алтарем, темный, неясный, как его исторические судьбы.

Аббат Данулиус устроил роскошную трапезу в честь св. Эвергарда и высокопоставленного гостя – епископа. После усердных возлияний во славу св. Эвергарда епископ сказал аббату: «Итак, св. Эвергард в новой обители. Не мешало бы ему подновиться по этому случаю. Велите его вымыть. Я вам дам адрес живописца, который прекрасно реставрирует иконы. Ваш Эвергард будет совсем, как новенький. Вот увидите».

И в монастырь был призван популярный реставратор икон, мастер Готхард из Вены. Перед образом поставили леса и натянули холст, чтобы живописец не упал.

– Ну как? – нетерпеливо вопрошал аббат.

– Завтра будет готово.

Назавтра, после обеда, мастер Готхард объявил, что образ протерт луком и выглядит, как новенький. Монахи с аббатом во главе направились взглянуть на обновленного святого. Сняли холщовую покрышку, живописец провел по образу губкой, смоченной в уксусе, и отец Данулиус с отчаянным криком отпрянул и грохнулся в обморок.