Глазков Юрий

Мудрый

Юрий Глазков

МУДРЫЙ

Степняки опять загнали могутов в леса. Стычка была кровавой, много воинов лежало на снегу, ставшем похожим на пурпурное одеяло. Могуты пленили двух степняков, а своих потеряли с десяток.

Перед сражением мастера-оружейники показали князю могутов Гору новую выдумку - к стрелам приделывали перья, и они летели намного точнее, не кувыркаясь на излете. Уповали на них. Но предательство и корысть уже бродили среди лесов и полей. Степняки ударили такими же стрелами. Надежды на победу не было, князь увел своих людей. Сидели в лесу тихо, хоть и морозно было, но печей не топили - дым степняки увидят. За ослушание - голова с плеч, князь на расправу был скор.

- Князь, к тебе мастер идет, сказывает, что споро с тобой говорить надо, - доложил воевода.

- Пусть войдет, - разрешил князь.

Вошел белокурый рослый мужик. Лоб его был высок, глаза умны, руки натруженные, работные.

- Говори, - приказал князь.

- Государь, других убери, - только тебе скажу, - смело глядя на князя, произнес мастер.

- Всем вон, - зыкнул князь, - кроме отца духовного, он наша вера и посредник божий, от него секретов нету. - Все бросились из избы.

- Князь, пойдем в лес, покажу, - веско сказал невозмутимый мастер, - степным шельмам теперь конец придет.

Не мешкая, князь и отец духовный двинулись по сугробам в чащу леса.

- Смотреть, князь, отсюда способнее, дальше не ходи. Вон ту опушку леса зри внимательно. Я сейчас, не заморожу. Крикну, а покуда отдыхай, княже.

Поклонившись, мастер скрылся в ельнике. Духовный отец на всякий случай перекрестился и осенил крестом князя.

- Будь начеку, - послышалось из лесу.

Князь и духовный отец впились глазами в опушку. Вдруг над опушкой, как пчелиный рой, пронеслись десятки быстрых стрел и повтыкались в снег, как тростник на болоте.

- Не возьму в толк, чего тут хитрого, схоронил лучников дюже скрытно, числом много, ну и что? - заворчал князь, промерзая на холоде.

- Не спеши гневаться, князь, давай дождемся мастера, тогда и учини ему допрос, пусть обскажет, что к чему, растолкует, - посоветовал духовный отец.

Пришел мастер, поклонился и так и остался склоненный перед бородатыми повелителями.

- Сколько стрелков учинили стрельбу единовременную, где ты их попрятал, иль какое мудреное свойство имеет твое оружие, для нас не приметное? - строго спросил князь.

- Один всего и был стрелок-то, я только и стрелял, княже, - еще ниже сгибая спину, ответил мастер.

- Как один? - подпрыгнул князь. - Врешь, покажи.

Устройство было нехитрым, пучок стрел сразу вырывался из пустотелого кедрача и веером рассыпался в воздухе. Одни стрелы летели дальше, другие - ближе. Большую площадь утыкали стрелы.

Князь уже видел мчавшихся степняков, храпящих, оскаленных коней; конница мчалась, как черный саван смерти, и летящий им навстречу рой убийственных стрел, выпущенных из нового оружия. Степняки слетали с коней с пронзенной грудью и, как вороны на вспаханном поле, вертелись на красной земле.

Князь был доволен и горд своим умельцем.

Бросив золотой мастеру, князь задумчиво двинулся к себе в избу.

- Что скажешь, святая церковь? - обратился он к отцу духовному.

- Страшное оружие, сотни сразу убиенных. Ты прогонишь степных разбойников, завоюешь все вокруг, но оружие богопротивное, один на один борьба нам, славянам, милее и честнее - вот мой сказ, государь.

Князь шел, взвешивая виденное и обдумывая услышанное. Воевода встречал их у порога.

- За ночь помост сбей, плаху поставь, разбойников рубить будем, сказал князь. Духовный отец перекрестился.

- И то дело, пусть люди видят беспомощность врага, кровь его, страх, а то болтают злые языки о силе и непобедимости степняков, язык бы им вырвать.

Всю ночь князь ворочался, кряхтел, сны его мучили... сотни убиенных людей, и степняков и могутов, вдовы плачут, дети мрут.

Утром учинили скорую казнь. Разбойничьи головы катились с открытыми, полными ненависти и дикой злобы глазами.

Сделав свое дело, палач подошел к князю и склонился перед ним, ожидая поощрения или строгого слова.

Князь думал, потом резко встал и выкрикнул:

- И его, живо!

Перст с золотым кольцом и блестящим бриллиантом, словно луч, уперся в грудь мастеру. Голова мастера скатилась к головам разбойничьим, в глазах были слезы и удивление.

Духовный отец был изумлен, но не вступился за мастера, время было военное, спорить с князем было опасно. Народ в страхе разбежался. Шепот полз от избы к избе: князь-де ума лишился, мастера лучшего, умнейшего обезглавил.

Духовный отец заперся в келье и взывал к богу. Монахи стояли смиренно, дожидаясь решения. Дверь отворилась. Духовный отец крикнул монахам:

- Летописца ко мне, скоро.

Летописец прибежал, бухнулся на колени, целуя рясу.

- Чем кончил ты последние слова книги нашей истории? - спросил духовный отец.

- Описанием казни, святой отец.

- Какое слово начертал ты последним перед тем, как поставить точку дня того?

- Имя государя, святой отец.

- Допиши еще одно.

- Каково, отец?

- Мудрый.

- Исполню, отец.

Церковники в полном собрании пришли к князю.

- Государь, - обратился святой отец, - святое собрание решило имя твое дописать. Отныне ты не просто Гор, а Гор Мудрый, - и добавил: За то утро, государь.

- Мудрый, - усмехнулся князь, вспомнив стрелы с пером, летевшие от степняков, - теперь я за свой народ спокоен.

Затрубили трубы, застонали рожки... в поле появились всадники. Опять пришла степь, надо браться за луки, каждый за свой.