Ганс Христиан Андерсен

Новое платье короля

Давно-давно жил-был на свете король; он так любил наряжаться, что тратил на наряды все свои деньги, и смотры войск, театры, загородные прогулки занимали его только потому, что он мог тогда показаться в новом наряде. На каждый час дня у него был особый наряд, и как про других королей часто говорят: «Король в совете» — так про него говорили: «Король в гардеробной».

В столице короля жилось очень весело, каждый день почти приезжали иностранные гости, и вот раз явились двое обманщиков. Они выдали себя за ткачей, которые умеют изготовлять такую чудесную ткань, лучше которой ничего и представить себе нельзя: кроме необыкновенно красивого рисунка и красок она отличалась ещё чудным свойством делаться невидимой для всякого человека, который был «не на своём месте» или непроходимо глуп.

«Да, вот это так платье будет! — подумал король. — Тогда ведь я могу узнать, кто из моих сановников не на своём месте и кто умён, кто глуп. Пусть поскорее изготовят для меня такую ткань».

И он дал обманщикам большой задаток, чтобы они сейчас же принялись за дело.

Те поставили два ткацких станка и стали делать вид, что усердно работают, а у самих на станках ровно ничего не было. Нимало не стесняясь, они требовали для работы тончайшего шёлку и самого лучшего золота, всё это припрятывали в свои карманы и продолжали сидеть за пустыми станками с утра до поздней ночи.

«Хотелось бы мне посмотреть, как подвигается дело!» — думал король. Но тут он вспоминал о чудесном свойстве ткани, и ему становилось как-то не по себе. Конечно, ему нечего бояться за себя, но… всё-таки пусть бы сначала пошёл кто-нибудь другой! А молва о диковинной ткани облетела между тем весь город, и всякий горел желанием поскорее убедиться в глупости и негодности ближнего.

«Пошлю-ка я к ним своего честного старика министра, — подумал король, — уж он-то рассмотрит ткань: он умён и с честью занимает своё место».

И вот старик министр вошёл в покой, где сидели за пустыми станками обманщики.

«Господи помилуй! — думал министр, тараща глаза. — Я ведь ничего не вижу!»

Только он не сказал этого вслух.

Обманщики почтительно попросили его подойти поближе и сказать, как нравятся ему рисунок и краски. При этом они указывали на пустые станки, а бедный министр, как ни таращил глаза, всё-таки ничего не видел. Да и нечего было видеть.

«Ах ты Господи! — думал он. — Неужели же я глуп? Вот уж чего никогда-то не думал! Спаси Боже, если кто-нибудь узнает!.. Или, может быть, я не гожусь для своей должности?.. Нет, нет, никак нельзя признаться, что я не вижу ткани!»

— Что ж вы ничего не скажете нам? — спросил один из ткачей.

— О, это премило! — ответил старик министр, глядя сквозь очки. — Какой рисунок, какие краски! Да, да, я доложу королю, что мне чрезвычайно понравилась ваша работа!

— Рады стараться! — сказали обманщики и принялись расписывать, какой тут узор и сочетанье красок. Министр слушал очень внимательно, чтобы потом повторить всё это королю. Так он и сделал.

Теперь обманщики стали требовать ещё больше шёлку и золота, но они только набивали свои карманы, а на работу не пошло ни одной ниточки.

Потом король послал к ткачам другого сановника. С ним было то же, что и с первым. Уж он смотрел-смотрел, а всё ничего, кроме пустых станков, не высмотрел.

— Ну, как вам нравится? — спросили его обманщики, показывая ткань и объясняя узоры, которых не было.

«Я не глуп, — думал сановник, — значит, я не на своём месте? Вот тебе раз! Однако нельзя и виду подать!»

И он стал расхваливать ткань, которой не видел, восхищаясь чудесным рисунком и сочетанием красок.

— Премило, премило! — доложил он королю. Скоро весь город заговорил о восхитительной ткани.

Наконец король сам пожелал полюбоваться диковинкой, пока она ещё не снята со станка. С целою свитой избранных царедворцев и сановников, в числе которых находились и первые два, уже видевшие ткань, явился король к обманщикам, ткавшим изо всех сил на пустых станках.

— Magnifique!1 Не правда ли? — заговорили первые два сановника. — Не угодно ли полюбоваться? Какой рисунок… краски!

И они тыкали пальцами в пространство, воображая, что все остальные-то видят ткань.

«Что, что такое?! — подумал король. — Я ничего не вижу! Ведь это ужасно! Глуп, что ли, я? Или не гожусь в короли? Это было бы хуже всего!»

— О, да, очень, очень мило! — сказал наконец король. — Вполне заслуживает моего одобрения!

И он с довольным видом кивал головой, рассматривая пустые станки: он не хотел признаться, что ничего не видит. Свита короля глядела во все глаза, но видела не больше его самого; тем не менее все повторяли в один голос: «Очень, очень мило!» — и советовали королю сделать себе из этой ткани наряд для предстоящей торжественной процессии.

— Magnifique! Чудесно! Excellent!2 — только и слышалось со всех сторон; все были в таком восторге!

Король наградил каждого обманщика орденом и пожаловал их в придворные ткачи.

Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за работой и сожгли больше шестнадцати свечей — так они старались кончить к сроку новый наряд для короля. Они притворялись, что снимают ткань со станков, кроят её большими ножницами и потом шьют иголками без ниток.

Наконец они объявили:

— Готово!

Король в сопровождении свиты сам пришёл к ним одеваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:

— Вот панталоны, вот камзол, вот кафтан! Чудесный наряд! Лёгок, как паутина, и не почувствуешь его на теле! Но в этом-то вся и прелесть!

— Да, да! — говорили придворные, но они ничего не видали: нечего ведь было и видеть.

— Соблаговолите теперь раздеться и стать вот тут, перед большим зеркалом! — сказали королю обманщики. — Мы нарядим вас!

Король разделся, и обманщики принялись «наряжать» его: они делали вид, будто надевают на него одну часть одежды за другой и, наконец, прикрепляют что-то на плечах и на талии: это они «надевали» на него королевскую мантию! А король в это время поворачивался перед зеркалом во все стороны.

— Боже, как идёт! Как чудно сидит! — шептали в свите. — Какой рисунок, какие краски! Роскошный наряд!

— Балдахин ждёт! — доложил обер-церемониймейстер.

— Я готов! — сказал король. — Хорошо ли сидит платье?

И он ещё раз повернулся перед зеркалом: надо ведь было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд.

Камергеры, которые должны были нести шлейф королевской мантии, сделали вид, будто приподняли что-то с полу, и пошли за королём, вытягивая перед собой руки — они не смели и виду подать, что ничего не видят.

И вот король шествовал по улицам под роскошным балдахином, а в народе говорили:

— Ах, какой наряд! Какая роскошная мантия! Как чудно сидит! Ни единый человек не сознался, что ничего не видит: никто не хотел выдать себя за глупца или никуда не годного человека. Да, ни один наряд короля не вызывал ещё таких восторгов.

— Да ведь он же совсем голый! — закричал вдруг один маленький мальчик.

— Ах, послушайте-ка, что говорит невинный младенец! — сказал его отец, и все стали шёпотом передавать друг другу слова ребёнка.

— Да ведь он совсем голый! — закричал наконец, весь народ.

И королю стало жутко: ему казалось, что они правы, но надо же было довести церемонию до конца!

И он выступал под своим балдахином ещё величавее, а камергеры шли за ним, поддерживая шлейф, которого не было.

Примечания

1

Чудесно! (фр.)

2

Превосходно! (фр.)