Адольфо Биой Касарес

Послеполуденный отдых фавна[1]

Я говорил и повторяю снова, что видная любому разница в темпераменте между мужчиной и женщиной – это та, которую каждый обнаруживает в общении со своей женой, и, по большому счету, та, что существует между любыми двумя людьми.

– Не думаю, – произнес некто с сомнением в голосе.

– Человек живет в одиночестве и стремится к необычным встречам: вот все, что нам известно, – заключил другой.

– Верно, – ответил выражавший сомнение; теперь, с уверенной легкостью, он взял слово и целиком завладел беседой. Судите сами: вот что произошло со мной несколько лет назад зимой. Дела заставили меня задержаться на три-четыре дня в Тандиле.[2] Я сделал все необходимое в первый же день, но решил дождаться возвращения одного инженера из нашей фирмы, который отправился на Юг.[3]

Зима стояла довольно суровая, и за пределами постели никто не чувствовал себя в своей тарелке. Временем я располагал в изобилии и, как человек, не способный все время нежиться в кровати, решил прогуляться по самым живописным местам городка. Мороз, однако, сильно сократил мою прогулку и загнал меня в кино; оттуда через полчаса я поспешил обратно в отель. Там, в паузах между чаем и коньяком, я постоянно подходил к батарее – проверить, включено ли отопление. Невероятно, но оно было включено.

На следующий день – попытка убить время в баре закончилась самым жалким образом – я уже не выходил из гостиницы. Мне нравился этот «Палас-отель» с его белыми колоннами и пышными растениями: отделанный со вкусом, он напоминал, в уменьшенном виде, лучшие из отелей Belle йpoque.[4] Но кто не помнит стишок про птичку в золотой клетке? Моя же клетка была сделана из холода, нетерпения и скуки. Колесо времени остановилось. Я прочитал все газеты, пока не выучил их наизусть; сверх того – кусок объявления о какой-то уже состоявшейся распродаже, написанного прямо на стене, и приглашение клуба ротарианцев:[5] «Посетите Тандиль». Вот так я слонялся посреди дня, как страдающий бессонницей посреди ночи, и подумал наконец – вы не поверите, – что от этой страшной скуки нет иного средства, кроме интрижки с женщиной.

Но женщины не было. Я окинул взглядом тех, кто занимал соседние столики в ресторане: по большей части солидные дамы с хорошим аппетитом, окруженные детишками, – и затем провел бесконечно долгое время в холле с книгой в руках, наблюдая с несокрушимым терпением рыболова за дверью-вертушкой, за решетчатой клеткой лифта; но напрасно я ждал выигрыша от подобных лотерей. После этого меня посетила та любопытная истина, что красивые женщины не разгуливают по всей территории Республики, а собраны в двух или трех местах. Стоило вывести правило, как обнаружилось исключение. Ее не привез лифт; она не прошла через вертящуюся дверь. Словно посаженная рукой волшебника, она оказалась в кресле за моей спиной. Предчувствие, случайное ли движение Ольги, но я повернул голову – и увидел ее.

– Ты спал, – в ее голосе звучала теплота. – Можно было подумать, что ты кого-то ждешь, но я прошла мимо, и ты не проснулся.

Ольга очень красива. Все в ней привлекает: белокурые волосы, нежная кожа великолепного оттенка, благородство в чертах лица, необыкновенная прозрачность взгляда – в полной гармонии с ее открытой душой, не знающей ни злобы, ни самодовольства. Она – сама доброта, Я люблю таких людей: они – я постиг это далеко не сразу – и есть подлинный цвет высшего общества. Уверенность в том, что при общении с ними не получишь ни ударов, ни тычков, не так уж важна, – мы привыкли быть готовыми к любым неожиданностям, – но все же имеет свои достоинства.

– Что делаешь в Тандиле? – был ее первый вопрос. Вместо объяснения я спросил в свою очередь:

– А ты?

– Дожидаюсь мужа. Он уехал на ферму в Хуаресе.[6] Это займет целый день.

На моих губах появилась деланная – лучше сказать, глупая, – улыбка. До ее замужества между нами было что-то вроде любви. Ничего не случилось, я больше не встречал ее, но и не забыл. Я имею в виду, что при воспоминании об Ольге эта жуткого вида сотня килограммов человеческого мяса вздыхает. Возможно, читатель меня не поймет.

Она посмотрела мне прямо в глаза, свободно и открыто, как умеют только женщины. Отведя взгляд, я начал объяснять:

– При таком холоде чувствуешь себя не в своей тарелке… – И, после некоторого колебания, добавил: – Везде.

– Холод? Здесь, в отеле?

– Во всем мире, – ответил я с полной искренностью. – Может, закажем коньяк, а еще лучше – горячий чай?

– Возьмем по коньяку.

Мы отправились в бар. Выпивая первую рюмку, я заметил – или мне показалось, – что ее глаза не раз искали встречи с моими. Я решился на сравнительно безопасный вопрос:

– Как жизнь?

Жизнь жестока ко всем, почти ко всем. Ольгин ответ меня поэтому поразил:

– Слишком хорошо.

Просто жизнь и супружеская жизнь – зачастую разные вещи, и я задал следующий вопрос, срабатывающий всегда – исключая мелочных людей с раздутым самолюбием:

– А как у тебя с мужем?

– С мужем? А что ты думаешь?

– Ясно, ясно. Сердце меня не обмануло.

Она перебила меня, и вовремя:

– Он необыкновенный человек. Хорошо бы вам познакомиться.

– Это моя мечта, – лицемерно заверил я.

– Со стыдом признаюсь: он меня обожает. Я этого не заслужила.

– Не заслужила, – повторил я безнадежно.

Я вдруг почувствовал себя лишним, подобно врачу перед пациентом в добром здравии, испытав желание удалиться как можно скорее. Ольга – также необыкновенная женщина – поняла, что творилось в моей душе.

– Извини. Нет ничего хуже, чем превозносить одного мужчину в присутствии другого. Они становятся соперниками, и тогда даже бык обнаружил бы больше понимания. Но послушай, мы-то с тобой можем отбросить условности и поговорить откровенно. Мне это так нужно.

Последние слова обезоружили меня. Я оказался в совершенной власти Ольги, готовый на все ради нее, – и сказал ей об этом. Беря меня за руку – нет, до этого не дошло, но сам жест так отвечал бы моменту, – и глядя мне в глаза, она произнесла чуть слышно:

– Спасибо. – И затем два неожиданных слова: – Я несчастна.

Мне потребовалось собраться с духом, чтобы рискнуть:

– Ты не любишь мужа.

– Люблю всем сердцем.

– А он? Ты же сказала, что и он тебя любит?

– Конечно.

– И что же?

– Как так «и что же»? Именно поэтому! Ты не понимаешь?

– Не понимаю, – начал раздражаться я.

Будто меня не было рядом, будто разговаривая сама с собой, она сообщила:

– Я ведь дала ему доказательство своих чувств.

И вдруг я припомнил. Ольга сказала правду. История с долгом чести – как я мог забыть? Мы проходим по жизни одиноко, другие для нас едва существуют… Ольга была влюблена в меня, затем появился этот тип – и я постарался стереть ее из памяти. Я думал, что воспоминания будут преследовать меня, но скоро начисто забыл об этом. То ли из-за того, что Ольга действительно доказала свою любовь к мужу; то ли из-за того, что все вообще забывается. Муж прежде был неизлечимым игроком. (Кажется, с тех пор Ольга его излечила своими нежными, но уверенными руками.) Однажды ночью он проиграл больше, чем у него было; а так как вне долгов чести никакой чести он не знал, то наутро пожелал все заплатить. Ольга никогда не отличалась особым великодушием – здесь она походила на большинство женщин, – но пожертвовала для мужа немалой долей своего состояния. Свидетельство настоящей любви: Ольга не верила в подобные долги, но твердо верила в деньги.

Она заказала еще рюмку. С какой быстротой женщины пьют и курят! Официант отошел, и Ольга произнесла с грустью:

– Я его недостойна.

– Твоего мужа?

Я приподнялся в поисках зеркала; оно оказалось слишком большим, поэтому я просто указал на него Ольге, воскликнув вполголоса:

– Посмотри сюда!

Улыбка. Еще прекрасней была она с улыбкой на лице. Серьезным тоном она продолжила:

– Я его недостойна. Ты знаешь жизнь и должен понять. Я хочу сказать, что потеряла свое достоинство.

Я стал уверять ее, что понимаю, но недостаточно для того, чтобы ей помочь, и что она, конечно же, не верит в помощь друзей или кого бы то ни было. Не из-за недостатка желания: из-за одиночества каждого человека. По-моему, я оправдываюсь? Наконец она поведала мне историю – довольно неприглядную – ее падения. Однажды вечером она очутилась – от меня ускользнуло, как именно, – неизвестно где, наедине с донельзя грубым, отвратительным мужчиной….

– Человек, способный оттолкнуть любую женщину одной своей внешностью. Кажется, торговец мехом. Ничего не имею против торговцев мехом. Но представь себе: толстый, с белесыми волосами, на голове лысина, потное лицо, очки в золотой оправе. И вдруг я оказалась в его объятиях. Просто так получилось, вот и все.

– Ты видела его после этого?

– Как ты думаешь? Никогда. Но если бы и видела, неважно. Говорю тебе, его нет.

– Значит, нет и твоего кошмарного падения.

Я пустился в рассуждения о том, что все случившееся будет правильно рассматривать как сновидение, а значит, ему нельзя приписывать никакой реальности.

– Это слишком легко, – возразила она.

– Может ли миг внезапного головокружения поколебать твою любовь, незыблемую как скала? И затем, – продолжал я, – близится время, когда общество, люди пересмотрят понятие измены. Измена! Что за устрашающее слово! Скоро самые изощренные любовные истории станут нечитаемыми, настолько они покажутся смехотворными. Никто не поймет той серьезности, с которой мы относились к изменам. В ней увидят только навязчивую идею писателей нашего времени, – как навязчивая идея женской чести, сосредоточенной в одном месте, занимала умы классиков. Не будем придавать значения вещам, которые того не стоят. Любовь не в этом. Она – не игра и не развлечение. Если мы хотим знать правду…